Абхазский просветитель, революционер, писатель
Н. П. Лакоба, Самсон Чанба, «Алашара», Сухуми, 1972, 165 стр.
В каждой литературе, особенно в период ее становления, есть писатели, которые как будто задались целью объять все сферы духовного творчества, культуры нации. В абхазской литературе таким всеобъемлющим гением был Дмитрий Гулиа, первый писатель-просветитель. Его последователь и соратник Самсон Чанба начал, как и он, с практики народного учителя. Но это была уже другая историческая эпоха, эпоха революционная, и он стал также политическим деятелем. Трудно даже перечислить все сферы государственной и партийной работы Самсона Чанба. Он был первым наркомом просвещения, одним из первых президентов республики, первым секретарем Союза писателей, первым президентом Научного центра и т. д.
И совершенно правильно поступила автор монографии, уделив большое внимание биографии Чанба. Потому что перед нами – новый тип писателя, новый тип деятеля национальной культуры, продолжившего традиции Дмитрия Гулиа и развившего их в новых исторических условиях.
Самсон Чанба был делегирован на похороны В. И. Ленина, сопровождал его прах из Горок в Москву, он находился в столице все эти памятные трагические дни прощания с вождем, – и это не могло не отразиться не только на его творчестве, но и на его нравственном, человеческом, идейном опыте. Чанба был близок и сотрудничал с М. Горьким, Барбюсом, академиком Н. Я. Марром, совместно с которым издал «Абхазские сказки».
Дело не только в широте деятельности Чанба, дело и в том, что такая деятельность писателя создавала новый тип активной, творческой личности, а это было чрезвычайно существенно в условиях развития молодой литературы и нового национального сознания.
Конечно, непосредственное общественное служение стало нормой для советского писателя, но весьма характерно и многозначительно, что в молодых литературах писатель становится политическим, государственным деятелем, здесь «слово» и «дело» предстают в непосредственном единстве.
Н. Лакоба проделала кропотливую и трудную работу, подняв документы многих архивов, чтобы восстановить с возможной полнотой творческий и человеческий облик С. Чанба. Это было тем более необходимо, что личный архив писателя не сохранился.
Монография построена по жанровому принципу. Отдельно рассмотрены поэзия, проза, драматургия С. Чанба. Автор уделяет внимание и вопросам поэтики и стихосложения.
Правильно охарактеризована поэма «Дева гор» как произведение романтического плана, опирающееся на традиции устно-поэтического творчества. Романтический пафос рождает символику, раскрывающую реальное содержание, самый дух революционной действительности. Аллегорические стихотворения в прозе «Могучее дерево с алым цветом», «Апхярца» и другие также близко стоят к этой романтической традиции, хотя, как правильно отмечает исследователь, более соотносимы с ранним Горьким.
Поэзия С. Чанба 20-х годов, показывает автор книги, с одной стороны, опирается на традиции устно-поэтического творчества, с другой – развивает современные формы поэтического мышления, связанные с именем раннего Горького, с советской революционной поэзией.
С. Чанба вошел в историю абхазской литературы прежде всего как родоначальник национальной драматургии и прозы. Но и здесь проблема романтизма и его соотношение с реализмом является центральной, ключевой проблемой. Это показывает анализ исторической драмы «Амхаджир» (1919), которая посвящена трагическому событию в истории абхазского народа – переселению абхазцев после русско-турецкой войны 1877- 1878 годов в Турцию.
Может возникнуть вопрос, почему писатель, стоящий на самых передовых позициях в классовых битвах 1917 – 1920 годов, предпочел исторический, а не остросовременный сюжет. Дело здесь, видимо, в специфике национальной общественной жизни и в художественных возможностях молодой литературы.
Сюжет из недавнего прошлого абхазского народа позволял ставить на историческом материале проблемы чрезвычайно актуальные, современные. Это, как отмечает Н. Лакоба, прежде всего отношение к местным феодалам, взаимосвязи которых с крестьянами имели свою специфику, скрывающую, маскирующую социальную природу этих отношений, но тем более нуждающуюся в классовой интерпретации. Это, во-вторых, отношение к царизму и к России, разграничение этих представлений, что было весьма существенно в бывших колониальных окраинах империи. Это, наконец, отношение к исламу, к турецкой агитации, использовавшей религиозный фанатизм, чувство недоверия к царским чиновникам, социальные антагонизмы для далеко идущих целей пантюркизма.
Все эти проблемы, еще более проявленные революционной эпохой, существовали в 1917 – 1920 годах. С. Чанба решает их с точки зрения демократического, прогрессивного, революционного сознания. Абхазская литература не имела опыта реалистического социального романа. И для того, чтобы художественно объять эту противоречивую, сложную проблематику, писатель «прибегает» к помощи романтизма и романтического героя. Главный герой драмы «Амхаджир» – Батал – в отличие от всех других общественных групп, выведенных в произведении С. Чанба, лишен жизненной «прикрепленности», это благородный герой типа шиллеровского Моора, олицетворение «свободы» вообще.
Драматург реалистически и остросовременно решает проблематику исторического сюжета. И совершенно права Н. Лакоба, когда она видит специфику произведения именно в этом сочетании романтических и реалистических тенденций, подчеркивая реалистическое решение проблемы народа и народного идеала в драме С. Чанба. Действительно, любовная линия решена в драме в романтическом ключе, а образы крестьян даны реалистически.
В этой связи Н. Лакоба правильно замечает, что «Чанба осветил исторический процесс не посредством изображения судеб лишь отдельных личностей, а обобщенным показом трагического явления эпохи». Чтобы отчетливее выявить свою мысль, автор книги проводит сравнение драмы С. Чанба с «Элисо» А. Казбеги и показывает то новое, что привнес абхазский писатель новейшего периода в трактовку этой драматической коллизии.
Когда от драмы «Амхаджир» автор переходит к анализу пьес С. Чанба о революции, связь этих произведений с романтической условностью, аллегоричностью, символикой становится еще более явной. Свою пьесу «Апсны-Ханым» (1923) С. Чанба рекомендовал ставить не в плане бытовой драмы, а в плане чистой театральности, зрелищности, с элементами декламационности. Сатирическая, фарсовая публицистика пьесы «Случай из прошлого» (1929) и агитзрелища «Бог Саваоф» (1930) приближала драматургические поиски С. Чанба к «Мистерии-буфф» Маяковского и к «Капказтамаша» Чаренца.
Здесь царствует политическая сатира, зрелищность, условность, которые мы знаем по практике революционного театра в Россия, Германии, Польше.
Сатира С. Чанба развивает формы реалистической драмы, средствами которой он боролся с пережитками прошлого в сознании людей, – об этом ярко свидетельствует пьеса «Пьяный оплакивал покойников».
Анализ драматургии С. Чанба дает автору книги хорошую основу для исследования реалистической повести «Сейдык», посвященной коллективизации в абхазской деревне.
Главным героем повести является кулак Сейдык. Почему писатель в центр произведения поставил отрицательного героя? Н. Лакоба правильно отвечает на этот вопрос: писатель не мог опереться на развитые традиции реалистического повествования в национальной литературе и обратился к персонажу, за которым стоял традиционный, устоявшийся, привычный мир, с которым можно было совладать даже первичными формами реалистического повествования. С. Чанба, реалистически правдиво воссоздавая этот прошлый, косный мир и быт, показывал, как он рушится в новых условиях, и тем самым высветлял тенденции исторического развития, неизбежность прихода новых социальных сил, новых героев жизни.
Повесть «Сейдык» достойно венчает творческий путь С. Чанба. Хотелось бы, однако, видеть в анализе этого произведения большую проблемность, художественную соотнесенность с аналогичными явлениями советской многонациональной литературы.
Книга Н. Лакобы «Самсон Чанба» раскрывает творческий путь одного из замечательных деятелей национальной культуры, но следовало бы проследить и общетипологические закономерности. Полнота фактического материала, детальность анализа являются положительной стороной рецензируемой работы. Однако хотелось бы, чтобы автор монографии больше внимания уделил теоретическим выводам, которые напрашиваются в результате конкретного анализа и соотнесенности с опытом и аналогичными фактами многонациональной советской литературы.