А. С. Пушкин и православие: Сборник статей о творчестве А. С. Пушкина

В храме Христа Спасителя проводилось торжественное мероприятие, увенчанное концертом. Публике, допущенной в храм по билетам, выдавались подарки: пакет с книгами, среди которых весомый том «Пушкин и православие». На обложке тропининский портрет в мареве золотых куполов.

Этот сборник статей ранее издавался дважды десятитысячными тиражами, но в уменьшенном составе авторов. Во вновь переизданном костяк остался тот же, а вместе с ним сохранился и еще более усилился религиозный пафос, по существу идеологический. Добавились и всякого рода неточности. Перекочевало из предыдущих изданий стихотворение, Пушкину не принадлежащее.

Составитель В. Алексеев – доктор философских наук, профессор – оповещает в предисловии, что читателю предстоит участвовать в битве за Пушкина, которая «ведется, наверное, еще со времен жизни поэта» (с. 3). В сборнике битва ведется фронтально: клирики, писатели, филологи утверждают в Пушкине столп православия, оплот монархии и народности. Последняя чаще понимается в узко-национальном духе. «Пушкин дает нам наслаждение и утешение, что мы русские» (с. 4), – цитирует составитель митрополита Антония Храповицкого и далее многообещающе предупреждает, что битва не завершена: «Тема Пушкин и патриотизм, как и православность (неологизм? – А. З.) поэта также ждет своих исследователей, и их ожидает на этом пути множество приятных открытий» (с. 8).

Мало кто сомневается сегодня в христианстве Пушкина как основе его жизни и мировоззрения. Об этом догадывался и советский читатель, без предубеждения знакомый с его творчеством. Однако ревнители этнической религиозности всегда стремились, а сегодня с небывалой воинственностью, застолбить в христианстве свою территорию и перетащить туда все русское культурное наследие.

Каждая эпоха примеряет Пушкина на себя. В тридцатых годах минувшего столетия он был объявлен провозвестником коммунистических идеалов. В. Кирпотин неопровержимо «доказал» это в своей книге «Наследие Пушкина и коммунизм». Как ни странно, его доказательства по стилю и фразеологии схожи с большинством аргументаций рецензируемого сборника.

Постсоветская пропаганда в поисках национальной идеи ухватилась за православие, подменяя подлинные ценности идеологическим суррогатом. Адепты православной идеологии препарируют Пушкина на свой вкус и лад. На поле битвы выставлена тяжелая артиллерия – статьи давно умерших первоиерархов Зарубежной церкви, отличавшихся крайне националистической позицией. Митрополит Анастасий Грибановский (1873 – 1965) писал о Пушкине: «В нем сквозило сияние нашей православной культуры… Наш поэт излучал из себя ее аромат, как цветок, посылающий свое благоухание к небу» (с. 156).

Обладая подобным вкусовым восприятием, немудрено увидеть в беспомощных виршах («Отец людей, Отец Небесный», с. 129) пушкинскую руку. Странно, что и составитель не усомнился. Этот же автор утверждает, что «нравственный урок, данный (Пушкиным. – А. З.) на краю могилы, быть может, превосходит все, что оставлено им в назидание потомству в его бессмертных творениях» (с. 166). Подобная точка зрения отводит искусству второстепенную роль «внешнего делания», снижает абсолютную ценность творчества, завещанного человеку Творцом.

Другой митрополит – Антоний Храповицкий (1863 – 1936) стихотворению «В начале жизни школу помню я» навязывает фантастическую аллегорию. Поэт якобы изобразил противостояние Святой Руси и Западной Европы, два идола которой – гордость и сладострастие – соблазняют «общество подростков-школьников» (с. 13) то есть «русское интеллигентное юношество» (с. 13). Свое толкование он считает бесспорным, ссылаясь на то, что «искренние профессоры и некоторые молодые писатели» (с.