Август — самый жаркий месяц и для всей редакции журнала «Вопросы литературы». Хочется лежать, как Обломов, и кричать: «Захар, сделай подборку лучших статей о Гончарове», но, увы, у Захара отпуск, и мы сделали все сами. В нашей подборке и гетевские аллюзии, и диалог Гончарова со Скрибом, и карамзинский код, а также анти-Фауст, Анри Труайя, столбовой дворянин, декабристы, долгий приятный сон и Тургенев, обвиненный в плагиате. Наши авторы: Светлана Казакова, Золтан Хайнади, Мария Елиферова, Сергей Кормилов, Лия Розенблюм, Владимир Кантор.
Три Вертера над обрывом. Гетевские аллюзии в романе Гончарова
Статья Светланы Казаковой выявляет аллюзии Гончарова к роману Гете «Страдания юного Вертера». Черты гетевского персонажа прослеживаются в образах Райского, Волохова, Ватутина. Аллюзия используется как импульс к гипотезе о сверхзадаче романа «Обрыв»: юкстапозиции творческих принципов Райского-писателя и самого Гончарова.
Обыкновенный случай: «диалог» Гончарова со Скрибом
Статья Светланы Казаковой предлагает новую интерпретацию романа
Гончарова «Обыкновенная история». Эпилог романа трактуется не как перерождение героев, а как раскрытие их подлинной сущности. Сопоставление с творческим методом Эжена Скриба помогает выявить особый прием Гончарова, названный в статье нарративной иронией.
Обломов как анти-Фауст
На первый взгляд, ничего родственного в именах, обозначенных в заглавии, не обнаруживается — скорее, видна их совершенная противоположность. И все же, если досконально сопоставить два произведения, то можно увидеть, какие метаморфозы претерпевает образ Фауста в русском романе, когда Гончаров находит и создает в противоположность архетипу Гете портрет русского анти-Фауста. Если принять во внимание, что анти- в греческом языке имеет значение «вместо», а не только «против», то утверждение закономерно. Это основа для их сопоставления.
О русском анти-Фаусте рассуждает Золтан Хайнади.
«Карамзинский код» в романе И. Гончарова «Обыкновенная история»
В статье Светланы Казаковой проводятся параллели между романом «Обыкновенная история» и повестями Н. Карамзина, в том числе сопоставляются поведенческие модели персонажей И. Гончарова и сентиментальных героев. Этот подход выявляет новые оттенки в характеристике действующих лиц «Обыкновенной истории», уточняет проблематику и композиционный замысел произведения. Предлагаемая трактовка снимает литературоведческую проблему так называемой «неподготовленности» финала романа.
Анри Труайя. «Мильон терзаний» Ивана Александровича Гончарова
Эссе Труайя написано не для глубоких знатоков творчества Гончарова, а для широкого круга читателей. Адресат этой книги во Франции представляется достаточно легко — средний начитанный француз, у которого есть вкус к литературе и который интересуется русской культурой. Он что-то слышал о Гончарове из предисловий к переводным изданиям Толстого и Достоевского, и книга Труайя является для него удобным подспорьем, позволяющим в сжатом виде получить нужную информацию.
Рецензировала книгу Анри Труайя Мария Елиферова.
Столбовой дворянин и знаки социального престижа: чины, ордена, титулы в «Обломове» И. Гончарова
В «Обломове» бросается в глаза, что крепостной Захар, который про себя вечно ворчит на своего барина, может среди чужих слуг сочинять о нем всякую небывальщину и не прочь прикарманить мелочь со сдачи из господских расходов, все же предан Обломову не меньше, чем пушкинский Савельич Гриневу, и тем же чужим слугам, смеющимся над ним, грозит своим барином как высшим авторитетом. Правда, Илья Ильич делает Захару выговоры за одно его сопоставление с «другими», но Захар и сам выделяет своего барина буквально из всех.
О знаках социального престижа писал Сергей Кормилов.
«Необыкновенная история». Душевная драма Гончарова в свете психологических открытий Достоевского
Автобиографическая проза Гончарова «Необыкновенная история» очень мало привлекала внимание как литературное произведение и преимущественно рассматривалась как человеческий документ. Со времени первого появления в печати «Необыкновенной истории» в 1924 году и до сих пор исследователей интересовал вопрос, который подсказан самим содержанием исповеди Гончарова: имел ли писатель основания обвинять Тургенева в плагиате?
Статья Лии Розенблюм.
Творчество И. А. Гончарова в западногерманской критике
Вышедший в 1989 году в Западной Германии сборник статей, посвященных творчеству русского писателя И. Гончарова, объединяет исследования ученых многих стран и решает по меньшей мере две одинаково непростые задачи. Во-первых, изменить отношение немецкого читателя к Гончарову, у которого, в отличие, например, от англоязычного, присутствовал оттенок пренебрежения, на протяжении вот уже более ста лет (за исключением временного повышения интереса в 70-е годы XX века) характеризующий восприятие русского писателя в немецкой среде. Во-вторых, попытаться «преодолеть» крайности в суждениях и оценках творчества русского классика, присущие западноевропейскому литературоведению последнего времени. Отчасти сложившееся положение обусловлено и недостаточностью самих исследований.
В то время как о Гоголе и Пушкине, Толстом и Достоевском, Тургеневе и Чехове написано множество работ, исследования о Гончарове можно пересчитать по пальцам, да и в основном они относятся к 1943–1968 годам.
Рецензия В. Сорокиной.
И. А. Гончаров и декабристы
Исследователи жизни и творчества Гончарова и историки декабризма как-то прошли мимо вопроса «декабристы и Гончаров». Факт знакомства романиста с выдающимися представителями декабристского движения, вопрос о значении «декабризма» в творчестве и мировоззрении великого художника не вызвали ни специальных сообщений, ни даже развернутого комментария, в коем некоторые вехи писательской биографии были бы выстроены в один логический ряд.
«Декабризм» оказал определенное влияние на взгляды Гончарова, на то, что в течение ряда лет выходило из-под его пера. Автор «Обломова» был знаком с декабристами С. Г. Волконским, И. В. Поджио, С. П. Трубецким, И. Д. Якушкиным, наблюдал их, беседовал с ними, познакомился с женами узников Сибири, дружил с их детьми, был близок к декабристскому окружению. О личном общении с деятелями 1825 года Гончаров решился поведать лишь на закате жизни в предсмертной публикации (очерк «По Восточной Сибири» в журнале «Русское обозрение», 1891, № 1). Но рассказанное писателем отнюдь не исчерпывало всего комплекса отношений к «декабризму», значения декабристского фактора в его мировоззрении и творчестве.
Статья Н. Рабкиной.
Долгий навык к сну. Размышление о романе
И. А. Гончарова «Обломов»
«Обломов» – из тех русских романов, к которым постоянно обращается мысль: не только для литературоведческих штудий, но прежде всего для того, чтобы понять принципы и особенности развития отечественной культуры. Трагически недооцененный в свое время, понятый как бытописатель, генетически связанный с «натуральной школой», Гончаров сегодня читается как актуальный классик мировой литературы. Как и Достоевский, он, по выражению современника, «попробовал свой литературный талант» на рубеже 1830–1840-х годов, еще до рождения «натуральной школы», когда сильнее всего умы занимала романтически осмысленная литература античности и Возрождения. Гончаров называет следующие имена, бывшие на слуху у его поколения, особенно университетских воспитанников: Гомер, Вергилий, Тацит, Данте, Сервантес, Шекспир, добавляя, что сам он «много переводил из Шиллера, Гете (прозаические сочинения), также из Винкельмана…». Преподавал ему историю древних и западных литератур молодой еще С. Шевырев, фанатичный поклонник Данте. «Как благодарны мы были ему, – вспоминал в старости писатель, – за этот бесконечный ряд, как будто галерей обширного музея – ряд произведений старых и новых литератур, выставленных им перед нами с тщательною подготовкою, с тонкой и глубокой критической оценкой их!» Иными словами, в самый восприимчивый для человека период Гончаровым были усвоены основные линии развития мирового художественного духа. Такова была школа. И пройдя через искус современного ему направления «физиологического очерка», он, как и Достоевский, сохранил основные ориентиры своей молодости.
Статья Владимира Кантора.