Сначала было «жилисто и тряско», и оно чуть было не испортило все на корню. Всего лишь потому, что мыслегка отвыкли от барочной творческой манеры Сергея Шаргунова. В начале нулевых эта манера отваживала одних, заставляла усмехаться других, а третьих — искать черты «реабилитации пафоса» в новом литературном поколении. История «нового назначения», рассказанная совершенно по-шаргуновски — слегка безумно, мило-самовлюбленно и взахлеб, — чуть не потопила все смыслы.
Сергей Шаргунов возглавил литературный журнал «Юность». Уже само то, как это произошло, достойно изучения (на фоне того, что после четвертьвековых флегматичных разговоров о скорой смерти толстых журналов этот механизм вдруг начал и взаправду сыпаться: «Октябрь», «Арион», вы куда?). Но главное, разумеется, то, что Сергей собрался с этим журналом делать, потому что его планы — если сбудутся и если я правильно считал их в уклончивости общих слов о «русском «Нью-Йоркере»«, — обещают большую встряску упомянутому механизму. Однако на первый план, потеснив живого Шаргунова, вдруг вышел мертвый Катаев, и это история еще и о том, как любая чудинка способна подмять под себя смыслы в эпоху диктата развлекательного чтения.
Шаргунов рассказал в интервью, что «приглашению на царство» предшествовал сон, когда под потолком редакции, давно не знающей ремонта (так можно понять детальное описание серых советских плафонов), к лирическому герою подплыл Катаев-призрак и «жилисто и тряско» жал ему руку. (Вряд ли здесь надо пояснять, что Валентин Катаев был создателем и первым редактором журнала, а его биографию, вышедшую в ЖЗЛ в 2016 году, написал Сергей Шаргунов.) Чему удивляться, что публикация об этой «кадровой перестановке» в самой массовой российской газете называлась «Жилисто и тряско: умерший редактор назначил себе преемника через вещий сон«. Причем дальше эта дурная инерция раскручивалась, и в новых интервью, посвященных будущему «Юности», Сергея неизменно спрашивали, главным образом, про сон, и он неизменно на это велся.
На второй план ушли действительно важные вопросы: как произошло приглашение «варяга» (Сергей не был членом редколлегии и автором журнала) и что будет дальше? За первым вопросом в тусовке последовало ерничанье, а не «пригласят» ли, например, Захара Прилепина в «Наш современник» — как пригласили, кстати, в МХАТ Горького (в театральной прессе операцию с оттеснением Дорониной называли даже рейдерским захватом). Но МХАТ — учреждение государственное. Здесь начинается самое интересное, потому что «Юность» — нет.
Как мы помним, государственных литжурналов в России не осталось — вынесем за скобки региональные. Если те же театры были «унаследованы» российским Минкультом от советского, то условное «Министерство литературы СССР» в 1990 году растворилось в воздухе, а учредителями «толстяков» стали трудовые коллективы. Но непростые отношения с государством на этом не прекратились, выливаясь в самые различные формы — от споров вокруг зданий (причем каждый раз, когда власти пытались выселить очередной журнал из центра Москвы, в петициях неизменно возникала тема, что эти журналы как национальное достояние — дело де-факто государственное) — до конфликтов с субсидированием подписки библиотек. То, как искрила эта тема столкновения «частного» и «государственного», можно увидеть на примерах журналов, вырвавшихся из статуса региональных: раздвоение «Волги», переходы «Урала» из одной формы собственности в другую и т. д.
Даже далекая от этих тем «Комсомолка» пишет, что «приход Шаргунова на пост главы «Юности» многие литераторы восприняли с надеждой, что власти, наконец, обратят внимание на проблему легендарных изданий, и процесс их умирания будет приостановлен«. То есть, не опровергая официальную версию (столкнувшись с кризисом, частное предприятие «Юность» пригласило эффективного менеджера со стороны), делает акцент на «власти». Да, многие восприняли Шаргунова как креатуру власти — несмотря на оппозиционный статус КПРФ, которую он представляет в Госдуме, и его независимость как депутата в таких резонансных вопросах, как повышение пенсионного возраста. А если это и правда креатура власти, то кто все-таки был инициатором — журнал («Нефть в обмен на продовольствие»?) или не журнал — и тогда шутка про Захара Прилепина и «Наш современник» перестает быть шуткой?..
Вопрос о том, что Сергей будет делать из «Юности», пока не более чем гадание на кофейной гуще: конкретных программ озвучено не было (да и рановато). Пока можно только, во-первых, усмирить скептиков, уже разглядевших на горизонте взвод сервильных да провластных авторов: любой тренд, противоположный тренду «Октября» и «Ариона», можно приветствовать, а Сергей, несмотря на весь свой опыт партстроителя, пока не был замечен в сколачивании именно писательских взводов. А во-вторых, потенциал «Юности» огромен, и вот тут есть интересный нюанс.
Назовем вещи своими именами. «Юность» была, по сути, призраком лет двадцать (жилисто и тряско?..). Журнал выходил, но отсутствовал в литературном процессе напрочь.
Трудно сказать, почему так получилось. Был «Журнальный зал»; была его условная альтернатива вокруг того же «Нашего современника»; были премиальные списки; был, наверное, такой более объективный показатель, как книги на прилавках/полках, перед тем прошедшие журнальную публикацию там-то или там-то. То, что делала «Юность», не обнаруживалось никакими радарами. О ней никто ничего не слышал. И тем не менее сегодня у журнала появились шансы вернуть позиции. Это говорит только о колоссальной силе брендов, которую мы недооцениваем. Какой запас прочности только у имени — вернуться после десятилетий в небытии? Так, может, и «Октябрь» поторопился с закрытием? Его сотрудникам, его авторскому активу показалось, что все уже исчерпано, — но, может быть, одних только ресурсов бренда хватит, чтобы легко возродиться и в 2039 году?