Жданов в Италии: послевоенные интеллектуалы и «инженерия человеческих душ»

Если во Франции имя Жданова стало известным начиная с 1930-х годов, то запоздалое внимание к его идеям в Италии объясняется фактом двадцатилетнего правления Муссолини, во время которого, разумеется, детальная информация о происходящих в СССР событиях не могла просочиться на страницы печати. Почти все молодые интеллектуалы, близкие к коммунистической партии Италии в последние фазы войны или сразу после ее окончания, сформировались под сильным влиянием идеализма Кроче и принадлежали к группам или изданиям, связанным с так называемым «левым фашизмом»¹. Их отношение к идеям коммунизма, по крайней мере в начале, носило общеэтический характер, чуждый тонкостям доктрины: «Партия упрекнет тебя в ошибке, если ты доверился своему сердцу» – так Васко Пратолини комментирует жест Коррадо, героя-коммуниста «Повести о бедных влюбленных» – «однако если бы ты не доверялся твоему сердцу, ты никогда не вступил бы в Партию. Ведь ты не прочел ни строчки из той томины, зовущейся «Капитал» и навевающей сон при первом же взгляде?» ².

Поведение интеллектуалов, обратившихся к коммунистическим идеям, в точности соответствует позиции Блока, выраженной в его статье «Интеллигенция и революция»: это попытка преодолеть традиционную изолированность, раствориться в «массе» народа и вернуть себе – если не лидирующую роль в обществе – то по крайней мере способность интерпретировать и по возможности направлять движение истории. Такова, например, позиция Чезаре Павезе, и не исключено, что работа Блока была ему известна: Павезе был другом и однокурсником слависта Леоне Гинзбурга (расстрелянного в 1944 году за антифашистскую деятельность) и, кроме того, будучи управляющим делами издательства Эйнауди, постоянно общался с Ренато Поджоли, автором первой антологии русской поэзии. К тому же Павезе читал труды Бердяева и Розанова и разделял с молодым поэтом Эудженио Монтале – впоследствии лауреатом Нобелевской премии – интерес к философии Льва Шестова.

В обстановке строгой партийности 1944 – 1947 годов в литературе оказался предпочтительнее широко понятый гуманизм, а центральной проблемой, над решением которой задумывались писатели, было не столько социальное развитие само по себе, сколько личность интеллектуала, стремившегося пересмотреть свою роль в данном развитии. В романах того времени «коммунистические» идеалы, приписанные положительным героям из народа, не близки ортодоксальному марксизму и сводятся, скорее, к солидарности евангельского толка: особенно наглядными примерами являются гитарист Пабло из «Товарища» Павезе, лудильщик Джачинто из «Тропы паучьих гнезд» Итало Кальвиио³, вышеупомянутый кузнец Мачисте, который «верил <…> что Маркс был одним из двенадцати апостолов». Примитивную массу народа здесь зачастую возглавляет харизматический лидер-интеллектуал, с которым явным образом идентифицирует себя автор: например, Джино Скарпа из «Товарища», комиссар Ким из «Тропы». В работе над своим романом Кальвино черпал вдохновение из «Конармии» и «Разгрома», произведений о Гражданской войне в России, в которых главное место отводится именно душевным мукам интеллектуала перед лицом жестокой и примитивной реальности классовых столкновений.

Первоначально казалось, что коммунистическая партия является идеальной почвой для подобных тенденций. В соответствии с принятой на пятом конгрессе Итальянской коммунистической партией (ИКП) (декабрь 1945 года) линией, партия стремилась расширить круг своих союзников и задалась целью – как сказали бы сейчас – национального строительства (Nation building), а также культурного обновления в обобщенно-демократическом и антифашистском, но не в марксистском смысле этого слова.

Поворотный момент наступает в середине 1947 года – в мае партия исключается из правительства, в то время как ее умеренное крыло переживает кризис, спровоцированный международными событиями, предвещавшими начало холодной войны: отказом Советского Союза принять план Маршалла, обнародованием так называемой доктрины «сдерживания» Трумена, образованием Коминформа, государственным переворотом в Праге. Отныне от интеллектуалов-«попутчиков» требовалась тотальная вовлеченность в дело партии и буквальная приверженность исконным коммунистическим догмам.

Естественно, речь в данном случае идет о постепенных процессах, получивших, впрочем, ощутимое ускорение во время первого съезда Коминформа в сентябре 1947 года, когда, по личной инициативе Жданова, итальянским коммунистам были выставлены требования большей идеологической жесткости⁴: поставить под прямой контроль куль!урную политику, добиться от интеллектуалов идеологической дисциплины, а также более активных действий.

Привести в исполнение план, задуманный в строгом соответствии с идеями Жданова, в 1948 – 1950-х годах было поручено Эмилио Серени, одной из наиболее многогранных и сложных фигур итальянской культуры XX века. Будущий коммунистический лидер родился в Риме в 1907 году и получил образование в ученой космополитичной среде столичной еврейской интеллигенции⁵. В 1925 году он встал на сторону левого сионизма благодаря контактам с группой русско-еврейских эмигрантов, сформировавшейся вокруг Мозеса Бейлинсона и Ксении Памфиловой-Зильберберг, дочери лидера эсеров Льва Зильберберга, казненного после революции 1905 года. В 1929 году Серени женился на дочери Ксении Памфиловой, которую также звали Ксения, племяннице Бо

риса Савинкова. Учитывая сочетание сионизма и русского народничества, отличавшего эту среду, не вызывает удивления тот факт, что Серейи посвящает себя занятиям агрономией – в свете будущего переезда (alya) в Палестину. Однако вскоре эксперименты по еврейской колонизации Крыма, проводившиеся большевистским правительством в эти годы, привлекают внимание Серейи к марксизму, который быстро завоевывает его симпатии. Несмотря на возражения, брата Энцо, уже живущего в Палестине, который предостерегает его от «всех идеалистических симпатий к разным инквизициям или ⁶в сентябре 1928 года Серени отказывается от alyu, вступает в ИКП и посвящает себя подпольной борьбе. Он отбывает пятилетний срок в тюрьме, в течение которого распространяется среди товарищей слава о его уровне культуры и неограниченных мнемонических способностях: «безупречной интеллектуальной машиной»⁷ назовет его Карло Леви, отнюдь не коммунистически настроенный писатель, который, тем не менее, сделает из Серени героя романа. После освобождения из тюрьмы Серени скрывается во Франции, где входит в группу партийных руководителей.

В эти годы Серени ни в коей мере не является ортодоксом; в 1937 году он будет подвергнут суровому суду со стороны Коминтерна и НКВД, как из-за родственников со стороны жены, так и по причине его сомнительных дружеских связей: в особенности с Рафаилом Абрамовичем, членом русского Бунда и руководителем социалистического Интернационала в Париже. Приглашенный принять участие в работе Интернационала Коммунистической молодежи в Москве, Серени соглашается передать письмо Абрамовича, что стоило ему ареста и 35 дней, проведенных на Лубянке, откуда он вышел благодаря личной заинтересованности Сталина в его деле.

В дальнейшем Эмилио Серени стал руководителем партизанских отрядов, самым молодым членом конституционного собрания, министром общественных работ в правительствах национального согласия и экспертом международного уровня по аграрной истории⁸. Именно он в 1948 – 1950-х годах будет главным и наиболее последовательным итальянским проводником идей Жданова и режиссером «призыва к порядку» в среде интеллектуалов.

В своих теоретических выступлениях, собранных в тоненькой книжке 1949 года, Серени предпринимает попытку поместить концепцию Жданова в контекст итальянской традиции: Грамши, а также Джордано Бруно, Томмазо Кампанеллы и Франческо де Санктиса. И несмотря на это, кажется очевидным, что именно марксизм ждановского толка является несущим звеном всех рассуждений итальянского теоретика: именно у Жданова – особенно из его выступления в первом номере «Вопросов философии» 1946 года – Серени заимствует концепцию диалектического материализма как средства познания и в то же самое время инструмента глубинной антропологической революции, открыто сравниваемой с распространением христианства. Если Тольятти и другие партийные деятели, ответственные за культурную политику, никогда не отождествляли советскую модель с универсальной антропологической парадигмой, то Серени в подобных случаях не колебался и шел дальше своих коллег по партии. Стержнем такого тотального фидеизма является сталинская и ждановская концепция диалектического материализма как высшего принципа, регулирующего человеческие опыт и деятельность, который легитимирует вмешательство ортодоксального лидера во все области знания:

1. См.:Serri M. I redenti. Gli intellettuali che vissero due volte. 1938- 1948. Milano, 2005; рецензия: СантомассимоДж. I trasformisti delle polemiche sulla storia.// II Manifesto, 11.10.2005.[↩]
2. Pratolini V. Cronache di poveri amanti. Milano, 1971 (впервые 1947).[↩]
3. Cahrino I. Romanzi e racconti. T. I. Milano, 2003. P. 95 – 96.[↩]
4. См.: Совещания Коминформа, 1947, 1948, 1949. Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 1998..[↩]
5. См: Bertelli S. Il gruppo. La formazione del gruppo dirigente del PCI. 1936 – 1948. Milano, 1980, особенно p. 54 – 58 и 71 – 80.[↩]
6. Именем пролетаризации или именем неба (евр.). Sereni Enzo, Sereni Emilio. Poljtica e Utopia. Lettere 1926 – 1943, Milano, 2000′. P. 21. Два брата больше не увидятся: Энцо, подпольно вернувшись в¹ Италию во время войны, арестован и убит в концлагере Дахау в 1944-м. Их переписка является несомненно одним из ценнейших интеллектуальных документов тех лет.[↩]
7. Levi С. L’orologio. Torino, 1989 (впервые 1950). Р. 147. Серени, выведенный под именем Темпести, герой последней главы этого потрясающе сюрреалистического «хорового» романа о послевоенной Италии.[↩]
8. Многочисленные его работы в русском переводе: Аграрный вопрос в Италии. М.: Изд. иностранной литературы, 1949; Развитие капитализма в итальянской деревне (1860 – 1900). М.: Изд. иностранной литературы, 1951; Сельская община и ее границы в древней Лигурии // Вестник древней истории АН СССР. 1956. N 4; Формирование социалистического сознания и классовой организации трудящихся масс итальянской деревни // Вопросы истории. 1958. N 11; Старое и новое в итальянской деревне. М: Изд. иностранной литературы, 1959.[↩]