За днем бегущим…

Владимир Шапошников, Государственные люди. Литературно-критические статьи, Западно-Сибирское книжное изд-во, Новосибирск. 1979, 192 стр.; Э. Шик, К сердцу человека. Некоторые особенности современной прозы Сибири, Западно-Сибирское книжное изд-во, Новосибирск, 1979, 208 стр.

Кажется, что общего между книгами Эдмунда Шика и Владимира Шапошникова? Первый пишет неторопливо, доказывая любое свое положение цитатами и ссылками. Стихия второго– спор, полемика. Есть и другие различия. Например, жанровое: книга Э. Шика– монография, в центре которой проблема историзма в литературе; В. Шапошников предложил вниманию читателей сборник статей, где анализирует различные вопросы и темы. И все же работы интересно рассматривать одновременно: они обе о современном литературном процессе.

К осмыслению проблемы историзма Э. Шик шел последовательно. Тема «вызревала» в его статьях, печатавшихся в течение ряда лет в «Сибирских огнях». Историзм литературы– сквозная идея первой книги Э. Шика «Документ, факт, образ», вышедшей в 1973 году в Западно-Сибирском книжном издательстве. В тот небольшой сборник входили статьи о творчестве писателей-сибиряков периода Великой Отечественной войны, о Лениниане, о конкретно-историческом исследовании действительности в прозе. Тема была определена четко, но была только начата.

Теперь в сложной проблеме, к которой обращено внимание многих литературоведов и критиков, Э. Шика привлекает, прежде всего, один аспект: эстетическая сущность принципа историзма. Да, этот вопрос пока еще мало изучен. «Не потому ли,– вопрошает в начале своей книги Э. Шик,– критика чаще всего и охотнее демонстрирует проявления антиисторизма в том или ином произведении и значительно реже на основе тщательного идейно-эстетического анализа литературы показывает многообразные пути проявления историзма как художественной категории? А между тем известно, что для выявления особенностей литературного процесса важнее не факты отступления от нормы, а тщательное изучение проявления этой нормы во всем многообразии художественных решений» (стр. 7).

«Маршрут» исследования определен и подзаголовком книги– «Некоторые особенности современной прозы Сибири». Автор предвидит вопросы. К примеру, такой; «Разве у сибиряков… историзм литературы проявляется как-то иначе, чем в произведениях, созданных в других местах России?» (стр. 10). Отвечая, Э. Шик вспомнит горьковские слова, сказанные еще с трибуны Первого съезда советских писателей: «Нам необходимо обратить внимание на литературу областей, особенно Восточной и Западной Сибири, вовлечь ее в круг нашего внимания… учитывать ее значение, как организатора культуры» (стр. 10). Нет, слова эти не перестали быть актуальными спустя годы. Напротив, время подчеркнуло: без учета творчества писателей Сибири трудно представить современный литературный процесс. Э. Шик доказывает это вновь, анализируя произведения В. Распутина, Л. Иванова, П. Ребрина, Н. Самохина, М. Сергеева, А. Шастина… Прав ли автор, включив в понятие «сибирская литература» и творчество тех писателей, которые уже покинули этот край, но раньше долго жили и работали здесь? Прав! Г. Марков, В. Астафьев, С. Сартаков, С. Залыгин, А. Алдан-Семенов, Г. Немченко,– Сибирь навсегда вошла в их произведения. И они тоже полноправные герои книги Э Шика. Кстати, прав автор и в том, что, четко наметив географические границы своего исследования, сам же их время от времени нарушает: Э. Шик хорошо помнит тенденции общесоюзного литературного процесса и подтверждает сибирские «данные»»опытом мастеров нашей многонациональной литературы.

Задумываясь о принципе историзма, Э. Шик открывает своеобразные компоненты, с помощью которых художественно воплощается этот принцип. Автор пишет о психологизме современной прозы, о соотношении в ней документального и вымышленного, о лиризме эпоса как эстетическом явлении, об исканиях сибирских очеркистов. Так формировались отдельные главы книги. Все вместе они составляют для Э. Шика звенья одной проблемы. И уходя в глубь конкретных вопросов, он не забывает о «точке отсчета».

С констатации очевидного противоречия в практике нашей критики начинает автор первую главу. Мы привычно (и справедливо) говорим об углубленном психологизме произведений последних лет; но «много ли нам известно об особенностях психологического анализа» у отдельных писателей? «Насколько и каким образом усиление психологизма в современной советской литературе способствует постижению жизненного материала, характера и облика советского человека?» (стр. 13). Сам Э. Шик во многом и отвечает на эти вопросы.

Едва ли не самые интересные страницы книги посвящены Сергею Залыгину. По-разному можно проследить закономерности его творческого пути– примером тому статьи и монографии о прозаике. Э. Шик прослеживает писательское движение С. Залыгина, размышляя о мастерстве психологического анализа. О том, как менялся тип этого анализа сообразно тем задачам, которые решал писатель. В свое время Залыгин озадачил некоторых критиков романом «Южноамериканский вариант». Как и другие исследователи, Э. Шик видит закономерность появления этого романа С. Залыгина: писатель явно экспериментировал, искал новые пути для проникновения во внутренний мир личности. Но важно и другое: Э. Шик показывает, как новый опыт психологического письма в «Южноамериканском варианте» был использован потом в романе «Комиссия».

В психологическом мастерстве В. Астафьева, В. Распутина и в точности социальных обобщений этих художников слова литературовед справедливо усматривает секрет их успеха.

Социальное и психологическое… Выявляя их сопряжение, Э. Шик говорит и о писательских просчетах. Например, в книге одного из молодых сибирских прозаиков он обнаруживает противоречие между трагизмом жизненного материала, серьезного социального конфликта и приемами психологического реализма автора, его повествовательной манерой. Характерно, что и в подобных случаях Э. Шик объективен: он тщательно отмечает не только издержки, но и достоинства произведения.

Как много спорят сегодня о роли документа в современной литературе!.. Э. Шик в этот спор включается. Мне кажется, здесь «сибирский ракурс» этой работы особенно оправдал себя. Автор анализирует повесть А. Шастина «Шаг до истины…», документально-художественные книги М. Сергеева и другие Талантливые произведения, которые ранее не попадали в центр дискуссий. Литературовед рассматривает различные соотношения документального и вымышленного в прозе сибиряков. Мы видим: варианты этого сплава по-своему определяют и многообразие стилевых тенденций, и многообразные пути художественного исследования действительности. Но, разумеется, наблюдая, из чего рождается синтез факта и вымысла, критик, прежде всего, выясняет, как помогает этот синтез раскрытию исторической правды.

Вместе с автором читатель погружается в еще один спор– о современной лирической прозе. И вновь убеждается в ее больших аналитических возможностях. Э. Шик вообще любит вслушиваться в голоса спорящих, взвешивая все «за» и «против». Должно быть, оттого в книге много цитат. Порой кажется: слишком много. Но подождем делать упрек автору. Он, как правило, удачно чувствует цитаты и ярко демонстрирует с их помощью суть той или иной позиции. Э. Шик умело сталкивает цитаты, в которых выражены противоположные точки зрения. Так возникают на страницах книги проблемные ситуации, и это естественно драматизирует движение мысли литературоведа, способствует ее выявлению.

…Нередко спрашивают: для кого пишет критик? Для художника слова или для читателя? В. Шапошников, вероятно, ответил бы: прежде всего– читательский адрес. Не знаю, тревожит ли автора книги «Государственные люди» невеселая статистика, полученная в результате исследования читательских интересов (выяснилось: критиков читают мало, к их рекомендациям при выборе книг почти не прислушиваются), но, бесспорно, В. Шапошников много думает о своем читателе. И хочет быть услышанным. В его статьях и книгах нет наукообразного начетничества, перечислительной скороговорки– есть живой разговор о литературе.

В. Шапошников пишет в основном проблемные статьи. Они публиковались в «Сибирских огнях», «Литературной газете», «Литературной России», коллективных сборниках. Они составили предыдущий сборник критика «Продолжение знакомства» (1976). Они же определили основу новой книги В. Шапошникова.

Писать проблемные статьи трудно. Это общеизвестно. Авторов здесь подстерегает одна опасность: они помнят о собственных заранее сформулированных концепциях и забывают о живой неповторимости произведения. В своих лучших статьях В. Шапошников избегает этого. Проблемы, темы, нюансы анализа подсказывает ему художественный текст. Именно это определило удачу таких работ критика, как «Государственные люди», «Детектив анфас и в профиль».

Одна из главных проблем, на которую В. Шапошников не устает обращать внимание читателей,– проблема литературного штампа. В чем причина редкой жизнестойкости шаблона в современном искусстве? В чем его особая опасность и для читателя, и для художника слова? Об этом В. Шапошников написал недавно статью «Чтобы стать классиком» («Сибирские огни», 1979, N 7), которая вызвала интересную дискуссию на страницах журнала, Но, по сути, о том же– и другие выступления критика.

Рецензенты часто ставят в упрек авторам, пишущим о производстве, неглубокое проникновение в тему. Нередко это справедливо. Но дело в том, что само по себе «изучение производства» не панацея от всех бед. «Секреты производства и «тайны» производственной прозы»– полемично назвал В. Шапошников одну из своих статей. Во многих книгах критик открывает вовсе не дефицит знаний производственного опыта, а дефицит литературного мастерства… В. Шапошников пытается понять «творческие приемы» ряда писателей и обнаруживает… художественные заменители: в литературе они существуют так же, как и на производстве. В таких книгах– все «вместо»: «Вместо живых человеческих характеров– условные фигуры с четко обозначенным «амплуа»… вместо острых конфликтов и столкновений– словесные перепалки за случайные недоразумения, вызываемые какой-нибудь пустячной технической поломкой: вместо действительно глубоких раздумий о счастье, долге, смысле жизни– банальные сентенции…» (стр. 36). В. Шапошников не раз демонстрирует, как невладение искусством слова приводит к гибели интересных замыслов.

Другие схемы и штампы у тех, кто сегодня пишет о школе. «Критиковать школу ныне стало чуть ли не признаком хорошего тона» (стр. 57),– замечает В. Шапошников. Школу есть за что критиковать; речь о другом: в иных произведениях о школе нет исследования проблем ее жизни– есть опять-таки штамп; в данном случае– многочисленные клише «учителей-самодуров». Конфликт в школьных повестях, убеждает критик, часто строится умозрительно; разумеется, педагогу-невежде или карьеристу директору противостоит молодая учительница-энтузиастка; разумеется, возникает старый спор: «что важнее в педагогике– доброта или строгость, жалость или жестокость?» (стр. 64). И характеры героев получаются «не столько сложными, сколько «сложенными» чисто механическим путем из противоположных черт и свойств» (стр. 67).

При всем разнообразии тем и проблем В. Шапошников, в сущности, пишет об одном– о мастерстве писателя. И этот разговор естественно превращается в разговор о мастерстве читателя: он, читатель, учится отличать литературные «суррогаты» от подлинного искусства.

…Две книги: литературоведа и критика. Они по-своему дополняют друг друга. Оба автора серьезно вглядываются в сегодняшний день литературной Сибири, взятой в общесоюзном контексте. Пишут о творческом поиске, замечают проблемы и пробелы.

Оба думают и о том, каким будет день завтрашний.

г. Кемерово