Время и место Юрия Трифонова

Многочисленные конференции, семинары и юбилеи, что и говорить, стали в последние годы событиями заурядными, уподобились приятным, но суетным журфиксам, занявшим все дни недели, включая воскресные. Так естественна ностальгия, скажем, по Мандельштамовским чтениям 1988 года: на стене непомерный, запретно крупноформатный портрет О. М. в траурной рамке, на трибуне Лидия Гинзбург, Григорий Померанц и Сергей Аверинцев, в президиуме- В. Р. Щербина… Имевший глаза видел, да что там – кожей чувствовал: век нынешний и век минувший стремительно рокируются, давая перестроечной ночи полчаса, не оставляя присутствующим ни секунды на размышление.

Странно, пожалуй, ощутить себя живущим в пору, когда вдруг прекратились скрипучие, неуклюжие повороты руля, а некогда желанные конференции и семинары на современные литературные темы неприметно превратились в обмен представительскими любезностями либо в задушевные бдения посвященных в филологические частности и особенности. В кратчайшие сроки одна за другой отошли в небытие разнообразнейшие, прежде напряженно противостоявшие друг другу писательские иерархии и обоймы: соцреалистическая, диссидентская, андерграундная, тамиздатская, «возвращенная», наконец, постмодернистская. Вехи современного «литературного процесса» спутаны, ориентиры утрачены, критерии размыты. Бог весть какое там у нас литературное тысячелетье на дворе – потому-то и крупные даты (двухвековые, например) отмечаются как-то спокойнее, без судьбоносных прозрений, почти что сами собой.

Когда 25 марта в Большом зале ЦДЛ шел вечер памяти Юрия Трифонова, которым открылась первая Международная трифоновская конференция, я привычно (и не без осторожной иронии) искал в па-

мяти аналогий происходившему. И, надо сказать, почти не находил. О ком из литераторов, ушедших из жизни в самом начале 80-х, на закате брежневского зона советской эры, возможен сейчас неюбилейный, неравнодушный разговор, разве что – о Высоцком?

О Юрии Трифонове на вечере говорили О. Мирошниченко-Трифонова, Е. Николаевская, Ю. Давыдов, К. Ваншенкин, А. Кабаков, В. Золотухин. Но самым удивительным было выступление М. Коршунова, одного из мальчиков, некогда обитавших в большом доме на Берсеневской, попросту – Химиуса из романа «Дом на набережной». Он рассказал о своих экспедициях по заброшенным подвалам Дома, где царит прошлое: стоят на посту бюсты вождей, пылятся подлежавшие строгому учету и контролю тысячи перегоревших лампочек, некогда сверкавших в гирляндах иллюминации по двунадесятым советским праздникам.