Вместо дневника

Борис Аронович Бялик (1911-1988) – литературовед, автор многочисленных работ о творчестве М. Горького.

Все образованные люди пишут стихи; все воспитанные скрывают это.

ОТ АВТОРА

Изречение, вынесенное в эпиграф, принадлежит мне самому. Я всегда следовал изложенному в нем правилу. Точнее – почти всегда. Иной раз, в кругу близких друзей, когда все мы приходили в соответствующее настроение, я начинал оглашать свою «поэзию». Однажды я до того потерял контроль над собой (как своевременна и важна борьба с этим бытовым злом!), что огласил нечто рифмованное в присутствии Михаила Светлова и Ярослава Смелякова.

Светлов деликатно промолчал, а Ярослав с необычной для него мягкостью заметил:

– Есть отдельные приличные строки… Миша поспешил перебить его:

– А у нас есть отдельные неприличные. Считай, что мы квиты. Обижаться на Смелякова было бессмысленно. Он не щадил стихов даже любимого нами обоими прозаика и драматурга, делая исключение лишь для одной его песни – «Солнце всходит и заходит…». Легко понять, как я был огорчен, когда Смеляков зашел, даже забежал ко мне со словами:

– Оказывается, та песня совсем не его! Ты что же, скрывал это от меня?!

И он протянул мне сборник «Горький и поэты «Знания»», в предисловии к которому говорилось: «В настоящее издание не включена широко известная песня «На дне», так как в настоящее время установлено, что она не принадлежит Горькому».

– Чепуха это! – сказал я, но на Ярослава это не подействовало.

– Тут напечатано, а ты просто болтаешь…

Он ведь начинал свою деятельность в типографии, в качестве наборщика.

После этого разговора я предпринял целое исследование, чтобы доказать, как беспочвенно было то категорическое «установлено». Прочитав мою статью на эту тему, Ярослав по- детски удивился:

– Значит, ты учинил все эти разыскания из-за того разговора?! В нем вообще было, несмотря на его «сервантесовскую» (как назвал ее Александр Александрович Фадеев) биографию, что- то детское, скрытое за обычной резкостью и грубоватостью. Как-то он ошарашил меня вопросом:

– Ты согласен, что я сейчас – первый поэт России?

Я замялся, но моя жена Люся сказала:

– Яра, а как же – Александр Твардовский, которого ты так уважаешь?

– Ну, хорошо, пусть я второй поэт России… С этим ты согласна?

– А как же Михаил Аркадьевич, которого ты так любишь?

Он сказал, почти плача:

– Ну хотя бы третьего поэта России ты мне дашь или тоже не хочешь?

…Вернусь, однако, от настоящей поэзии к моей самодеятельной. Теперь я понимаю, какое это было для меня облегчение – выпускать хотя бы изредка наружу распиравшие меня «поэтические» пары. После того, как началась повседневная борьба с одним бытовым злом, это стало уже невозможно. У меня теперь один выход: опубликовать написанное.

Отсюда следует, что даже самые правильные социально- нравственные мероприятия могут иметь отдельные отрицательные последствия.

ПРОСТАЯ ИСТИНА

Истину простую до отчаяния

Я постиг, дожив до седины.

Нет, не только зданиям качания

Для запаса прочности даны.

И не только деревца ветвистые

Стелятся в поклонах на ветру…

Я ж и так, и без поклонов, выстою

И до самой смерти не умру.

Что за радость: гнется – не ломается?

Лучше уж сломаться, чем так маяться.

Чем всю жизнь качаться для спасения,

Лучше рухнуть от землетрясения.

Лучше миг пылать, чем вечность тлеть.