«Вегетарианские двадцатые» в «Обители» Захара Прилепина

Давно ожидаемый «серьезный» роман З. Прилепина стал произведением, с которым, по выражению Л. Пирогова, в русскую литературу не только входят, но в ней остаются¹. Не литературоведческое, но жизненное наблюдение: после создания «Обители» Прилепин изменился внешне, исчезли бравада и вызов, глубже стал взгляд, печальнее — облик. Появление этого романа, признанного победителем национальной премии «Большая книга» — 2014, означает, что писатель Прилепин состоялся, что он не останется одним из талантливых и ярких, но недолговечных молодых авторов сегодняшнего дня: создание «Обители» стало поворотной точкой, после которой обратно уже не повернуть и с пути не сойти.

Хотя пространство и время действия «Обители» отчасти манифестируют тот же провокационный демарш, что и «Письмо товарищу Сталину», здесь Прилепин-писатель наконец-то вбирает и переосмысливает Прилепина-политика: политический аспект присутствует, но в качестве одной из ипостасей художественного целого романа: политика — производная времени, человек — вечности.

«Я прямо скажу: то, что я делаю как прозаик, — не умеет никто, или почти никто»², — с некоторым провокационным вызовом констатирует автор. Действительно, проза Прилепина основана на качественно иных художественных и коммуникативных посылках, нежели классический или постмодернистский нарратив. Домодернистское повествование строится как воспроизведение цельной модели мироздания, претендующей на миметическую достоверность, но неминуемо отражающую субъективную картину мира автора. Модернистское произведение, не претендуя на объективность и целостность отражения реальности и представляя последнюю в деформированном и дискретном виде, все же базируется на единой идейно-психологической платформе, соответствующей психотипу художника. Постмодернистский дискурс, отменяя иерархическую структуру текста, тем не менее также не выходит за границы одной парадигмы — разрушения всех и всяческих рамок, упразднения личности, игры как ключевого художественного принципа… Прилепин же позволяет себе не иметь единого ракурса восприятия, интегрируя в одном произведении не только разные слои реальности, но и разные способы их понимания. Поэтика прилепинской прозы оказывается построенной не на подобии, а на различии.

Современная психология пришла к выводу, что основой развития является поиск различия — не идентичности. Идентификация, краеугольный камень классической логики, берет начало от аристотелевского принципа тождества. Согласно А. Кожибски³, категория идентификации — главное, что мешает людям мыслить и действовать, идентификация несет ответственность за многие ложные и неразумные оценки в жизни человека. Потому что идентичность, понимаемая как «абсолютная одинаковость во всех отношениях», невозможна в мире различий, где ничто и никогда не является «тем же». Естественная единица человеческой психики — различие. Умение понимать и принимать различия становится ведущим принципом личностного развития.

В полном соответствии с этим принципом Прилепин расшатывает краеугольные камни сложившегося на сегодняшний день восприятия истории, объявляя «благодарность» Сталину и эстетизируя Эйхманиса — начальника Соловецкого лагеря. Но при этом он не призывает снова сменить цвет с «белого» на «красный» и не оправдывает практику концентрационных лагерей ни сопоставлением их с реальностью монашеской жизни, ни квазигуманистическим аристократизмом их основателя Эйхманиса. Расширяя дихотомию бело-черного взгляда на мир, Прилепин разворачивает перед нами не две, но несколько карт одной и той же реальности, каждая из которых в чем-то правдива, а в чем-то субъективна, и по-вольтеровски предлагает: решайтесь мыслить самостоятельно, возделывайте свой сад.

Сталин в прилепинском письме остается деспотом и убийцей, но и письмо написано не ради оправдания его, а в качестве попытки сорвать идеологическое покрывало, маскирующее эгоизм и беспринципность современной политики. Не две точки зрения присутствуют в «Письме товарищу Сталину», а как минимум три, и третья — это позиция здравомыслящего человека, не поддающегося эффекту идеологического контраста, целью которого является обеление существующих порядков путем очернения прежних.

Иметь лишь один ракурс восприятия действительности и с интеллектуальной, и с психологической стороны представляется неверным и опасным способом ориентации в мире. О совмещении противоречий написаны «Волшебная гора» Т. Манна, «Степной волк» и «Игра в бисер» Г. Гессе. Сегодня же психологи рекомендуют в сложной ситуации стремиться обрести те самые три точки зрения: чтобы сформировать более-менее верное представление об истинном положении дел, необходимо учитывать свое мнение, мнение оппонента и взгляд на проблему сверху. Тому же принципу следует и Прилепин: как в политических убеждениях (отношение к политике Путина как к режиму нарастания диктатуры не мешает Прилепину признавать оправданность действий президента в отношении Украины и Крыма и поддерживать их), так и в художественном пространстве «Обители».

Федор Иванович Эйхманис, «красивый и неглупый человек», вызывает «трудное уважение» и рассказчика, и его деда, бывшего заключенного. Магнетизм несомневающейся властности, ореол человека, «право имеющего», губительно привлекателен для главных героев, Артема и Галины, стремящихся, словно мотыльки к пламени, к источнику этой силы. Внутреннюю сущность эстета Эйхманиса, строящего на Соловках некое подобие справедливого государства, как его понимали в эпоху Просвещения, характеризует необъяснимая симпатия к «стервозным», «отвратительным», «безобразно» себя ведущим крикливым и жестоким соловецким чайкам, сравнение которых с чекистами навязчивым лейтмотивом проходит через весь роман:

Чекисты орали, как большие, мордастые и пьяные чайки <…> Только чайки вскрикивали и непрестанно сыпали сверху на строй пометом <…> такие поганые чайки только на Соловках могут быть. Проклятое место во всем должно быть проклято.

Как и письмо Сталину, так и выбор темы Соловецких концлагерей нужны Прилепину не для того, чтобы противопоставить официальной точке зрения свою, а чтобы, разрушив устойчивые исторические и идеологические ориентиры, найти человека. После вручения премии «Большая книга» Прилепин сказал:

Почему «Обитель» нравится людям? Я могу предположить, что она не была прочитана, к счастью, как исторический роман, потому что люди прочитали какие-то вещи, вопросы, которые они ставят перед собой сегодня и сейчас. Выяснилось, что они актуальны: мужчина и женщина, боль, страсть, воля, свобода, понимание того, что мы есть, зачем мы есть, что такое русский человек и насколько он силен, безумен, красив⁴.

В то же время, ломая стереотипы, Прилепин не стремится нивелировать ценности, чем отличается от постмодернистов. Одновременное сосуществование нескольких ракурсов изображения происходящего не ново — достаточно вспомнить модернистское сопряжение потоков сознания героев, однако ново то, что автор поддерживает каждое из описываемых миропониманий. Он присутствует не в одном каком-либо пласте романа, и не вне, но — в каждом из них. Вместе с ним мы понимаем Артема, увлеченного Галиной и не осознающего глубинных мотиваций своих чувств и поступков, и одновременно — Галину, использующую его как объект замещения; мы признаем правду бунтовщиков и ужасаемся последствиям их заговора; сочувствуем беспризорнику, непонятно как очутившемуся в заточении и потерявшему человеческий облик, и понимаем, что его захлестывающая сознание нерассуждающая жадность становится одной из причин смерти «владычки».

Выше мы писали о различии как основной единице психики. Вопрос в том, как, следуя за различиями, не потерять себя и не прийти к шизофреническому расщеплению личности.

1. Пирогов Л. Канцонне русса // Литературная газета. 2014. 16 апреля.[↩]
2. Прилепин З. Мы последние в очереди на покаяние. Интервью Т. Шабаевой // Российская газета. 2010. 2 ноября.[↩]
3. Холл М. Магия коммуникации. Использование структуры и значения языка. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2004.[↩]
4. Большая книга Захара Прилепина // Советская Россия. 2014. 30 ноября. [↩]