В рабочих домах

В прошлом году мы обратились с просьбой к писателям, критикам, литераторам просмотреть свои многолетние дневниковые записи, выбрать из них смешные эпизоды, которые случались с ними или с их друзьями, и прислать нам. На страницах нашего отдела уже были опубликованы веселые мемуары Леонида Вышеславского и Бориса Бялика, юмористические высказывания Остапа Вишни. Ныне мы предлагаем вниманию читателей записки одного из старейших ленинградских писателей Леонида Рахманова. Ждем новых материалов для рубрики «Нескучный сад литературы».

Недавно я от души порадовался, прочтя слова Шумана: «Талант трудится, а гений творит». Всегда испытывал неловкость, говоря: «Я еду в Дом творчества» или: «Живу в Доме творчества». Чувствовал, что выспренне и нескромно звучит… Особенно неловко, когда читаешь это слово на вывеске или на еще более прозаической квитанции, выданной тебе в доказательство того, что ты заплатил за проживание в означенном Доме и можешь творить. Больше того, обязан творить…

И все же эти дома, как их ни называй, замечательные заведения. И хороши они не только тем, что в них удобно работать. Хорошо, что в этих «рабочих домах» (да, да, вот так их и назову!) литераторы, композиторы, вообще те, кто в силу особенностей своего труда больше других профессий отъединены от коллег, вольно или невольно встречаются и общаются. Сразу скажу: не в писательском клубе, не у себя дома, а именно здесь я чаще всего встречался, спорил, ссорился и мирился с самыми близкими моими друзьями. Кроме того, обретал новых друзей, заводил новые знакомства. По вечерам, перед сном, собирались в гостиной, телевизоров тогда еще не было, зато было вдоволь шуток, розыгрышей, шарад, происходили курьезные случаи, своеобычно проявлялись разные человеческие характеры.

Вот о смешном в жизни «рабочих домов» я и попытаюсь вспомнить. Правда, юмору тоже свойственно стареть, и то, что веселило нас два, три десятка лет назад, сегодня может показаться несмешным и неинтересным, но тут уж ничего не попишешь.

СБЕРКАССА

Сразу после войны, когда Комарове под Ленинградом называлось еще Келломяки, писательская столовая была небольшой, деревянной, вместо отдельных столиков в ней стоял один длинный стол, и застолье мы называли – табльдот, этим несколько снижая табльдот: фронтовики помнят, что дот – долговременная огневая точка с бетонным перекрытием, а дзот – с деревянно-земляным,.. Обед, а уж тем более ужин проходили за общей беседой. Хотя все мы были намного моложе, чем нынче, и значительно реже болели, все равно среди нас находились любители потолковать о болезнях; других это, разумеется, раздражало. В конце концов на общем совете решили ввести денежный штраф: заговорил о болезни – плати рубль! Средство оказалось весьма действенным: в красивой хрустальной чаше быстро накапливалась сумма, вполне достаточная, чтобы купить на нее бутылку-другую сухого вина для общества. Особое оживление иногда вносил тот или иной обедающий, который чуть не бегом спешил к буфету, чтобы опустить в чашу трудовой рубль и приобрести право поведать о потрясающем медицинском факте.

ЭРУДИТЫ

А состязания в эрудиции! Помню, мы с Александром Григорьевичем Дементьевым, известным литературоведом, в будущем одним из редакторов «Нового мира», азартно поспорили: откуда взялось выражение «затрапезное платье»? То есть мы оба не сомневались, что оно происходит от слова «трапеза», относится к монастырскому быту, но почему же монахи трапезничали, вкушали пищу, будучи одеты хуже, беднее, затрапезнее, чем в другое время? Может, приходили с полевых или других работ и сразу садились есть, не переодеваясь? Может, стол стоял во дворе и монахи заодно с собой кормили бродяг и нищих? Всякие были домыслы и предположения. Но вернувшись из столовой, я открыл словарь Даля и прочел, что слово происходит «от купца Затрапезнова, изготовлявшего дешевую одежду, дешевую материю»…

УТРОМ…

Как хорошо поспать утром подольше, если ты засиделся над рукописью до трех часов ночи! Но вот ранним июньским утром под окнами раздается громкий и бодрый голос одного из самых почтенных обитателей дома:

– Как вы спали? У вас нет бессонницы?

Из комнаты раздается неопределенное бурчание. Вопрос повторяется:

– Я говорю, как вы спали? У вас нет бессонницы?

Что касается меня, я спал превосходно: меня нельзя было разбудить никаким вопросом.

…Литературная дама, еще молодая и видная, ежедневно приносила к завтраку резиновую грелку, чтобы наполнить ее потом горячей;