В поисках поэтической истины (Зарубежная критика о Хемингуэе)

Начинающим писателем Хемингуэй мечтал о критике спокойной и ясной мысли, честной, беспристрастной и в то же время сочувственной. Разочарование пришло вместе с откликами на первую книгу и осталось. В годы зрелости писателя американская критика казалась ему смехотворной, большинство ее представителей – карьеристами, и уважать их он не мог, хотя внимательно читал все, что о нем публиковалось.

Писали о нем много. «Его изучали, критиковали, подозревали, предупреждали больше, чем кого-либо из писателей нашего времени, я ни за кем из них так внимательно не следили, никому так часто не предсказывали будущее», – отметил еще в 1939 году Л. Триллинг.

В послевоенные годы число тех, кто интересовался Хемингуэем, значительно возросло. Наряду с критиками о Хемингуэе стали писать историки литературы, печатавшие свои исследования в университетских и прочих ученых изданиях. Вслед за монографиями Ф. Янга и К. Бейкера, опубликованными в США в 1952 году, книги о Хемингуэе появились во Франции, Испании, Германии, Голландии, Англии, в Польше, на Кубе и в других странах¹. Статей же было написано так много, что возникла необходимость собрать наиболее значительные из них в специальных сборниках. Первый, вышедший в 1950 году, состоял наполовину из статей довоенного времени. В 1961 – 1962 годах в США выходят уже целых три сборника, включивших работы, написанные в основном после войны. В одном из них, носившем характер международной антологии, были представлены критики разных стран мира, от Англии до Японии². Хотя немало интересного все еще остается не собранным воедино, уже можно говорить о многочисленной «хемингиане», в которой советская критика занимает настолько значительное место, что американские литературоведы считают необходимым посвящать ей особые статьи³.

Несомненно обогатившись за последние два десятилетия многими интересными мыслями и наблюдениями, современная «хемингиана» очень далека от единодушия. Она нередко предлагает различные, а то и взаимоисключающие решения и второстепенных и важнейших проблем.

В статье, рассматривающей эти разногласия, Р. Уикс заметил: «Лишь немногие писатели имели одновременно столько преданных почитателей и ожесточенных хулителей». К этому следует добавить, что немало противостоящих друг другу суждений и оценок появилось в послевоенное время, когда литература о Хемингуэе значительно разрослась. Если раньше в статьях о писателе часто встречались такие слова, как «потерянное поколение, ничто, реализм, примитивизм, мужественность, тщета, отчаянье», говорится в предисловии к хемингуэевскому номеру «Ревю де летр модерн», то впоследствии их сменили «символизм, распятие, катарсис, пятое измерение, трансцендентальность, утверждение, этика, религия». Тенденция отмечена верно, но список можно было бы легко пополнить, показав, что в последние десятилетия в специальную литературу проникли и мистика, и поповщина, и откровенная реакция.

И все же время работало на Хемингуэя. Лучшие послевоенные работы о его творчестве отличает не только тщательное собирание и внимательное изучение материала, но и стремление более глубоко истолковать творчество писателя. Тому содействовало также появление таких крупных вещей, как «По ком звонит колокол» и «Старик и море», позволивших лучше понять то, что было создано писателем в 20-е и 30-е годы, и яснее представить основные закономерности его развития.

Мы еще многого не знаем о Хемингуэе. Неизвестны еще произведения, которые он оставил своей семье с тем, чтобы их опубликовали после его смерти. И все же смерть подводит свою черту и заставляет многое продумать заново.

ЧЕЛОВЕК И ЛЕГЕНДА

Хемингуэй не оставил сколько-нибудь обстоятельного повествования о своей жизни. Коротенькая, в полстранички, автобиография, написанная в середине 30-х годов, немногие «личные» детали в ранних корреспонденциях, интервью, позволяющие заглянуть уголком глаза в творческую лабораторию писателя, да «биография рикошетом», как он сам, по словам его жены Мэри, называл «Праздник, который всегда с тобой» – книгу очерков о Париже 20-х годов, где довольно скупо говорится о самом авторе, – вот, пожалуй, и все, что Хемингуэй рассказал непосредственно о самом себе. Остались сотни писем, но он распорядился не предавать их гласности. В словах его жены: «Зачем вообще люди читают биографии? Почему они не читают самих писателей?» – слышится голос Эрнеста Хемингуэя.

Однако не стоит осуждать людей за их столь естественное желание познакомиться с этим необыкновенным человеком и его так ярко и полно прожитой жизнью – жизнью, ставшей достоянием легенды, когда Хемингуэю не было еще и тридцати лет. Во всяком случае, спрос уже давно определил предложение, и в литературных портретах, разного рода биографических очерках и воспоминаниях недостатка, прямо скажем, не ощущается. За немногими исключениями, их авторы, по-видимому, стремятся сказать правду. Беда лишь в том, что непонимание Хемингуэя-писателя и раньше всегда приводило к искажению его человеческого облика, а неверное представление о Хемингуэе как человеческой личности неизменно сопровождалось ошибочным толкованием его творчества.

Но дело не только в этом. По утверждению Мэри Хемингуэй, биографические произведения, посвященные ее мужу, изобилуют фактическими ошибками. «Все они гнилые, насквозь гнилые, – заявила она в декабре прошлого года. – Все эти писатели – мусорщики, их сочинения заполнены неточностями и мелочными деталями».

Не слишком ли категорична эта оценка? Конечно, пока еще трудно судить, насколько отклоняются от правды существующие биографические очерки. Но уже и сейчас ясно, что они неравноценны и что едва ли стоит выбрасывать их за борт литературоведения скопом. Если же гнев и возмущение вдовы писателя были вызваны книгами, подобными той, которую написал К. Сингер, то нельзя не признать, что Мэри Хемингуэй высказалась еще весьма сдержанно.

К. Сингер утверждает, что встречался с писателем на Кубе и брал у него интервью, которые впоследствии включил в свою книгу «Хемингуэй. Жизнь и смерть гиганта» ⁴. Временами действительно кажется, что слышишь голос писателя, что это он говорит о жизни и смерти, о своих произведениях и их критиках, о гражданской войне в Испании и революции на Кубе. Но как отличить правду от лжи в этой книге, написанной специалистом по шпионажу? Если бы еще он приписал Хемингуэю только собственное невежество, заставив его, например, причислить Тургенева, наряду с Толстым и Ремарком, к писателям, создавшим великие книги о войне. Куда более омерзительно другое: не постеснявшись вложить в уста писателя «интимные» рассказы о прошлых любовных связях, Сингер затем одобрил его мнимую измену идеалам Испанской республики и гневно напал на писателя за то, что тот «предал своих друзей» – кубинских контрреволюционеров. И в этом «соль» книги: яростные выпады против революционной Кубы и панегирики Франко, «спасшему» Испанию от коммунистов, сдобрены здесь бесстыжими фантазиями на сексуальные темы. Постепенно’ перед читателем возникают, хотя и модернизированные, но хорошо известные черты, приписываемые Хемингуэю легендой. Это «великий индивидуалист», человек «тотального действия», чьей «сценой был мир, а насилие – постоянным, спутником». Здесь К. Сингер во многом близок к М. Махлину, автору книги; «Личный ад Хемингуэя» ⁵. Реклама стоит названия: обложка представляет Хемингуэя как «авантюриста века», «снова и снова оказывавшегося на грани самоуничтожения» и потому «давшего миру единственный в своем роде, острый, как лезвие ножа, взгляд на жизнь». Эти слова довольно точно отражают концепцию книги. М. Махлин хотел показать, что смерть властно и неудержимо влекла к себе Хемингуэя, что он жадно изучал ее, что вся жизнь этого человека якобы является историей «саморазрушения». И хотя в книге М. Махлина можно найти и немало интересных страниц, в частности об «испанском» периоде, все же она представляет собой лишь один из бесчисленных вариантов легенды о писателе.

В критике довольно широко распространено мнение, что Хемингуэй и сам» содействовал появлению этой легенды. Биографы писателя А. Ароновитц » П. Хемил прямо указывают на то, что Хемингуэй не раз рассказывал о себе вымышленные истории. Некоторые исследователи, как, например, С. Сандерсон, считают одной из причин возникновения мифа о видавшем виды «певце насилия и смерти» то, что читатели отождествляли писателя с изображенными им. гангстерами и контрабандистами, боксерами и матадорами.

И в самом деле, вначале это был всего лишь миф о крепком и грубом малом, о немыслящем и бесчувственном примитиве, но зато впоследствии этот голливудский идеал грубой мужественности был пропитан, а то и вовсе заменен разного рода фрейдистскими комплексами и прочими атрибутами современного психоанализа, ₍и тогда чего только не стали приписывать Хемингуэю – и мазохизм, и комплекс неполноценности, и неустанные поиски смерти, – всего и не перечислишь⁶.

Еще в 1938 году Д. Шварц заметил, что Хемингуэй, каким его изображала пресса и реклама, не казался читателям серьезным писателем. Легенда эволюционировала, но функция ее не изменилась – как и раньше, она скрывает облик подлинного Хемингуэя и потому может быть так удобно использована» реакционерами типа К. Сингера в своих специальных целях.

Легенда пережила Хемингуэя. Но фактически она уже стала достоянием однодневок книжного рынка и все более вытесняется из специальной литературы. Теперь задача биографов Хемингуэя заключается уже не столько в том, чтобы развеять легенду, сколько в том, чтобы восстановить действительный» облик большого писателя. Задача трудная, и она оказалась явно не по плечу А. Ароновитцу и П. Хемилу, поторопившимся опубликовать свою «предварительную» биографию Хемингуэя вскоре после его смерти⁷. Это, так сказать, компилятивная работа, собравшая большой, но во многом не обработанный критической мыслью материал, и научная ценность ее, что понимают и сами авторы, невелика.

Естественно, что лучше других могли рассказать о Хемингуэе те, кто непосредственно ощутил обаяние его личности или приложил немало усилий, чтобы разобраться и в жизни и в творчестве писателя. М. Каули находился в особенно выгодном положении. Он был и критиком и другом Хемингуэя, и написанный им литературный портрет – пожалуй, самое значительное из того, что создано в этом жанре. Опубликовав «Портрет мистера Папы» (М. К.) в 1949 году, М. Каули уделил особое внимание деятельности Хемингуэя во время второй мировой войны и его жизни на Кубе. Но он сжато рассказал также и о предшествующих годах жизни писателя, ярко обрисовав его внешний облик, образ жизни и манеру работать, и привел ряд интересных высказываний Хемингуэя о мировых войнах, о «Колоколе», о Фолкнере и др. Многое из того, о чем писал М. Каули, подтверждается ранее опубликованной «Заметкой об Эрнесте Хемингуэе» художника Д. Грота (М. К.), познакомившегося с писателем на линии Зигфрида в сентябре 1944 года и пораженного простотой, радушием и необыкновенным мужеством и самообладанием Хемингуэя. Впоследствии обстоятельнее написал об «испанском» периоде жизни писателя Дж. Норт⁸, а сам Хемингуэй рассказал о своей работе больше и интереснее в беседе с Д. Плнмптоном (Ант.) ⁹. При всем том очерк М. Каули и сейчас «читается с большим интересом.

Относительно небольшой по объему и очень насыщенный материалом, «Портрет» М. Каули неизбежно конспективен. Иначе написан литературный портрет Хемингуэя журналисткой Л. Росс. В 1949 году ей посчастливилось провести в обществе писателя, его близких и друзей, среди которых была и Марлен Дитрих, почти полных два дня, и вот эти-то часы она подробно описала, озаглавив свой очерк одной из любимых фраз Хемингуэя – «Как вам это понравится, джентльмены» (Уикс). Л. Росс приложила все усилия, чтобы добросовестно и точно воспроизвести и внешний и внутренний облик писателя, все вплоть до его специфического жаргона. Журналистка оставила один из «самых интересных литературных портретов Хемингуэя, очень верно воссоздав.некоторые черты его характера, его суждения, мысли и воспоминания. Но как раз стремление к буквальной точности значительно испортило ее работу. Л. Росс не всегда улавливала или не всегда умела передать юмор и иронию Хемингуэя, так что подлинный смысл некоторых его высказываний остался в ее передаче неясным. Попытка точно отразить характерную речь также подчас приводила к неожиданным результатам: писатель начинал казаться забавным или даже глуповатым. В том, что рассказала Л. Росс, нет фактических ошибок. Тем не менее, если верить М. Махлину, писатель говорил, что очерку Л. Росс был присущ самодовольный и фальшивый тон, и потому он больше, чем что-либо другое, разрушил доверие Хемингуэя к собратьям-журналистам.

В 1962 году вышли в свет мемуары брата и сестры покойного писателя¹⁰. Марселина, которая была немного старше Эрнеста, рассказала о его детских и юношеских годах; Лестер, бывший на шестнадцать лет моложе своего брата, написал главным образом о том, что хорошо помнил, доведя свое повествование до того момента, когда гроб с телом Хемингуэя был опущен в могилу. Сопоставление книг, в особенности в тех моментах, где они хронологически? совпадают, говорит, что часто между сестрой и братом согласия нет. Марселине довольно близок мещанский дух Оук-Парка, и она склонна идеализировать отношения и между своими родителями, и между Эрнестом и матерью, женщиной крутого, деспотичного нрава, которую она явно представила в розовом свете. Сестра писателя пыталась изобразить идиллически счастливую семью, но и по ее книге, а в особенности по мемуарам Лестера, можно судить, что и близкие Хемингуэя, и он сам были нередко весьма далеки от безоблачного счастья. Но Марселине запомнилось множество интересных деталей, и это помогает гораздо лучше представить себе ту обстановку, в которой прошли первые двадцать лет жизни Хемингуэя и в которой сформировался его характер.

Более интересны мемуары Лестера. Он и проще и человечнее своей сестры, ему в меньшей мере свойственна мещанская ограниченность. Он и сам хотел стать писателем, лучше понимал своего брата и относился к нему с большей симпатией. Он опросил очень многих людей, знавших его брата, внимательно прочел и пересказал переписку Эрнеста с родителями. Беседы Лестера с Эрнестом, рассказывавшим о поворотных моментах своей жизни, подтверждают правильность наших представлений об эволюции Хемингуэя, помогают яснее представить его отношение к важнейшим историческим событиям века (кстати сказать, Лестер также участвовал во второй мировой войне и нередко находился рядом с братом). Наконец, так же как и М. Каули, и Л. Росс, Лестер приводит суждения Хемингуэя о литературе, его творческие советы, что имеет немалое значение для уяснения эстетических взглядов писателя.

К сожалению, Лестер далеко не всегда поднимается до подлинного понимания своего предмета – досадная, но типичная черта биографической литературы о Хемингуэе. Мешает и сильное влияние легенды, и узость кругозора, и известный недостаток культуры. Так, присутствуя при встречах своего брата-с Пикассо, Сартром, Симоной де Бовуар и Мальро в только что освобожденном Париже, он оказался не в состоянии записать их беседы. Как и почти вся остальная биографическая литература о Хемингуэе, мемуары и литературные портреты нуждаются в научно-критическом анализе.

Серьезные исследования Ф. Янга, Ч. Фентона, Ж. Астра, о которых нам еще придется говорить, и по-своему интересная «фотобиография» Л. Лания выгодно отличаются строгой документированностью биографических сведений. Но они были написаны в 50-х годах, и последующим биографам Хемингуэя придется подвергнуть строгому анализу всю накопившуюся за последние несколько лет литературу, лишь небольшая часть которой здесь упоминалась, разобраться в ее многочисленных противоречиях и отделить зерно от плевел.

Их ждет также увлекательное изучение хемингуэевских очерков о Франции 20-х годов, которые вместе с ранними корреспонденциями писателя проливают новый свет на «парижский» период его жизни и деятельности.

Следует отметить, что формирование молодого Хемингуэя как человека – и писателя было очень внимательно изучено Ч. Фентоном. Хотя автору не всегда удается дать своему читателю живое ощущение личности Хемингуэя, знание его богатой по материалу книги «Ученичество Эрнеста Хемингуэя. Молодые годы» совершенно необходимо каждому специалисту. Самая интересная и значительная часть этого исследования, посвященная Хемингуэю-репортеру, не утратила своего значения и теперь, когда появилась возможность непосредственно ознакомиться с корреспонденциями молодого писателя, впервые опубликованными отдельной книгой в 1962 году¹¹.

В отличие от М. Гейсмара и других критиков, противопоставляющих «экстравагантность личности» писателя «суровой дисциплине его искусства» ¹², такие литературоведы, как Ч.

1. Q. Astre, Hemingway par lui-meme. P. 1959; J. Atkins, The Art of Ernest Hemingway, L. 1952; C. Baker, Hemingway, Princeton, 1956; Ch. Fenton, The Apprenticeship of Ernest Hemingway, N. Y. 1954; L. Lania, Hemingway, Munchen, 1960; J. Killinger, Hemingway and the Dead Gods, Kentucky, 1960; S. Sanderson, Hemingway, Edinburgh and London, 1961; H. Stresau, Ernest Hemingway, Berlin, 1958; Ph. Young, Ernest Hemingway, N. Y. and L 1952; Ernest Hemingway, Minneapolis, 1959.[↩]
2. J. Мс. Caffeу (ed.). Ernest Hemingway, Cleveland, 1950; С. Baker (ed.), Hemingway and his Critics. An International Anthology, N. Y. 1961. (Всборникеимеетсябиблиографиякритическойлитературыописателе.); Critiques of Four Major Novels, N. Y. 1962; R. P. Weeks (ed.), A Collection of Critical Essays, N. Y. 1962; «La revue des lettres modernes», P. 1959, N 33 – 34. В дальнейшем ссылки на статьи, перепечатанные в этих сборниках, даются, соответственно, следующим образом: М. К.; Ант.; 4 ром.; Уикс; Ревю (или: McC; Anth.; Four Nov.; Weeks; Revue).[↩]
3. D. Brown, Hemingway in Russia (Antk.); St. Parker, Hemingway’s Revival in the Soviet Union, 1955 – 1962. In: «American Literature», Durham, 1964, vol. 35, N 4.[↩]
4. K. Singer, Hemingway. Life and Death of a Giant, L. 1962. Спустя год появилось новое издание книги, так сказать, «очищенное» и «переработанное» объединенными усилиями Сингера и его жены (K. Singer and J. Sherrod, Ernest Hemingway. Man of Courage, Minneapolis, 1963).[↩]
5. M. MachIin, The Private Hell of Hemingway, N. Y. 1962.[↩]
6. Очень характерна в этом отношении статья Л. Сапена, см. «Arts», Р. 1958, N 663.[↩]
7. A. Aronowitz and Р. Hamill, Ernest Hemingway, N. Y. 1961.[↩]
8. Дж. Норт, Нет чужих среди людей, Изд. иностранной литературы, М. 1959; «Эрнест Хемингуэй (Из воспоминаний)», «Иностранная литература», 1961.[↩]
9. «Эрнест Хемингуэй о литературном мастерстве», «Иностранная литература», 1962, N 1.[↩]
10. M. Hemingway Sandford, At the Hemingways, Boston – Toronto, -1962; L. Hemingway, My Brother, Ernest Hemingway, N. Y. 1962.[↩]
11. Ernest Hemingway, The Wild Years, N. Y. 1962.[↩]
12. M. Geismar, American Moderns, N. Y. 1958.[↩]