В погоне за проблемностью
Григорий Соловьев, Ответственность перед временем, «Советская Россия», М. 1963, 364 стр.
Два основных раздела книги Г. Соловьева составляют статьи проблемные: «Та же добыча радия» и «Читая прозу»; в третьем разделе собраны небольшие полурецензии, полупортреты. Читается книга легко, с интересом. При анализе стихов автор не сбивается на упрощенное комментирование, а прибегает и к умышленному заострению просчетов поэта, и к пародированию наиболее наглядных неудач. Небрежные, торопливые строки критик анализирует изящно, непринужденно, остроумно; обоснованно доказывает: родство в происхождении художественных срывов в поэзии В. Бокова и А. Маркова, например.
Я назвал те достоинства книги, которые не сопровождаются никакими «но». И хотя Г. Соловьев пишет, что «хорошее – это естественно, как, скажем, новый дом, в который люди вселяются без лишних восторгов», на эти особенности книги стоит обратить внимание особо, поскольку живость и образность подачи материала, выразительность языка, разнообразие комментаторских приемов не стали для сегодняшней критики чем-то общедостигнутым, само собой разумеющимся.
Итак, в сборнике собраны главным образом статьи проблемные. Проблемные хотя бы по внешним признакам – для разговора привлекаются стихи нескольких авторов, началу разбора предшествует «постановочная» мысль, в конце – непременное обобщение, резюме, выводы. Но присмотримся к давшей название книге статье «Ответственность перед временем». После нескольких вводных фраз следует разбор «Избранного» Ё. Долматовского. По сути, это обычный анализ удач и просчетов, в который время от времени вклиниваются замечания о долговечности произведений. Наконец разбор завершен, и дальше следует такой переход: «В связи с этим широким вопросом – ответственность художника перед временем – хотелось бы коснуться еще одной поэтической практики, еще одного недавно вышедшего «Избранного». Речь идет о стихах Осипа Колычева, поэта наблюдательного, нередко умеющего свои наблюдения превращать в поэзию. Но дело в том, что круг его наблюдений в последние годы, не в пример. Долматовскому, свелся к бесконечному разглядыванию листиков, веточек, закатов, ручейков. Поэт, неплохо воспевший романтику гражданской войны и первых трудных послевоенных лет, в дальнейшем не выдержал ответственности перед временем».
Безусловно, можно взглянуть на недостатки пейзажной лирики О. Колычева и под таким углом зрения, но дело в том, что весь анализ механически подверстан к рецензии на стихи Е. Долматовского. В результате соединение получилось явно формальным» Бросается, в глаза и резкая диспропорция: рецензия на стихи Е. Долматовского не только больше «углублена» в частности, детали, но и по размеру в три раза обширнее присоединенной к ней рецензии на стихи О. Колычева.
Случай этот не единственный. В «Слове о лирике» автор так обосновывает свой выбор: «Попробуем попытать удачи в этом разговоре на более конкретном пути – остановиться на работе всего двух поэтов. Один из них является, я бы сказал, ветераном лирического жанра. Другой недавно вступил в литературу» (курсив наш. – В. Г.).
Привыкнув доверять обещаниям критиков, мы, естественно, ожидаем, что, соединив рецензии на Н. Сидоренко и В. Кулемина, автор попытается найти то, что объединяет этих поэтов, – но, увы, напрасно.
В статье «Будущее не придет само» рассматриваются стихи «всего» четырех поэтов, причем подбор имен вызывает прямо-таки удивление. М. Пилипенко, Г. Мирзоев, Т. Тетцоев и Вас. Федоров объединены на основании той лишь особенности, что у этих «способных авторов индивидуальны не только удачи, но и самые недостатки».
Концовка статьи приводит вообще в смущение: «Мы коснулись поэзии четырех авторов. В их сборниках видны черты настоящего, образного творчества. Дело за дальнейшим развитием этого действенного начала». Но о чертах «настоящего, образного творчества» в поэзии Т. Тетцоева вообще не сказано ни слова. Вместо анализа – элементарный пересказ поэмы «Раздвоенное сердце». Что касается М. Пилипенко, о нем сам Г. Соловьев написал, что «действенности» его «поэтического слова»»мешает» некоторая несамостоятельность в подходе к теме. Сказать же о Вас. Федорове, что ему присущи «черты настоящего, образного творчества», вероятно, не совсем тактично.
Речь идет не о техническом оформлении работ – в конце концов можно печатать и две, и четыре, и десять рецензий вместе, снабдив их общим заголовком, подзаголовками и т. д. Речь о другом: старание автора подать рецензии в виде статей обобщающего характера, претендующих на постановку каких-то проблем, приводит к натяжкам и упрощениям.
Г. Соловьев подводит весьма искусственную «научную базу» под те простые случаи, где вполне достаточно элементарного разбора недостатков. «Как же получилось, что интересный поэт В. Полторацкий так мало знаком читателям?» – спрашивает критик. Очевидно, потому, что В. Полторацкий-поэт менее значителен, чем прозаик. Критик же представляет дело так, будто это чисто тактический просчет В. Полторацкого, который «мало писал и пишет стихов, отодвинул поэзию как бы на второй план».
Искусственность мотивировки заметна и в полемических местах книги. Правда, у Г. Соловьева есть интересные страницы, где он спорит с рецензентами романа Л. Обуховой «Заноза». Критик убедительно отстаивает свой взгляд на произведение. Справедливо не соглашается он и с суждением Н. Асеева о том, что основная действенная сила поэзии в неожиданном сочетании разных понятий.
Но временами Г. Соловьев полемизирует не с конкретным оппонентом, а выдвигает заведомо ошибочный тезис, чтобы было легче его отрицать. И в этом не было бы беды, если бы положения, с которыми спорит автор, и в самом деле имели горячих защитников.
Не совсем понятна необходимость полемики со статьей В. Кожевникова «Штурм вершин» в рецензии на роман Е. Пермяка «Старая ведьма». Полемика, не имеющая четких, определенных задач, приобретает характер неодобрительного комментирования мыслей оппонента, притом имеющих только косвенное отношение к разбираемому произведению. Критик цитирует многие положения статьи В. Кожевникова, несколько раз оговаривается, что статья, в общем-то, «примечательное явление в нашей критике» и что в то же время с ней «полезно поспорить», потом без видимой связи переходит к разбору романа.
Есть, наконец, в работах Г. Соловьева неприятные издержки. В статье «Блуждающий перст» он сопоставляет оценки двух произведений рецензию Л. Жак на повесть Н. Ивантер «Снова август» и рецензию Г. Владимова на роман Е. Белянкина «Вислый камень». «…Основной парадокс заключается в том, что «истребленная» книга Е. Белянкина, несмотря на свои серьезнейшие стилистические, композиционные и многие другие недостатки, все же реалистичнее и интереснее вознесенной до небес повести «Снова август». Это «все же» было бы уместно в случае, если бы Г. Владимов, рецензируя обе повести, утратил строгость по отношению к более слабой из них, а к более сильной проявил бы неоправданную суровость. Но почему Г. Владимов должен был «ориентироваться» на неоправданно высокую оценку, данную Л. Жак повести Н. Ивантер, и, исходя из этого, более поощрительно отозваться о повести Е. Белянкина? Здесь же отмечу небольшую частность. «…В рецензии Г. Владимова все в книге затоптано, не оставлено, ни единого живого места. Это был не анализ, который открывает автору глаза как на его неудачи, так и на его возможности, а просто критический пинок». Но каждый читатель может открыть «Литературную газету», где напечатана рецензия Г. Владимова, и убедиться, что автор рецензии вовсе не выступает человеком, «затаптывающим все в книге». Г. Владимов подробно и добросовестно передал замысел книги, а резкость, с которой критик принужден говорить об исполнении замысла, едва ли должна ставиться ему в вину. Сама «защита» Г. Соловьевым романа Е. Белянкина выглядит неубедительно, поскольку аргументы, приводимые им, только подтверждают правоту суровых суждений Г. Владимова.
Сопоставляя отдельные статьи сборника, видно, что автор терпит поражение там, где любой ценой подгоняет материал под искусственно выбранную проблему. Отсюда и недостатки книги – притянутые переходы, неоправданные обобщения, приблизительные формулировки.