В человеческом измерении

Споры о том, нужна ли производственная тема в искусстве, всегда казались мне и наивными и бессодержательными. Сейчас как будто уже никто не сомневается – нужна, необходима. И я совершенно согласен с А. Яновым, открывшим сегодняшнюю встречу: литература, стыдливо сторонящаяся производственной темы, обрекает себя на отчуждение от жизни, от ее современного героя. А как же иначе? Ведь все мы живем в производственном коллективе. Подчеркиваю: не просто плавим сталь, собираем механизмы, проводим планерки, но живем – радуемся, волнуемся, страдаем. И я тут имею в виду даже не до предела спрессованное время, что приходится проводить на производстве, – возвращаясь домой, я эмоционально еще долго продолжаю пребывать в заводской атмосфере.

Впрочем, вижу, что незаметно для самого себя сузил рамки поставленного А. Яновым вопроса – заговорил именно о промышленном производственном коллективе. Но что поделаешь, я инженер. К тому же, – да извинят меня представители других профессий, – думается, что именно на производстве, в эпоху экономической реформы, возникают сегодня такие коллизии, конфликты, страсти, мимо которых искусству просто грешно проходить. Да и вряд ли возможно такое. Этим вовсе не хочу сказать, что все современное искусство должно замкнуться на производственной тематике, – боже упаси.

Откровенно признаюсь, иногда, стремясь снять напряжение, в котором неизбежно держит человека современное производство, я между делом прочитаю детектив или посмотрю легкую комедию. Но при этом, конечно, всегда существует потребность куда более прочная, стабильная: отыскать в искусстве ассоциации, связанные с бытием человека, найти в нем не ответы, нет, пусть только вопросы, – но те вопросы, которые волнуют повседневно, постоянно.

Мне кажется, И. Дворецкий эту потребность остро ощутил. Интерес к «Человеку со стороны» вызывается тем, что драматург и театр чутко уловили именно общие проблемы, возникающие в сегодняшней жизни.

Проблемы и конфликты не в первую очередь и даже не во вторую – технические. (Кстати, потому и проходили – и проходят – незамеченными те вещи, в которых предлагаются вопросы, имеющие локально производственный смысл; но искусству этими вопросами заниматься нет нужды.) Эту всеобщность проблематики я усматриваю уже в самом внешнем решении спектакля в Театре на Малой Бронной. Поначалу отсутствие заводского антуража даже несколько смущало, но затем мне удалось, кажется, понять режиссерский ход: отказываясь воспроизводить характерные приметы заводского быта, авторы спектакля тем самым подчеркивают, что речь идет не о станках, но о человеческих отношениях. Другой вопрос, как эти отношения истолковываются; но об этом чуть позже.

Пока же поговорим о самом конфликте спектакля, о современном его содержании, о том внутреннем его смысле, которому режиссер нашел столь верное, с моей точки зрения, театральное воплощение. На нашем обсуждении уже не раз высказывалась мысль о том, что драматизмом своим спектакль обязан сюжетной ситуации, положенной в его основу: «человек со стороны» в коллективе с прочными традициями. И даже шире: сама эта ситуация, мол, является непременным стимулом надежного функционирования системы, залогом ее прогресса. Трудно согласиться с этой точкой зрения. То есть я не отрицаю, разумеется, жизненной правомерности данной ситуации, мне и самому за долгие годы работы на производстве приходилось с ней сталкиваться.

Припоминаю, например, появление у нас, на «Манометре», нового директора, «человека со стороны». Он пришел к нам в трудный момент: то было время освоения новой техники, завод не давал плана. Энергичными, крутыми порой мерами новому руководителю удалось навести на производстве порядок. Тот конкретный случай, о котором идет речь, не был связан со столь драматическими переживаниями, какими сопровождался приход Алексея Чешкова в новый коллектив (да и вообще аналогия с Чешковым здесь неуместна; впоследствии объясню почему), но не в этом, разумеется, дело: