Традиция и новаторство

Здесь уже поминали статью Ю. Тынянова.

Современнику всегда кажется, что поэзия находится в «промежутке», переживает перманентный кризис. Даже тогда, когда действует много талантливых поэтов, появляется много хороших стихов. Такое неблагодарное чувство, такое ложное ощущение у современника возникает потому, что процесс обновления поэзии непрерывен. Поэтому не следует, да и невозможно, подводить какие-то погодные «итоги». Можно лишь отметить появление новых поэтов или новых произведений.

Поэзия всегда в движении, всегда в походе. Сборники «День поэзии» дают лишь общий срез, геологическую карту разных пластов, демонстрируют наличие различных синхронных тенденций. В дореволюционный период эта картина расстановки сил в поэзии облегчалась тем, что наличествовали литературные школы и объединения. Правда, для крупных представителей этих школ их границы и правила являлись всегда узкими, они никак не укладывались в рамки школы.

И тем не менее сдвиги в современной поэзии есть. За последние годы стало меньше высокопарной риторики, поэзия стала более человечной, большее место в ней занял внутренний мир поэта, его душевный опыт.

Поэзия вышла на эстраду, и широкий успех получили стихи «для голоса», рассчитанные на эффект исполнительского мастерства, на декламацию. Иногда даже на сопровождение гитары. Этого не следует чураться. Наоборот, это тоже поэзия большого звучания, поэзия, имеющая свои традиции (вспомним хотя бы Аполлона Григорьева, Полонского), обладающая преимуществом непосредственного воздействия на слушателя (и читателя). Поэты – мастера произносимого, звучащего слова – быстрее приобретают читателя, они доходчивей. Не случайно, что и Маяковский, и Багрицкий, и Каменский, и Сельвинский – первоклассные чтецы-исполнители.

Но в то же время эта поэтическая манера нередко ведет и к упрощению, к той поверхностности, о которой несколько раз упоминалось при обсуждении итогов поэтического года.

Читателя не удовлетворяет теперь способность поэта своевременно «откликнуться» на события. Не быстропреходящий отклик, не тематическая злободневность определяют значение поэтического произведения, а глубина и своеобразие подхода.

Тем более странен протест против «углубления» искусства. М. Лобанов упрекал тех, кто слушает музыку Баха, видя в этом лишь дань моде, признак духовной незрелости и самообмана. Неверно и противопоставление Есенина – Блоку, поэзии «природы» – поэзии, перегруженной культурой. Ведь в нашу эпоху это противопоставление особенно странно звучит, так как стихийность «природы» становится областью завоеваний разума. В век атомных бомб, теории относительности, космических полетов по-иному ставится и вопрос о человеке и природе.

Современная поэзия это поэзия, выражающая не стихийность «природы», но осознающая мощь человеческого разума, ее познающего. Эта поэзия не ограничивается голой эмоциональностью, она берет на вооружение великолепную традицию прошлого: стих, который наполнен мыслью.

Среди современных советских поэтов наше внимание привлекают такие поэты, как А. Тарковский, несправедливо обойденный критикой. В его книге (единственной за двадцатилетие) «Перед снегом», вышедшей в 1962 году, можно найти пример следования традиции и в то же время взволнованного и пристального ощущения современности.

А. Тарковский – поэт, задумывающийся о жизни, чуждый поверхностного к ней отношения, не принимающий готовых формул, решительно избегающий декларативности. Серьезность и сосредоточенность, с которой он подходит к вопросам современности, широта диапазона, углубленность и многогранность его поэтического мастерства требуют несомненно большего внимания к его поэзии, чем ей уделялось до сих пор. Достаточно ознакомиться хотя бы с таким его стихотворением, как «Я человек, я посредине мира…», чтобы убедиться в глубине мысли поэта, по-своему, с подлинным достоинством утверждающего торжество жизни и разума:

Я человек, я посредине мира, За мною мириады инфузорий, Передо мной мириады звезд. Я между ними лег во весь свой рост – Два берега связующее море, Два космоса соединивший мост.

Я Нестор, летописец мезозоя, Времен грядущих я Иеремия. Держа в руках часы и календарь, Я в новый век вступаю, как Россия, И прошлое кляну, как нищий царь.

Я больше мертвецов о смерти знаю. Я из живого самое живое, И – боже мой! – какой-то мотылек, Как девочка, смеется надо мною, Как золотого шелка лоскуток!

Не следует только думать, что есть какая-то особая «научная поэзия», на научные темы (как это пытались в свое время утверждать Рене Гиль во Франции, а у нас В. Брюсов). Сама тема отнюдь не определяет поэтического метода, а назидательно-дидактическое, «ученое» ее изложение чаще всего далеко от поэзии.

Традиция «поэзии мысли» вовсе не в философском теоретизировании, что лучше всего доказывают стихи Тютчева, Баратынского, а в наше время Н. Заболоцкого, а в углубленном отношении к миру, к природе. Меня порадовали новые стихи А.