Славяноведческие работы в «Ученых записках»

На Всесоюзном координационном совещании по актуальным проблемам славяноведения, проходившем в 1961 году и сыгравшем большую роль в развертывании славистических исследований, указывалось, что наиболее важными направлениями научной работы в этой области являются:

1. Теория и история социалистического реализма.
2. Взаимосвязи славянских литератур между собой и с другими национальными литературами.
3. Формирование национальной культуры у южных и западных славян.
4. Развитие реализма в славянских странах и его отношение с другими творческими методами на разных исторических этапах.
5. Развитие устного поэтического творчества славянских народов; вопросы его периодизации и истории жанров¹.

Рассмотрение работ по литературоведческой славистике, напечатанных в «Ученых записках» вузов, позволяет еще раз увидеть справедливость решений и рекомендаций Координационного совещания. По-прежнему наблюдаются отставание и пробелы на некоторых участках исследовательской работы. За последние годы в изданиях вузов не опубликовано ни одного исследования по народному творчеству южных и западных славян. Нет работ и по славянскому средневековью, хотя и в этой области, на первый взгляд, такой далекой от современности, имеется немало актуальных проблем, связанных, в частности, с межславянскими литературными взаимосвязями. Славянскому Возрождению и литературам XVII века посвящена лишь одна работа – содержательное исследование В. Зайцева «Эпическая поэма Гундулича «Осман» в хорватской и сербской литературах» ². Ни одной работы не опубликовано о славянских литературах эпохи Просвещения. А ведь эта проблематика важна в плане подготовки обобщающих трудов по истории славянских литератур.

Несколько статей и монографий посвящено литературам XIX века. Назовем работы Ф. Стекловой и Е. Слободской об Адаме Мицкевиче³, О. Краглика – о Словацком⁴, П. Глинкина – о некоторых особенностях развития польской литературы в 30 – 40-х годах XIX века⁵, И. Грики – о Крашевском⁶, Е. Мешковой – о Божене Немцовой⁷, А. Грибовской – об Элизе Ожешко⁸.

В исследовании Ф. Стекловой, посвященном «Крымским сонетам» Адама Мицкевича, говорится об интересе польского поэта к Востоку, к освободительной борьбе народов Востока, рассмотрена творческая история и композиция крымского цикла, идейное содержание входящих в него произведений. В статье есть свежие наблюдения, которые, без сомнения, привлекут внимание тех, кто занимается творчеством Мицкевича. Но нельзя не отметить, что в ряде случаев Ф. Стеклова подменяет анализ пересказом содержания. Говорить о восточных мотивах в «Крымских сонетах» невозможно, не обращаясь к анализу их языка. Но как раз анализу поэтического языка сонетов Ф. Стеклова уделяет очень мало внимания, забывая, кстати, и о мыслях самого Мицкевича по этому поводу. Ф. Стеклова недостаточно внимательно отнеслась к тому, что сделано ее предшественниками. Она обращается к работам А. Зайончковского, С. Жулкевского, П. Беркова, С. Советова, И. Беккера, то ссылаясь на них и используя их наблюдения, то полемизируя с ними. Действительно, работы этих ученых внесли много нового в изучение сонетов Мицкевича. Но нельзя забывать и о других, более ранних работах, Ф. Стеклова не учитывает того, что было сделано, скажем, Ст. Виндакевичем, который подробно рассмотрел поэтику сонетов, в частности «движущийся пейзаж» Мицкевича. Конечно, отдельные положения Виндакевича устарели, но ряд мыслей и наблюдений его заслуживает внимания. Можно было бы назвать и другие работы. Дело в том, что библиография исследуемого Ф. Стендовой вопроса гораздо шире, чем она себе это представляет.

Проблема Востока рассмотрена в статье несколько суженно. А здесь как раз нужна широкая историко-литературная перспектива. Вопрос о «восточных мотивах» в «Крымских сонетах» связан с некоторыми важными моментами в истории польского и – шире – вообще славянского романтизма. Вместе с тем он выходит за рамки этой проблемы, включаясь в другую, очень интересную и до сих пор мало разработанную – о связях славянских литератур с литературами Востока, об отражении восточной тематики в славянских литературах.

Проблемы истории польского романтизма рассматриваются и в статье О. Краглика о Словацком, напечатанной, правда, в неспециальном издании. В этой работе дано очень примитивное толкование произведений поэта. Стихи Словацкого привлекаются только как иллюстративный материал; для автора статьи художественное произведение – лишь сумма «высказываний», к тому же толкуемых весьма произвольно. Сама постановка вопроса о революционно-демократических взглядах Юлиуша Словацкого является вполне закономерной, но решать его следует иначе, чем это делает О. Краглик, не чувствующий эстетического своеобразия исследуемого им материала.

Польская литература 30 – 40-х годов рассмотрена и в статье П. Глинкина. Исследователь указывает, что в польском литературоведении все настойчивее высказывается мнение о созревании в литературе «периода романтизма» реалистического метода, о том, что литература романтизма представляет поле, на котором разыгрывалось генеральное сражение за формирование реалистической традиции. В связи с этим, говорит П. Глинкин, возникает вопрос: как созревал в недрах романтической литературы реалистический метод. Так определяются задачи исследования.

П. Глинкин рассматривает различные жанры польской литературы 30- 40-х годов. Ценные мысли высказаны о революционной лирике этого периода. Автор считает ее одной из промежуточных стадий в движении польской литературы от романтизма к реализму. Однако удивляет вывод, к которому приходит исследователь»»Поэт спустился из поднебесья. Темой его творчества стали конкретные, земные дела, прежде всего – освободительная борьба». А на предыдущем этапе? У прогрессивных романтиков 20-х годов? Польская романтическая поэзия на всем протяжении своей истории была связана с национально-освободительной борьбой, отражала ее. Польский прогрессивный романтизм имел своим источником антифеодальное движение.

Говоря о польской литературе 30-х годов, П. Глинкин отмечает, что одной из характерных для нее черт было «увлечение этнографией и фольклором». Но и это увлечение проявилось гораздо раньше.

В начале своей статьи П. Глинкин подчеркивает, что его задачей является выяснение некоторых национальных и временных особенностей польской литературы 30 – 40-х годов. Совершенно очевидно, что эту задачу невозможно решить без применения сопоставительной методики. Кроме того, необходимо ставить и общетеоретические проблемы. Критический реализм утверждался в борьбе с романтическим искусством, – П. Глинкин прав, говоря об этой борьбе. Прав он и тогда, когда ставит вопрос о том, как прогрессивный романтизм эволюционировал к реализму. Следовало только сильнее подчеркнуть, что критический реализм XIX века является непосредственным продолжателем и наследником романтического искусства. Не останавливаясь на этом сложном вопросе, хочу сказать лишь о том, что П. Глинкин иногда упрощает картину историко-литературного процесса. Никак нельзя, в частности, согласиться с формулировкой «разложение романтизма», встречающейся в его работе.

Среди писателей, содействовавших утверждению реализма в польской литературе, выделяются Ю. Коженевский и Ю. Крашевский, о которых, правда бегло, говорит П. Глинкин. Украинским повестям Крашевского посвящена специальная статья И. Грики. В этой небольшой работе содержится краткая характеристика повестей «Уляна», «Остап Бондарчук», «История колышка в плетне». Возможно, стоило остановиться на одном из этих произведений, но зато разобрать его более обстоятельно, показав своеобразие повествовательной манеры Крашевского.

Несколько конспективно написана и работа А. Грибовской о выступлениях Элизы Ожешко в защиту реалистического метода. И в этой статье есть интересные мысли, свежие факты, но чувствуется, как трудно было автору втиснуть материал в рамки отведенных ему семи страничек. Лучше напечатать две работы полностью, чем пять в урезанном виде. Эту простую истину, к сожалению, очень часто забывают и редакторы вузовских научных изданий, и авторы, которых, впрочем, очень легко понять и извинить.

Если по польской литературе XIX века мы смогли назвать несколько работ, то другие славянские литературы в изданиях вузов представлены значительно слабее. Почти нет исследований о болгарской и сербохорватской литературах. Слабо разрабатывается история чешской и словацкой литератур!

Едва ли не единственная работа о чешской литературе XIX века, напечатанная в «Ученых записках» за последнее время, – небольшое сообщение Е. Мешковой об участии Вожены Немцовой в революционном движении 1848 года. Разумеется, по сообщению, написанному в виде тезисов, трудно судить о содержании работы в целом. Нам кажется, что само сообщение не вносит ничего нового в освещение творчества чешской писательницы. Некоторые выводы Е. Мешковой звучат по меньшей мере странно. Вот она цитирует Немцову: «На нас, бедных, мир держится…», «Если мы нищие, мир приобретает для нас совершенно другой вид…» Далее следует такой «комментарий»: «Следовательно (?! – М. Г.), не зная произведений К. Маркса и Ф. Энгельса, Вожена Немцова первая среди чешских… деятелей поняла, что бытие определяет сознание, что основной движущей силой истории являются народные массы». Вряд ли этот вывод вытекает из приведенных цитат. Думается, его источники иные: стремление приподнять и приукрасить Божену Немцову. Но прекрасная чешская писательница-гуманистка совсем не нуждается в этом. Мировоззрение ее было противоречивым, и эти противоречия нужно исследовать, а не сглаживать.

Большое количество работ, опубликованных в вузовских сборниках, посвящено славянским литературам новейшего времени. Сам по себе этот факт показателен и свидетельствует об интересе к актуальным проблемам современного литературного развития.

Чешской и словацкой литературам XX века посвятили свои исследования А. Ротт⁹, Л. Вольта¹⁰, Н. Еланский¹¹, Т. Савилова¹², В. Савицкий¹³, К. Забарило¹⁴. В. Моторный¹⁵, Ю. Кривых¹⁶;

А. Ротт, изучив архивные материалы и записные книжки Ольбрахта, внимательно прочитав чешские и словацкие газеты и журналы соответствующего периода, воссоздает творческую историю романа о Николе Шугае. Привлечены и разнообразные фольклорные материалы. Исследователь пошел по следам писателя, побывал в тех местах, где Ольбрахт собирал материалы для своего произведения. Но значение статьи А. Ротта не только в этом. Созданный им реально-исторический комментарий позволяет по-новому прочесть не только роман Ивана Ольбрахта, но и некоторые страницы истории чешской литературы. Статья написана увлекательно, темпераментно, вводит в научный оборот множество новых фактов.

С интересом читается и работа Н. Еланского о деятельности Ярослава Гашека в Киеве в период с марта 1917 до февраля 1918 года. Н. Еланский на протяжении нескольких лет изучал важнейший период биографии чешского сатирика. Результаты работы публиковались в виде отдельных статей и сообщений (одной из таких статей и является та, которая названа нами), а затем были подытожены в книге «Ярослав Гашек в революционной России (1915 – 1920)» (М. 1960). Статья «Путь Гашека к большевикам» почти полностью вошла в эту книгу, которая получила положительную оценку читателей и критики.

Статья Т. Савиловой посвящена приемам характеристики отрицательных персонажей в «Репортаже с петлей на шее». Книга Юлиуса Фучика – выдающееся художественное произведение. Говоря об этом, нельзя забывать, в каких условиях был создан «Репортаж…». Анализ его требует от литературоведа большого мастерства, ибо речь «идет о необычном явлении, которое представляет собой и потрясающий человеческий документ, и исторический памятник, и произведение искусства. И когда к такому произведению прилагаются еще бытующие порой шаблоны псевдостилистического анализа, это производит особенно удручающей впечатление. Статья Т. Савиловой полна таких выражений, как, например: «Фучик указывает…»,«…Фучик прибегает к высокой патетике, лирике, мягкому юмору», «подчеркивает», «комментирует», «развивает прием», «использует различные приемы», «применяет сравнения». Думается, что для характеристики художественного своеобразия «Репортажа…» можно и нужно было найти иные слова. Впрочем, здесь, очевидно, дело не только в словах, а в упрощенном понимании самой природы художественного мышления, в неверном решении вопроса о взаимосвязи содержания и формы художественного произведения.

Вопросы истории чешской литературы рассматриваются и в статье Ю. Кривых, посвященной пьесе Карела Чапека «Мать». На основании анализа этой пьесы Ю. Кривых утверждает, что идейно-художественная эволюция чешского писателя была более сложной, чем это изображается в работах некоторых наших исследователей. Справедлива оценка, которую дает Ю. Кривых работе В. Шевчука. Тем более жаль, что и сам исследователь не обходится без упрощений. Нельзя рассматривать пьесу как своего рода дискуссию, а персонажей ее только как рупоры чьих-то идей – то ли авторских, то ли враждебных взглядам автора. Нужно исходить из своеобразия чапековского театра, из особенностей его драматургической системы. А Ю. Кривых рассматривает именно «высказывания» героев, а не произведение в целом, забывая и о сложной композиции пьесы, и о своеобразных способах обрисовки действующих лиц.

Славянская тематика привлекает сейчас внимание многих литературоведов, даже специально славистикой не занимающихся. Свидетельством этого является, например, статья Л. Вольпе о романе Запотоцкого «Бурный 1905 год». Эта статья была задумана, очевидно, как монографическая характеристика произведения в свете определенных теоретических проблем. Но задача эта выполнена далеко не полностью. Автор мало и очень общо говорит о художественном своеобразии, о жанровой природе романа-хроники, романа-воспоминаний. Местами анализ подменяется пересказом сюжета.

Особо следует остановиться на тех работах, которые касаются писателей и произведений, еще не рассматривавшихся нашим литературоведением. Интересна работа В. Савицкого о творческом пути Янко Есенского. Это первое в нашем литературоведении исследование, посвященное творчеству словацкого писателя, если не считать послесловия Н. Роговой к русскому переводу романа «Демократы» (М. 1957). Давая краткую, но четкую и содержательную характеристику авторского пути Есенского, В. Савицкий останавливается на его произведениях различных жанров. Поэзия, художественная проза и публицистика Есенского рассматриваются на широком историко-литературном фоне, в связи с историей чешской и словацкой литератур. В статье приведены факты, свидетельствующие о роли Есенского-публициста, критика, переводчика в укреплении русско-словацких литературных взаимосвязей, в пропаганде прогрессивной русской литературы.

Янко Есенскому посвящена и работа К. Забарило, который характеризует новеллы писателя. Опубликованные краткие тезисы этой работы позволяют судить о том, что автор поднимает широкий круг вопросов, уделяя много внимания поэтике Есенского. Отдельные тезисы могут быть развернуты в самостоятельные исследования. Так, заслуживает внимания мысль об использовании тем и мотивов различных новелл в романе «Демократы».

Новые ценные материалы содержатся и в сообщении В. Моторного о творчестве современного чешского писателя Гезы Вчелички. Но это сообщение можно рассматривать лишь как заявку на работу над интересной темой.

Из работ, посвященных новейшей польской литературе, следует назвать статьи Л. Венгерова об общественно-литературных источниках творчества Ванды Василевской¹⁷, Д. Царика – о Юлиане Тувиме¹⁸, А. Брудного и А. Супруна – о Станиславе Леме¹⁹.

Л. Венгеров дает обстоятельный анализ литературной борьбы в Польше в 20-х-начале 30-х годов. В центре внимания исследователя проблема зарождения и становления социалистического реализма в польской литературе. Л. Венгеров выдвигает ряд положений, которые, на наш взгляд, имеют принципиальное значение для понимания процессов, проходивших в польской литературе 20 – 30-х годов. Л. Венгеров доказывает закономерность становления, социалистического реализма в польской литературе. В этом заключается не только большое историко-литературное значение его работы, но и ее политическое значение, ее глубокая актуальность и полезность.

Определенный интерес представляет и работа Д. Царика о Юлиане Тувиме. Это краткий, но содержательный очерк творческого пути польского поэта, его сложной духовной эволюции.

Из работ, посвященных новейшей болгарской литературе, назовем статьи А. Шагаловой о Людмиле Стоянове²⁰  и И. Зимина – об антивоенном романе в болгарской литературе 30-х годов и о романе Д. Димова «Табак» ²¹. Эти статьи дают материал для постановки теоретических вопросов об особенностях и путях развития болгарской прозы 30-х годов нынешнего столетия. Общим для этих работ недостатком является то, что в них мало внимания уделено языку и стилю, художественному своеобразию рассматриваемых произведений.

Наш обзор был бы неполным, если бы мы не коснулись исследований, посвященных межславянским литературным связям. Эта тема привлекает внимание многих литературоведов. Некоторые из опубликованных работ вводят в научный оборот новый материал, обогащают наши знания о славянских литературах и их взаимодействии. Такова статья Л. Селивановой «К болгаро-украинским связям 40-х годов XIX столетия (Захарий Княжский и Евгений Гребинка)» ²². О роли Захария Княжского в развитии русско-болгарских литературных взаимосвязей говорилось в ряде работ болгарских и советских ученых. Но о связях болгарского писателя и педагога с украинской культурой до сих пор почти ничего не было известно. В. Дмитрук и Е. Шпилевая, авторы новейших работ об украинско-болгарских взаимосвязях, о Княжском и не вспоминают. Используя архивные материалы, еще не привлекавшие внимания исследователей, Л. Селиванова воссоздает интересную страницу из истории взаимосвязей украинской и болгарской литератур. Но этим не ограничивается значение насыщенного богатым фактическим материалом исследования. Сложный комплекс вопросов, связанных с историей взаимосвязей трех братских литератур, находится в поле зрения автора статьи. Жаль только, что Л. Селиванова не всегда дает оценку приводимым ею материалам, не всегда учитывает, что развитие славянских литературных взаимосвязей – процесс, в котором действовали различные силы, направления и тенденции. Тем не менее мимо фактов, с большой тщательностью собранных Л. Селивановой, не пройдет ни один исследователь межславянских литературных взаимосвязей.

«Идеи славянской взаимности в творчестве закарпатских писателей середины XIX века» – так озаглавила свою работу Т. Чумак²³. Автор справедливо подчеркивает, что тему славянской взаимности в творчестве Духновича и Павловича «следует рассматривать как своеобразное разрешение ими вопроса об освобождении Закарпатья от австро-венгерского национального гнета». В статье показано, что постановка вопроса о славянской взаимности в обстановке середины XIX века имела свою положительную сторону, в какой-то мере поддерживая заветные мечты закарпатцев о единении со своими братьями на Востоке. Вместе с тем Т. Чумак стремится показать сложность и противоречивость мировоззрения Духновича и Павловича, проявившуюся и в решении вопроса о славянской взаимности. Может быть, об этих противоречиях, о влиянии реакционных славянофильских идей, скажем, на Духновича, следовало сказать резче и определеннее Т. Чумак много говорит о влиянии чешского поэта Коллара на Духновича и Павловича. Она утверждает, что влияние Коллара и Шафарика на Духновича и Павловича было чисто формальным. Но такой вывод не вытекает из приведенных в статье фактов. Скорее можно говорить о том, что идеи автора «Дочери славы» были по-своему восприняты закарпатскими писателями.

Наряду с этим следует отметить, что, используя новейшие достижения славистики, Т. Чумак не связывает понятие славянской взаимности исключительно с выступлениями Коллара. Она отмечает, что «вопрос о сближении, единении славян на разных исторических этапах различными группами и представителями славян толковался по-разному» (стр. 114). Действительно, наряду с идеей культурной и литературной славянской общности существовала и другая, жизненно более важная: идея революционного сотрудничества славян в борьбе с иностранной тиранией и социальным угнетением, представленная декабристами и Мицкевичем. Об этом только вскользь говорится в статье Т. Чумак. Между тем более подробное рассмотрение такого понимания идеи славянской взаимности внесло бы большую ясность и определенность в исследуемый автором статьи вопрос. Яснее выступила бы ограниченность Духновича и Павловича в решении важной проблемы.

Литературные взаимосвязи – сложный процесс, в котором обе взаимодействующие литературы проявляют свою активность, свою самобытность и своеобразие. Если речь идет, скажем, о распространении произведений писателей одной страны среди читателей другой страны, о роли критики и журналистики в этом, то тут невозможно ограничиться одной лишь констатацией фактов, одним лишь их перечислением. Объяснить эти факты, исходя из данных истории обеих литератур, из данных общественно-политического развития обеих стран, – вот задача исследователя. К сожалению, иногда еще встречаются работы, авторы которых игнорируют эти бесспорные положения. Своего рода аннотированным библиографическим указателем является работа Н. Яковкиной о распространении произведений русских революционных демократов в Сербии²⁴. В этой работе приведено много материала, но дается он ив по первоисточникам, а по другим работам, что и обусловило ряд неточностей, пропусков и ошибок, Н, Яковкина пишет: «В 1868 году тоже в Омладинском органе «Вила» в трех номерах появляются переводы рассказов Марко Вовчок и поэмы Шевченко «Неофиты» (стр. 114). Но, во-вторых, в «Виде» был напечатан не перевод, а прозаический пересказ «Неофітів», который редакция снабдила большими подстрочными примечаниями – статьей о Шевченко и характеристикой его поэмы; автором примечаний, по всей вероятности, был Стоян Новакович. Во-вторых, кроме «Неофітів», в «Виле» были напечатаны и переводы «Заповіта» и «Хустини».

Думается, было бы лучше, если бы Н. Яковкина выбрала более конкретную тему и исследовала ее основательно. Несомненный интерес представляет, например, изучение русских связей Марковича, его роли как пропагандиста и популяризатора русской литературы, с одной стороны, истории распространения и изучения его произведений в Россия и на Украине, – с другой.

Межславянским литературным взаимосвязям посвящены, кроме названных, и интересная статья А. Кушакова о «польской» теме в русской поэзии 60-х годов²⁵, и сообщения львовских ученых, объединивших свои усилия в работе над  важной проблемой: «Шевченко и славянские литературы» ²⁶. Из статей, посвященных развитию славянских литературных взаимосвязей в новейшее время, следует отметить работу Ф. Неуважного «Маяковский и творчество Броневского тридцатых годов» ²⁷.

* * *

«Ученые записки» наших периферийных вузов выходят редко. Многие вузы не имеют необходимой издательской базы, не получают необходимой материальной и технической помощи для публикации своих трудов. Есть смысл и в области гуманитарных наук осуществить создание межвузовских изданий. Это обеспечит возможность отбора лучших работ и вместе с тем позволит создать более мощную полиграфическую базу.

С другой стороны, следует продуманно координировать научную работу, проводимую на кафедрах высших учебных заведений, расширять тематику этой работы, включать в планы исследований наиболее актуальные и вместе с тем мало разработанные темы. Следует особо обратить внимание на то, что все еще недостаточно разрабатывается такая важная проблема, как теория и история социалистического реализма в славянских странах.

г. Дрогобыч

1. См. «Актуальные проблемы славяноведения. Материалы первого Координационного совещания по актуальным проблемам славяноведения. Краткие сообщения Института славяноведения», М. 1961, NN 33 – 34.[↩]
2. В. К. Зайцев, Эпическая поэма Гундулича «Осман» в хорватской и сербской литературах, «Вестник Ленинградского университета», N 20, Серия истории, языка и литературы, вып. 4, 1960.[↩]
3. Ф. И. Стеклова, Восточные мотивы в «Крымских сонетах» Адама Мицкевича, «Ученые записки Чечено-Ингушского государственного пединститута», N 12, Серия филологическая, вып. 8, 1960; Е. А. Слободская, Проблема реализма в творчестве Адама Мицкевича, «Ученые записки Сталинградского государственного пединститута», вып. 12, 1960.[↩]
4. О. У. Краглик, Революционно-демократические взгляды Юлиуша Словацкого в его произведениях (1837 – 1847), «Труды Тернопольского государственного медицинского института», т. I, 1960.[↩]
5. П. Е. Глинкин, Некоторые особенности развития польской литературы 30 – 40-х годов XIX века, «Вестник Ленинградского университета», N 20, Серия истории, языка и литературы, вып. 4, 1960.[↩]
6. І. Грика, Українське село в селянському циклі повістей І. Крашевського, «Питання слав’янської філології», вип. I, Видавництво Львівського університету, 1960.[↩]
7. Е. Л. Мешкова, Об участии Божены Немцовой в революционном движении 1848 года. «Тези наукової конференції, присвяченої 40-річчю Чернігівського педінституту». Чернігів, 1959.[↩]
8. О. Грибовська, Еліза Ожешко в боротьбі за реалізм польської літератури, «Питания слов’янської філології, вип. I, Видавництво Львівського університету, 1960.[↩]
9. А. М. Ротт, Из творческой истории романа «Никола Шугай-разбойник», «Наукові записки Ужгородского університету», т. XXXVII, 1956.[↩]
10. Л. М. Вольпе, Летопись великих событий, «Ученые записки Шуйского государственного пединститута», вып. 9, 1960.[↩]
11. Н. П. Еланский, Путь Гашека к большевикам, «Ученые записки Саратовского государственного пединститута», вып. XXXIII, Общественные науки, 1989.[↩]
12. Т. А. Савилова, Приемы характеристики отрицательных персонажей в произведении Юлиуса Фучика «Репортаж с петлей на шее», «Ученые записки Тираспольского государственного пединститута», вып. II, 1860.[↩]
13. В. Д. Савицкий, О творческом пути Янко Есенского, «Труды Ленинградского государственного библиотечного института», т. 5, 1959.[↩]
14. К. С. Забарило, Янко Есенский як новеліст, «Доповіді та повідомлення (Матеріали ІІІ звітної наукової коиференції Дрогобицького педінстнтуту за 1960 рік)», Дрогобич, 1961.[↩]
15. В. Моторний, Геза Вчелічка – письменная чеського робітничого класу, «Питания слов’явської філології», вин. I, Видавництво Львівського університету, 1960.[↩]
16. Х. А. Кривых, К вопросу об образе положительного героя в пьесе Карела Чапека «Мать», «Ученые записки Харьковского государственного библиотечного института», вып. V, Вопросы литературы, 1961.[↩]
17. Л. М. Венгеров, Громадсько-літературні джерела творчості В. Василевської, «Наукові записки Житомирського державного педінституту iм. I. Франка», т. XVI, Літературознавство, 1961.[↩]
18. Д. К. Царик. Тема родины в поэзии Юлиана Тувима, «Ученые записки Кишиневского государственного университета», т. 51, 1960.[↩]
19. А. Брудный и А. Супрун, Звездная сатира Станислава Лема (Из заметок о «Дневниках Иова Тихого»), «Ученые записки филологического факультета Киргизского государственного университета», вып. 6, О мастерстве сатиры, I, 1960.[↩]
20. А. Р. Шагалова, К вопросу о формировании творческого метода Л. Стоянова, «Ученые записки Томского государственного пединститута», т. 18, 1959.[↩]
21. И. И. Зимин, Антивоенный роман в болгарской литературе 30-х годов, Сборник статей позарубежной литературе, «Ученые записки Московского городского пединститута», кафедра зарубежной литературы, вып. 4, 1959; Обличительный смысл романа «Табак» Д. Димова, «Труды объединения кафедр литературы вузов Сибири и Дальнего Востока» (Красноярский государственный пединститут). Вопросы истории русской и зарубежной литературы, т. I, вып. 2, 1960.[↩]
22. Л. В. Селіванова. До болгаро-українських зв’язків 40 років XIX століття (Захарій Княжеський та Євген Гребінка), «Наукові записки філологічного ф-ту Харківського державного педінституту», Т. 35, 1960, Питания літератури і мови.[↩]
23. »Наукові записки Ужгородського університету», т. 41, 1959. [↩]
24. Н. И. Яковкина. Из истории распространения произведений русских революционных демократов в Сербии, «Вестник Ленинградского университета», N 14, Серия истории, языка, и литературы, вып. 3, 1959.[↩]
25. А. В. Кушаков, О «польской» теме в русской демократической поэзии 60-х годов, «Ученые записки Орловского пединститута», т. 15, 1959.[↩]
26. См. сб. «Тези доповідей наукової сесії (Львівського держ. університету), присвячено 100 – річчю з дня смерті Т. Г. Шевченка», Львів, 1961.[↩]
27. Ф. Неуважный, Маяковский и творчество В. Броневского тридцатых годов, «Збірник наукових праць викладачів та аспірантів філологічного ф-ту Київського держ. університету», N 1 1960. [↩]