Самовоспитание писателя

С. Апт, Томас Манн, «Молодая гвардия», М. 1972, 349 стр.

Книга С. Апта «Томас Манн» – это не просто литературная биография, а исследование, проникнутое «духом повествования», точный и неспешный рассказ о жизни и самовоспитании великого писателя. И почтительное восхищение героем рассказа побудило автора не только отказаться от всяких вольностей (вроде выдуманных диалогов, происходивших, а может, и не происходивших между Томасом Манном и его современниками), но и к строгому следованию стилю, подсказанному первоисточником. «Мы не можем поручиться за то, что он думал… буквально этими словами», – все время оговаривается С. Апт, стремясь прежде всего «держаться фактов». И факты, изложенные с таким пониманием жизни и творчества Томаса Манна, показывают писателя часто по-новому и часто с не достигавшейся до сих пор глубиной. Всем читавшим и любящим Т. Манна книга С. Апта доставит истинное удовольствие тонкой игрой в уподобления, стихией высокой пародии, которая, как и у самого писателя, предполагает отнюдь не принижение, а глубокое постижение подлинника.

Эта-то проникновенность стиля, так невзначай и умышленно напоминающего страницы манновской прозы, само течение рассказа, перебирающего за фактом факт, и точность и глубина анализа вводят в атмосферу жизни Манна куда более уверенно, чем иные беллетризированные биографии.

Давно забыт не только у нас, но и на Западе так называемый «биографический метод» в литературоведении. Нет сомнения, что изучать творчество писателя, исходя лишь из его личной судьбы, невозможно. Но не так однозначен ответ на вопрос о целесообразной мере привлечения биографии к литературоведческому анализу. Короткие, брошенные вскользь замечания, краткая биографическая справка хотя и содержат минимальную информацию, но мало что дают для постижения творчества писателя.

В книге С. Апта творчество Манна затронуто лишь с одной стороны – оно сопоставлено с жизнью художника. Специальное рассмотрение творческого пути Т. Манна в книге отсутствует, однако автору удается создать духовную историю писателя, историю становления и развития творческой личности.

Вот, например, одна из центральных для Т. Манна проблем – смысл деятельности художника. С. Апт показал, как трансформировалась она под влиянием времени от раннего «Тристана» до «Доктора Фаустуса». Однако одновременно он соотнес ее с «материалом», обычно остающимся за рамками литературоведческих исследований, – с некоторыми характерными особенностями личности автора, которые, меняясь с годами, не исчезали, составляя костяк индивидуальности. Как писал когда-то в одном из стихотворений (не по поводу Т. Манна) Брехт, «настоящие люди это те, которые изменяются, но, изменяясь, становятся все больше похожими на самих себя…» Такими особенностями личности Манна, как показывает С. Апт, были укрепившаяся с годами склонность к дисциплине, самообладание, выдержка. Не случайно Томас Манн, вспоминает биограф, любил сказку Андерсена о «Стойком оловянном солдатике», в герое которой находил символическое сходство с самим собой. «Он это «сумел», как умел всегда», – пишет С. Апт о престарелом писателе, которому пришлось на склоне лет в который раз «выстоять», перенеся тяжелое горе. А гораздо раньше, в главах о его молодости, приводились выдержки из писем Т. Манна о счастье как о «служении», как о «серьезном» и «трудном» деле. Говорилось и еще об одном важном свойстве, присущем этому человеку, – его особого рода «совестливости».

На рубеже XIX-XX веков, в годы широкого распространения мысли о самодовлеющей значимости культуры, Томас Манн, имевший к этой идее некоторое касательство, в то же время пытался противопоставить ей иную позицию – не только потому, что чутьем большого художника, конечно, ощущал бессодержательность искусства, далекого от больших проблем жизни (в 1901 году уже были изданы «Будденброки»), но и потому, что не мог удовлетвориться представлением о творчестве только как об «игре», самоудовлетворенном созидании прекрасного, считая такое занятие недостаточно нравственным.

Искалось моральное оправдание творчеству, искалась та нравственная платформа, которая могла бы придать «сочинительству» значение общеполезного дела.

Мы не поймем огромного сдвига, завершившегося в творчестве Манна приблизительно к 1921 – 1922 годам, если не увидим со всей определенностью, что у молодого Манна такая платформа еще не была выработана. Политика, демократия, демократизация литературы казались тогда писателю подозрительной авантюрой, а позже, в годы мировой войны, идеями глубоко не национальными, чуждыми духу немецкого народа. Он по-прежнему считал себя представителем старого бюргерства, закат которого сам же так убедительно описал в своем первом романе. Однако еще в 1913 году Т. Манн отправил знаменательное письмо державшемуся демократических убеждений брату Генриху, в котором, как замечает по этому поводу С. Апт, «прозвучала именно тоска о пристрастии, зависть аполитичного умению к чему-то звать и против чего-то бороться»…

В наших работах о Т. Манне до сих пор мало затрагивалась его публицистическая книга «Размышления аполитичного» (1918), – вероятно, потому, что националистические консервативные идеи этой книги как будто мало отразились в собственно художественных произведениях писателя и остались скорее фактом его внутренней духовной жизни. Для биографа драматические годы работы над «Размышлениями» представляют, напротив, жгучий интерес. В эти годы сошлись, затянулись в единый узел многие противоречия в мировосприятии Т. Манна, обнаружился политический характер его давних расхождений с братом.

Еще работая над «Размышлениями», Т. Манн разуверился во многих положениях, высказанных в этой книге. События мировой истории показали ему опасность бесконтрольно-стихийной преданности национальной идее и романтизированной патриархальности. В 20-е годы все более определяется его неизменная отныне приверженность демократии, а вместе с тем открывается ответственность политической ориентации в мире, не допускающей никаких предвзятых конструкций, «трудность выбора достойной порядочного человека позиции», как пишет С. Апт.

В дальнейшем Т. Манн все тверже ощущает за собой и своим творчеством право на «представительство». Все сказанное о себе отчетливо приобретает не только для читателей, но и в его собственном сознании общее значение. В конечном счете это происходит благодаря тем имеющим широкий адрес гуманистическим идеям, которые естественно для Т. Манна направляют теперь его жизнь и отражаются в его произведениях.

Это качество зрелого творчества Т. Манна с наибольшей убедительностью прослежено, как мне кажется, в разборе писавшейся в конце 30-х годов в Швейцарии «Лотты в Веймаре». Среди бурных событий того времени Т. Манн работает над романом о нескольких осенних днях 1816 года. Почему эта работа, казалось бы столь далекая от современности, так увлекла писателя (о чем с несомненностью свидетельствуют его письма)? «Можно, конечно, ответить, – пишет С. Апт, – для противопоставления фашизму лучших, высших традиций немецкой культуры… Это будет верно и в то же время слишком общо».

Читая «Лотту в Веймаре», стоит иметь в виду, напоминает исследователь, старое пристрастие Томаса Манна искать в себе известную духовную близость Гёте, продолжателем традиций которого он себя считал. Долгое время писатель видел в Гёте, как и в самом себе, представителя немецкой бюргерской культуры. Теперь, продолжает С. Апт, в существенно изменившейся исторической ситуации, для Манна настало время снова задуматься о своем «представительстве» и о характере своих взаимоотношений с соотечественниками. Роман о Гёте увлек писателя потому, что давал ему возможность в отстраненной и «степеннейшей» (Т. Манн) форме поставить самый насущный для него самого вопрос о немцах и о себе; вопрос о «надбюргерстве» – своем и Гёте, – об общей обязывающей принадлежности не только к национальной, но и к мировой культуре. Роман о Гёте, пишет С. Апт, был для Манна поводом и возможностью к собственной исповеди. Исповеди непрямой и скрытой, ибо с такой мерой сдержанности только и можно, по мнению Т. Манна, говорить о себе в годы общих испытаний, и все-таки несомненной.

На мой взгляд, С. Апт подчас, может быть, преувеличивает автобиографичность некоторых произведений Т. Манна (я имею в виду прежде всего роман «Королевское высочество», 1909). Но он, несомненно, прав, утверждая новую в литературе о Томасе Манне мысль об исповедальном характере его позднего творчества. «Страдая Германией» – это не только название дневников Т. Манна 1933 – 1934 годов, это и главная личная тема его «Фаустуса», тема общественная и политическая.

В конце жизни, пишет С. Апт, Томас Манн часто сердился на своих корреспондентов, когда они ждали от него ответов на важные для них общественные или частные вопросы. Манн полагал, что его жизнь и творчество на виду и что можно, стало быть, при желании извлечь из них для себя какой-то урок.

Итог художественных свершений Манна подведен в литературоведческих трудах. Но может быть, многие читатели сочтут его верным, но и слишком «общим». Ведь жизнь и творчество Томаса Манна содержат и в высшей степени важный моральный урок.

Среди множества замечательных писателей XX века Т. Манн принадлежит к не столь уж большому числу не испугавшихся его катастрофических потрясений. В своей жизни и творчестве он сумел сохранить стойкость духа и широту взгляда. Ценой немалых усилий и внутренней сосредоточенности он смог выполнить свою жизненную задачу или, говоря его собственными словами, «сделать из себя то, для чего ты создан».

Чтобы полнее понять смысл его жизни и творчества, стоит прочесть книгу С. Апта, книгу, написанную не только «биографом» – отбросим же наконец это выбранное для себя самим автором намеренно скромное слово, – но и глубоким и тонким исследователем.