«Родство двух начал»

Сергей Баруздин, Писатель. Жизнь. Литература, М., «Советский писатель», 1985, 288 с.

Сейчас уже не кажется неожиданным обращение известного прозаика и поэта С. Баруздина к критической работе, как это казалось многим при выходе его сборника литературных заметок и статей «Люди и книги» (М., 1978; второе издание – 1982). Хотя и тогда уже С. Баруздин неоднократно выступал в печати как критик и публицист.

О книге «Писатель. Жизнь. Литература» сам автор замечает в кратком предисловии, что это «как бы продолжение» (стр. 5) предыдущих книг. В рецензируемой работе 44 портрета литераторов. Напомним, что во втором издании сборника «Люди и книги» было 67 портретов. Конечно, это много, и до того, как прочитаешь книгу, число это настораживает. Что общего, скажем, у корифеев детской литературы, или у живых классиков многонациональной советской литературы, или у молодых, но заявивших о себе яркими книгами писателей, или у шести известных зарубежных прозаиков и поэтов?

Однако, прочитав книгу, видишь, что С. Баруздин сумел вполне органично объединить под одной обложкой столь разных и по творческой манере, «и по возрасту, и по национальности, и по степени известности» (стр. 5) писателей. Дело в том, что ему удалось создать не только портреты отдельных писателей, но и один общий портрет – современной литературы. Пусть не в одинаковой мере освещены все ее грани, не с одинаковой глубиной, но это живой, выразительный портрет.

Автор обозначает жанр книги как «литературные заметки». И это кажется вполне правомерным: здесь и подробный анализ творчества Ф. Кнорре и Т. Пулатова, и так много говорящие о поэте и прозаике М. Бажане «строки из писем», и небольшой рассказ о личных встречах с А. Юговым, и рецензия на роман И. Шамякина «Возьму твою боль», и совсем крошечное, как заметка в КЛЭ, эссе об А. Дейче. Везде С. Баруздин старается показать «родство двух начал – поэтического и человеческого» (стр. 202). И в большинстве случаев ему это удается. Не важно, каким он идет путем: разбирая творчество писателя по проблемам, темам, или выстраивая рассказ о литераторе четко хронологически, или же анализируя ту или иную черту творчества или характера писателя.

Выбранный С. Баруздиным путь в одних случаях обусловлен самим творчеством разбираемого писателя, в других – это способ, которым легче, проще донести до читателя облик литератора. Случается, что приведенный С. Баруздиным яркий эпизод по-новому высвечивает портрет. Например, С. Баруздин добавляет один штрих – всего несколько фраз -г- и становится понятным, зачем написан портрет. Так происходит с заметкой об А. Кононове, в которой С. Баруздин вспоминает о том, как в майские дни 1945 года в небольшом чешском селе ему и его товарищам учитель местной школы показал экземпляр кононовских «Рассказов о Ленине», которыми тайно зачитывалось все село.

Вообще автор книги часто возвращается мыслями к Великой Отечественной войне. Война для него «будто оселок, на котором проверяется все настоящее – чувства и дела людей прежде всего» (стр. 204). Это написано об О. Любовикове, но в полной мере относится и к С. Баруздину, для которого участие того или иного писателя в войне – это высокий нравственный критерий оценки его личности и творчества. С. Баруздин имеет право на такую оценку. Он сам воевал. Понятны его слова об А. Вергелисе: «Мне легко говорить о творчестве этого поэта, прозаика, публициста, легко потому, что оба мы прошли одну войну – Великую Отечественную…» (стр. 186). Понятно то тепло, неподдельное чувство, боль утраты, которые пронизывают заметку о С. Орлове, «фронтовике, сотоварище по войне и послевоенным годам, выросшем в блистательного поэта» (стр. 162).

Во многих очерках С. Баруздин возвращается к воспоминаниям о Первом всесоюзном совещании молодых писателей, проходившем в 1947 году. Дружеские отношения, завязавшиеся на этом совещании, автор книги сумел сохранить на всю жизнь. Надо сказать, что С. Баруздину, судя по книге, везет на дружбу с интересными людьми. Конечно, этому немало помогает его работа в журнале «Дружба народов».

С. Баруздин – подлинный интернационалист, интернационалист не на словах, а на деле. С одинаковым вниманием и доброжелательностью пишет он в своих литературных заметках о русском поэте Михаиле Исаковском, узбекском прозаике Тимуре Пулатове, якутском поэте Семене Данилове, башкирском поэте, прозаике и драматурге Мустае Кариме, белорусском писателе Иване Шамякине, еврейском поэте Ароне Вергелисе, литовском поэте Юстинасе Марцинкявичюсе, армянском писателе и публицисте Зорин Балаяне, чувашском поэте Педере Эйзине и других.

Особое место в книге занимает детская литература. С. Баруздин, известный детский писатель и поэт, чутко улавливает и тонко понимает особенности литературы для детей. «Не всякая книга, адресованная взрослому читателю, – пишет С. Баруздин, – может быть интересна и доступна для детей. Это бесспорно. Но верно и другое: каждая книга для детей – если это действительно настоящая, хорошая книга – должна быть интересна не только ребятам, а и взрослым» (стр. 219). Кстати, в 1975 году у С. Баруздина вышли «Заметки о детской литературе», целиком посвященные этой теме.

О каком бы литераторе ни писал С. Баруздин, если у того есть хоть одна книга для детей, он обязательно о ней скажет. Вообще С. Баруздин по-хорошему пристрастен к детской литературе. Кроме больших очерков о К. Чуковском и С. Маршаке, в сборнике есть рассказы о Л. Кассиле, Н. Носове (рассказ о нем представляется неоправданно кратким), М. Прилежаевой, З. Воскресенской и других. Последний, интересно написанный, очерк кажется незаконченным. По крайней мере чувствуется, что автор не все сказал, что мог.

В книге «Писатель. Жизнь. Литература» много цитат. Хорошо это или плохо? Смотря по тому, с какой стороны посмотреть. Автору не откажешь в умении выбрать нужные, помогающие ярче показать поэта, прозаика или критика (в книге есть и заметки об А. Макарове и И. Дедкове) цитаты, хотя представляется, что все-таки книга ими перегружена. Так, например, стоило ли приводить на двух с половиной страницах отрывок из собственной ранее опубликованной статьи о Джанни Родари? С другой стороны, в обилии цитат – своего рода скромность автора, стремление дать слово писателю, о котором он пишет. Приводя большой отрывок из письма З. Воскресенской, он замечает: «Мог бы я рассказать об этом по-своему, но думаю, что сама Зоя Ивановна расскажет о себе лучше…» (стр. 177). Кроме того, отбор цитат лишний раз «говорит о субъективном отношении автора к тому или иному литератору и его произведениям» (стр. 6). «Субъективное отношение автора» ощущается во всем, и книга благодаря этому очень выигрывает – выигрывает в живости изложения, неординарности оценок. И к тому же – читатель получает еще один, сорок пятый портрет – самого С. Баруздина. Жаль, что под заметками не стоят даты их написания, – это бы открывало логику движения авторской мысли.

В заметке»От автора» С. Баруздин оговаривает свободное строение своей книги: «главы здесь расположены не по «весомости» литературных имен, а так, как писалась и складывалась эта книга» (стр. 6). Конечно, никто не требует выстраивать имена «по ранжиру», но все же большей композиционной определенности хотелось бы.

Встречаются в книге некоторые повторы. Например, в очерке о С. Маршаке на стр. 61 говорится о его переводах Шекспира, Бернса, Гейне, Петефи, через полторы страницы то же перечисление, только Гейне заменен Байроном. Но это все-таки мелочи.

«А главное: все мы – и критики, и прозаики, и поэты, и драматурги – должны постоянно сознавать свою ответственность перед литературой и жизнью» (стр. 235), – пишет С. Баруздин.