Революция и творчество. Две статьи Питирима Сорокина. Вступительная заметка, публикация, подготовка текста М. Ломоносовой

Статьи «Заметки кабинетного человека» (1917) и «О псевдореволюционерах, приемлющих революцию»  (1922) были опубликованы Питиримом Сорокиным под псевдонимом Н. Чаадаев.
Первая статья не переиздавалась с момента своего выхода в свет, а вторая — была републикована лишь однажды В. Саповым («Территория будущего», РОССПЭН, 2005) в качестве приложения к книге Питирима Сорокина «Социология революции». Стоит отметить, что малый тираж этого издания и его узкоспециализированная направленность повлияли на то, что статья «О псевдореволюционерах, приемлющих революцию» осталась незамеченной, несмотря на ее актуальность в наше время. Как и в начале прошлого века, сегодня остро стоит вопрос об ангажированности и зависимости творчества писателей от идеологии и политики. Особенное внимание Питирим Сорокин в своей работе уделяет Максиму Горькому и его статье «Русская жестокость». Кроме этого, сам Горький выступает у Сорокина не в качестве «великого гуманиста современности», а в качестве «псевдореволюционера, ненавидящего русский народ и спекулирующего на бедствиях этого народа».
Настоящая публикация работы Сорокина осуществляется по гранкам статьи, находящейся в архиве ИРЛИ, и содержит несколько дополнительных фрагментов. Сравнивая ее с публикацией В. Сапова, укажем только на самое значительное отличие: в архивной версии имеется указание на источник статьи Горького «Русская жестокость» — «Новая Россия», № 2. Скорее всего, это газета, так как летом 1922 года Горький опубликовал в иностранных газетах несколько статей, впоследствии выпущенных отдельной книжкой под названием «О русском крестьянстве» в том же году в Берлине. Исследователям творчества Максима Горького статья Питирима Сорокина «О псевдореволюционерах, приемлющих революцию» должна быть особенно интересна, так как проливает свет на непростой период в творчестве писателя, ставшего свидетелем и непосредственным участником великих революционных потрясений 1917 года и их последствий.
Статья «Заметки кабинетного человека» была опубликована в марте 1917 года в ежедневной политической и литературной газете «Дело Народа» (№ 4, 6), являющейся печатным органом партии социалистов-революционеров. «Заметки…» написаны в стиле социологической публицистики и являются предвестником блестящей серии статей «Заметки социолога», опубликованных Сорокиным уже не под псевдонимом, а под своим именем в газете «Воля народа» (апрель — ноябрь 1917 года). «Заметки социолога» были переизданы А. Бороноевым (Алетейя, 2000) и хорошо известны всем, кто интересуется творчеством Питирима Сорокина. Стоит отметить, что «Заметки кабинетного человека» и «Заметки социолога» являются уникальным литературным памятником времени, подобно «Несвоевременным мыслям» Максима Горького, «Опавшим листьям» и «Апокалипсису нашего времени» Василия Розанова, позднее появившимся «Окаянным дням» Ивана Бунина и «Солнцу мертвых» Ивана Шмелева.

Питирим СОРОКИН
ЗАМЕТКИ КАБИНЕТНОГО ЧЕЛОВЕКА

Потому ли, что я человек кабинетный и стою в стороне от жизни, не участвую в ней, а только наблюдаю ее, или по чему другому, но для меня многое непонятно, многое кажется странным в том, что происходит…
Я — человек старой школы и никак не могу отучиться от некоторых старых привычек.
Для нас и в теории, и в жизни казалась аксиомой некоторая последовательность мнений и поступков. Говорить сегодня «да» для нас значило говорить это «да» и завтра, особенно там, где дело шло о сокровеннейших и святейших убеждениях. Иное я вижу теперь. Раскрываю, например, за эти дни «Новое Время», читаю и удивляюсь.
Не оно ли всегда было прислужником и лакеем правительства? Не сочли бы сумасшедшим несколько дней тому назад того, кто объявил бы, что «Новое Время» будет поносить монархию, что оно объявит себя сторонником республики, что перо Меньшикова будет помоями обливать царский режим, царя и весь старый порядок?
И, однако, это так! Непонятно, но факт. Читаю столбцы газеты и спрашиваю себя: как психологически возможно такое держание носа по ветру? Одно из двух: или я действительно постарел совсем, или… люди, подобные нововременцам, действительно не имеют никакой совести, никаких убеждений, представляют подлинных моральных нигилистов. Должно быть, создалась особая порода людей без вся ких моральных устоев, готовых сегодня кричать: «не убей», завтра: «убей», сегодня — «да здравствует Цезарь», завтра— «смерть Цезарю»…
Подлинный «апофеоз беспочвенности» или апофеоз карманно-шкурной почвенности.
Грустно и противно… Нет! Я остаюсь при старом… Пусть зачислят меня в консерваторы, но таких «прогрессистов» я не приемлю, не подам даже руки им. Человеческие хамелеоны мне противны и вызывают гадливое чувство.
Не нравится мне за эти дни и многое другое. Серьезных людей я привык считать серьезными. Никак не могу представить себе, чтобы ответственные руководители общественного мнения, до сих пор деловито и убежденно говорившие серьезные слова, вдруг превратились в любителей веселых анекдотов, взасос, причмокивая и облизываясь от удовольствия, пишущих и пичкающих других сальными анекдотами, игриво закатывающих глазки и отплясывающих разухабистый канкан во время великой революции.
Не могу представить себе этого, но… жизнь убеждает…Читаю за последние дни газеты. Боже мой! Что стало с ними! Все страницы полны анекдотами для любителей веселого чтения. Сотни строк говорят о том, как царь высморкался, как плюнул, какое у него меню, сколько шагов он сделал по вагону, как крикнула царица, как шагал Фредерикс, сколько рубашек было на Распутине и т. д.
Неужели же нет сейчас иного дела? Неужели нет других, более важных тем для серьезных органов? Неужто же время теперь для сплетен и лакейских пересудов в прихожей бывшего барина? Почтенные люди! Куда девалась ваша серьезность? Или революция вымела из вашей головы всякие следы былого политического такта и сознания ответственности вашей роли? Вместо того, чтобы поднять толпу сплетниц до себя, вы опустились сами до их уровня…
Нет! Никак не пойму я вас. Возможно, что я — человек кабинетный и старых навыков, отстал от жизни… Но такого «прогресса» я не приемлю и отказываюсь от него… Нельзя, по-моему, превращать революционную трибуну в лакейскую прихожую, в собрание тетушек-сплетниц, с причмокиванием и взасос перемывающих грязное белье бывших господ…
Возмущает меня многое и другое в вас… Мы в старину признавали правилом заповедь: «лежачего не бьют»… во всяком случае, не «лягают». Можно о нем сказать всю истину, всю правду, но без «лягания», без истерических выкриков и без деланной, фальшивой кровожадности.
Не то я вижу теперь. Самые серьезные люди взбесились и заразились какой-то «лягательной одурью»; несерьезным людям это пристало: им сам Бог велел заниматься этим; на то они и несерьезные. А вы-то с чего начали лягаться? Был царь Романов. Его не стало. Скажите о нем всю правду, но не лягайтесь: лягание унижает вас, оскорбляет революцию, роняет чувство достоинства. Будьте же достойны самих себя и великого дела!
Впрочем, я — человек старого закала. В наши времена не любили пустых крикунов и лягающихся горлодеров.
Теперь, может быть, и иная мода… «Новые времена, новые песни и новые люди!»
Господь с ними!