Против антикоммунизма в литературоведении и эстетике

Современная эпоха отмечена необычайным обострением борьбы двух мировых общественных систем. Ощущая свое идейное банкротство, свое поражение в борьбе с бессмертными идеями марксизма-ленинизма, овладевшими сознанием миллионов людей на земном шаре, империализм стремится любой ценой, любыми средствами воспрепятствовать новым победам социализма в области экономической и социальной, политической и идеологической. «Перед лицом успехов социализма, – говорится в Тезисах ЦК КПСС «К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина», – империалистическая буржуазия прилагает все силы, чтобы отстоять свои интересы, сохранить свои основные позиции. Она маневрирует во всех сферах общественной жизни, мобилизует в целях сохранения своего господства все материальные ресурсы, все теснее соединяет силу монополий с силой государства, проявляет политическую изворотливость в попытках отразить натиск социализма».

Широким фронтом развернув в последние годы наступление против социализма, мировая реакция сделала основным направлением борьбы с ним сферу идеологии, где она стремится объединить все реакционные силы под флагом антикоммунизма и антисоветизма. Анализу важнейших тенденций в идеологической борьбе наших дней была посвящена международная конференция «Возрастание роли марксизма-ленинизма в современную эпоху и критика антикоммунизма», проведенная в январе 1970 года в Москве.

Понимая бесперспективность давления на социализм с позиции силы, реакция предпринимает теперь настойчивые попытки заразить широкие слои мировой общественности идеологией антикоммунизма. Для распространения враждебных коммунизму идей, для идеологической диверсии против СССР, социалистических стран и передовых сил всего мира реакция активно использует и литературу и искусство. Интерес реакционных, антикоммунистических сил именно к этой области не случаен, и борьба с попытками использования литературы и искусства как средства идеологического разложения народов социалистических стран и всех прогрессивных сил мира является одной из самых актуальных задач марксистской эстетики.

Характер антикоммунистической пропаганды, ведущейся средствами литературы и эстетики, особенности методов, к которым прибегает в этой области реакция, были показаны на конференции в материалах секции критики антикоммунизма в области литературы и искусства, заседания которой открылись докладом В. Щербины «О некоторых аспектах борьбы с антикоммунизмом в литературоведении».

Пропаганда антикоммунистических идей, заявляет докладчик, принимающая в нынешние времена все более широкий размах, связана прежде всего с гальванизацией старого мифа, сущность которого заключается в том, что Россия-де «недоросла» до революций, что Октябрь не был закономерным историческим явлением – ни экономически, ни политически, ни культурно. Эта концепция была выдвинута еще оппортунистами II Интернационала и вызвала, как известно, резкую отповедь В. И. Ленина. В сфере культуры этот миф принял специфическую форму «элитарной» теории развития искусства, которая была подробно разработана в сочинениях О. Шпенглера, Ортеги-и-Гассета, Н. Бердяева, Л. Шестова.

Ныне эта реакционная и опровергнутая самим ходом исторического развития идея нашла рьяных приверженцев в кругах антисоветски настроенных «знатоков» советской литературы на Западе. Характерны в этом смысле суждения «духовных отцов» современного поколения американских советологов – Г. Струве и М. Слонима.

В центре многочисленных работ Струве по истории советской литературы как раз и стоит положение о неправомерности революции в условиях экономически отсталой России. Отсюда он выводит ложную версию об эстетической консервативности реалистических основ советского искусства, навязанности ему социалистических принципов. Принципы же эти – идейность, партийность – чужды, по Струве, самой природе искусства. Точка зрения Слонима почти буквально совпадает с концепциями его коллеги; воздействие революции на культуру он находит разрушительным, насильственно прервавшим ее естественное развитие, отторгнувшим ее от вековых традиций. Подобно Струве, Слоним противопоставляет социалистической литературе модернистское искусство Запада, как якобы истинно прогрессивное, соответствующее духу новых времен.

Представители нового поколения американских советологов верны заветам учителей, – профессор Принстонского университета Дж. Биллингтон, предлагая в своей книге «Икона и топор» интерпретацию истории русской культуры, сводит ее все к той же ветхой схеме – отсталая Россия и просвещенный Запад.

Совершенно очевидна крайняя реакционность подобных концепций. Тем более показательно, что нередко в ряды их проповедников (при всех частных разногласиях) становятся люди, именующие себя марксистами, но на деле принадлежащие к лагерю ревизионизма. Среди них в первую очередь следует назвать таких теоретиков искусства, как Э. Фишер, Р. Гароди.

Их взгляды оказывают известное воздействие на некоторые круги интеллигенции в западных странах. Объясняется оно, конечно, не тем, что Фишер и его единомышленники действительно озабочены созданием нового революционного искусства и творческим развитием принципов марксизма-ленинизма в области идеологии и эстетики. Дело в том, что свои взгляды они преподносят под вывеской «творческого», «свободного» марксизма, а главное, им создает шумную рекламу мировая буржуазия, антисоветская пропаганда, которая выдает Фишера и других ревизионистов за «самых выдающихся», «самых свободомыслящих» представителей современной марксистской мысли, противоцоставляя их теории «догматизму» и «закостенелости» советских и подлинно прогрессивных зарубежных идеологов.

Пристальный интерес, который проявляет буржуазная пресса к идеям, выдвигаемым современным ревизионизмом, широкая поддержка, которая ему оказывается органами и институтами империалистической реакции, лишний раз свидетельствуют, что ревизионизм в нынешних условиях идеологической борьбы играет роль прямого приспешника антикоммунизма.

Хотя внутри ревизионизма можно различить разные течения, все они сходятся в трактовке ключевого вопроса – о путях революции и социализма. Современный ревизионизм пытается оживить и приспособить к общественной и политической ситуации наших дней давно опровергнутые В. И. Лениным идейные постулаты мелкобуржуазной революционности – меньшевиков и эсеров в России, «австро-марксистов» Отто Бауэра и Фридриха Адлера. Именно поэтому в борьбе с ревизионистскими воззрениями особо актуальное значение имеет общий принципиальный смысл полемики Ленина с лидерами международного ревизионизма, объявившими Октябрьскую революцию «незакономерной», утверждавшими, будто бы в России не созрели объективные предпосылки для революции и социализма, и обосновывавшими необходимость другой, новой «модели социализма».

Именно эти подернутые плесенью воззрения идеологов оппортунистического лагеря извлекли сейчас на свет Фишер и его приверженцы, толкующие о неподготовленности России к социализму. В основе выдвинутых Фишером идей лежит стремление открыть полосу пересмотра «традиционных марксистских положений», доказать недоказуемое – будто бы опыт СССР непригоден для построения социализма в развитых индустриальных странах, будто бы социализм в этих странах нужно строить на других основах, более соответствующих «гуманной» я «просвещенной» демократия Запада.

При этом Фишер намеренно абстрагируется от реальной исторической практики развития революции и строительства социализма. К Фишеру и его сторонникам вполне применима характеристика, которую дал представителям оппортунизма Ленин: «Не столько прямым отрицанием «великих слов» занимались герои этого периода, сколько их опошлением: научный социализм перестал быть целостной революционной теорией, а превращался в мешанину, к которой «свободно» добавляли жидкости из всякого нового немецкого учебника».

Мы не можем упрощать противоречия современной политической и идеологической жизни, – продолжает свое выступление В. Щербина. В условиях острой идеологической борьбы необходимо всесторонне проанализировать объективный смысл философских и эстетических теорий, выдвигаемых таким литератором, как Д. Лукач. Борьба Лукача за реализм, его непримиримое отношение к. модернистским течениям в искусстве заслуживают всяческой поддержка и уважения. Вместе с тем нельзя игнорировать ошибочные идеи Лукача.

В процессе своего развития, в преодолении трудностей и неудач советская литература упорно шла – и идет – к глубокому философско-эстетическому осмыслению судьбы отдельной личности в ее слиянности с жизнью народа. Это-то как раз и не нравится нажим идеологическим противникам. С одной стороны, они пытаются навязать советской литературе тип «отчужденной» личности, культивируемый в модернистской литературе; с другой – пытаются толкнуть ее на путь негативной оценки Октябрьской революции, – последняя-де нанесла непоправимый урон личности, индивиду.

Суждения этого рода базируются на весьма распространенной ныне идее неизбежности конфликта личности и общества. Причем это тезис не только откровенно антикоммунистической пропаганды, его разделяют и эстетики типа Гароди; он взят на вооружение и некоторыми теоретиками современных ультралевых движений, например Гербертом Маркузе.

Согласно его концепции, истинное искусство всегда находится в оппозиции к обществу, всегда «отчуждено» от него. С этих позиций он пытается критиковать советское искусство – именно за утверждение социалистической общественной системы. Но идеи Маркузе, взятые в целом, выходят далеко за пределы собственно искусства. Придавая идее отчуждения универсальный характер, Маркузе приходит к выводу о необходимости «третьей революции», которая будет совершена силами интеллигенции, ибо современный рабочий класс будто бы живет во многом интересами власть имущих.

Своеобразие современного антикоммунизма в области искусства и вообще идеологической жизни, подводит итог докладчик, состоит в настойчивых попытках извратить основное содержание нашей духовной жизни, содержание, определенное Октябрьской революцией в социализмом. В сфере литературы это оборачивается отрицанием ее партийного, классового характера, отрицанием героя» активно творящего новую жизнь.

Необходимость борьбы с подобными воззрениями очевидна. Причем эта борьба должна носить не оборонительный, но активно-наступательный характер.

ЧЕЛОВЕК, ТВОРЯЩИЙ ИСТОРИЮ

Есть некий центральный пункт, который, как в фокусе, стягивает основные силовые линии антикоммунистической пропаганды в области художественной литературы. Это творческий метод советского искусства, это социалистический реализм. Потому, естественно, эта проблема заняла весьма внушительное место в выступлениях участников сессии.

Многочисленные буржуазные направления и теории искусства, сказал в своем докладе А. Стойков (Болгария), – сюрреализм, структурализм, поп-арт, абстракционизм и так далее, при всех, порой существенных, расхождениях между собой, – едины в своей противопоставленности реалистическому искусству, и более всего – искусству социалистического реализма. Не то чтобы апологеты этих теорий отрицали любое произведение, созданное в рамках социалистического реализма, – такие времена прошли. Нет, утверждается, что социалистический реализм как эстетическая система не может служить прогрессу искусств, что, напротив, он жестко лимитирует этот прогресс. Авторы подобных теорий оперируют заведомо ложными аргументами, используют приемы, бесконечно далекие от подлинной науки.

Это, во-первых, сознательная вульгаризация самого понятия социалистический реализм. Французский литературовед А. Меми, например, утверждает, что социалистический реализм, дескать, уравнивает художественную действительность с действительностью исторической, общественной. Надо ли доказывать, сколь далеки от истины подобные пассажи?

Это, во-вторых, попытки убедить читателя, будто высшие художественные ценности в социалистических странах создаются не благодаря использованию возможностей социалистического реализма, а, напротив, вопреки его принципам.

Это, далее, способ прямых идеологических диверсий, когда восторженная слава поется тем писателям и художникам, которые у себя на родине подвергаются критике. Тут дело доходит до прямых подтасовок: в орбиту так называемого «неофициального» искусства – искусства-де единственно честного и искреннего в рамках социализма – включаются порой и весьма популярные в Советском Союзе художники. Но нашим недругам надо непременно убедить читателя, что художники в Советском Союзе существуют и творят в атмосфере преследований и гонений, – и вот в монографию под интригующим названием «Неофициальное искусство в Советском Союзе» включаются репродукции таких художников, как Глазунов, Каплан, Ершов, Неизвестный. И что авторам подобных работ до того, что эти художники выставляются на советских выставках, репродуцируются в советских изданиях!

Это, наконец, прямое противопоставление типа личности, утверждаемого искусством социалистического реализма, – личности активной, включенной в исторический процесс, – типу личности, культивируемому искусством современного модерна.

Тщательный анализ нынешнего буржуазного искусства, говорит докладчик, мог бы показать, что все разнообразие его школ, течений, направлений скрепляется единой тенденцией, которая всегда пробивает себе дорогу, – тенденцией к дегуманизации. То настроение отчаяния и пессимизма, которое владеет этим искусством, его героем, есть прямое производное этой тенденции. Таким образом, осуществляется разрыв с основным гуманистическим принципом истинного искусства – возвышать человека, обогащать его духовно, призывать его к активному действию.

Та же, по сути дела, тенденция к дегуманизации объединяет и современные буржуазные эстетические системы и теории. На первый взгляд среди них выделяется экзистенциализм, философия, открыто ставящая в центр своего интереса человека, отдельную личность. Но какова судьба, каков удел этой личности в представлении экзистенциалистов? Страх, отчаяние, безнадежность, смерть. Поставив проблему личности, экзистенциалисты не сумели дать ей удовлетворительного разрешения. И это не удивительно, – как экзистенциалистская, так и иные концепции личности, популярные ныне на Западе, вырывают человека из контекста общественной системы, помещают его в социальный вакуум. При этом и художники, и теоретики современного модернизма открыто заявляют свои претензии на монопольное владение истиной о человеке XX века и воинственно противопоставляют эту «истину» социалистическому искусству и его теории.

Действительно реалистический тип творчества, в частности метод социалистического реализма, открыто противостоит модернистским эстетическим теориям. Достижения социалистического искусства общепризнанны и имеют мировое значение. И наш, литературоведов и эстетиков, долг – активно исследовать и утверждать эти достижения в борьбе с враждебной нам идеологией, путем творческой марксистской разработки кардинальных проблем искусства.

В докладе А. Стойкова рассматривались взаимоотношения модернистского искусства и эстетики XX века с искусством социалистическим. Ю. Борев в своем выступлении сосредоточил внимание на проблеме личности в условиях современной идеологической борьбы. Ю. Борев поддерживает основной тезис доклада болгарского ученого: все направления нынешней буржуазной литературы и эстетики практически и теоретически осуществляют давний лозунг Ортеги-и-Гассета о дегуманизации искусства; основное содержание их определяется темой потерянной человеческой личности.

Однако коль скоро речь идет именно об эстетике, необходимо остановиться на идеологическом аспекте буржуазной академической науки. Очень часто она ставится на службу определенной политической доктрине. В недавней книге нью-йоркского профессора Ч. Гликсберга «Личность в современной литературе» сделана попытка определить основные черты героя литературы XX века. Это, по суждению автора, нигилизм, пессимизм, убежденность в абсурдности бытия. Именно такой личности, искусству, ее утверждающему, Ч. Гликсберг противопоставляет положительного героя советской литературы. Тут и обнаруживается политическая тенденциозность критика. Герой в социалистическом искусстве, заявляет он, конструируется по предписаниям извне, это не живой человек, но марионетка, которому все сферы человеческого бытия, даже семью, любовь, заменяет фанатическая одержимость делами. Подобного рода утверждения весьма одиозны и давно уже опровергнуты и живым опытом советского искусства, и в прямой полемике наших ученых с зарубежными его интерпретаторами.

Дело, однако, не в откровенно враждебных нападках американского профессора; речь идет о несостоятельности самой теоретической конструкции книги, а эта конструкция весьма характерна для современного буржуазного литературоведения.

Ведь антигерой, воспеваемый модернистской литературой, принимаемый Ч. Гликсбергом за истинного героя современности, возник не в общественном и художественном вакууме. В большой степени он стал как бы полемическим ответом на концепцию личности, выдвинутую искусством социалистического реализма. Это искусство утверждает личность активную, слитую с массами, посвятившую себя историческому творчеству.

В этой исторической полемике, заключает оратор, высшее слово остается за искусством социалистического реализма, ибо именно это искусство утверждает такие взаимоотношения личности и истории, личности и времени, благодаря которым человек оказывается органически включенным в исторический процесс, а история проникает личностное бытие человека.

Эта же кардинальная идеологическая и эстетическая проблема – роль личности в историческом процессе, соотношение личности и массы – была в центре доклада Я. Эльсберга«Извращение роли и психологии масс в буржуазной эстетике и литературоведении».

Роль масс, место человека в обществе – эти вопросы давно уже составляют предмет полемики между идеологией и наукой социалистической и идеологией и наукой буржуазной. Еще в начале нынешнего столетия, обращаясь к событиям 9 января 1905 года, Ленин писал, что отныне «на политическую сцену активным борцом выступает масса…». Эта новая историческая роль масс, говорил Ленин, требует от революционного авангарда, от передовых людей сближения с массой, требует найти в ней свое место. При том Ленин нодчеркивал, что слияние человека с массой не обедняет духовный мир личности, но, напротив, обогащает его новыми еилами, энергией, дает ощущение богатства и многообразия жизни.

Совсем иную трактовку, восходящую к концепциям французского социолога конца XIX века Лебона, предлагает буржуазная наука. Увеличение роли масс в общественной и духовной жизни века рассматривается как регресс, влекущий за собой кризис культуры и механизацию индивидуального мышления. Человек массы, согласно этой теории, неизбежно теряет свою индивидуальность, свои убеждения, свое своеобразие.

Подобная социологическая схема явственно проявляется и в эстетических системах, и в художественной практике писателей» находящихся под воздействием буржуазной идеологии. Быть может, наиболее наглядно связи, существующие между буржуазной социологией, эстетикой, литературой, могут быть продемонстрированы на примере австрийского писателя Германа Броха, сочинения которого пользуются популярностью в западном мире. Коротко говоря, суть художественной и социологической концепции Броха (а он был не только литератором, но и социологом) сводится к следующему. Массы находятся в состоянии «предпаники»» мышление массы примитивно, она следует самым низменным инстинктам; человек же, принадлежащий массе, теряет в ней собственную индивидуальность. Брох, порывая с научным мышлением, обращает свои надежды к метафизике, к «поэзии в ее богостроительской миссии», к фигуре современного «пророка» – «религиозного носителя спасения».

Высокомерное, антидемократическое в своей сущности неверие в творческие возможности масс, в разум человека из народа, пронизывающее работы Броха, характерно и для современной буржуазной социологии, – достаточно сослаться на работы таких западногерманских социологов, как К. Хорст, Г. Вильнерт, В. Эмрих. Все они, по сути дела, в той или иной форме развивают элитарные концепции современного общественного развития, когда слепой стихии массы, «массовому ослеплению» противопоставляется все тот же «пророк», «сосуд божественного голоса».

Эти антинаучные, метафизические концепции массы и личности проникают и в современную буржуазную эстетику, философию искусства. В этом смысле показательны работы профессора из ФРГ А. Гаузера и французского эстетика А. Лефевра.

Представление о массе как о безличной и косной силе, поглощающей индивида, приводит А. Гаузера к отрицанию прогресса в искусстве, к выводу, будто демократизация последнего губительна для того художественного уровня, которого достигло искусство «для образованных».

Суждения А. Лефевра явственно перекликаются с концепцией А, Гаузера (что само по себе свидетельствует о стандартности идей, развиваемых буржуазной эстетикой). А. Лефевр делит культуру на две части – культура массы и культура элиты. Эта последняя и представляет собой, по его мнению, истинный художественный авангард современности. Что же до «культуры массы»» то ей суждено остаться на уровне однообразной «повседневности» (что для Лефевра равнозначно живой действительности). Тут, кстати, критик обнаруживает социальную подоплеку своих теорий – в сферу «культуры массы» он помещает искусство социалистического реализма, которое, по его словам, не обладает «никакой художественной ценностью».

Разумеется, буржуазные концепции исторической роли и психологии масс опровергаются прежде всего самой современной действительностью, которая характеризуется тенденциями духовной и политической активизации масс. Но особая роль в борьбе с буржуазной идеологией принадлежит искусству социалистического реализма, опирающемуся на лучшие демократические традиции культуры прошлого (еще Короленко, например, следующим образом формулировал задачи литературы: «открыть значение личности на почве значения масс»).

Основоположник искусства социалистического реализма Горький с небывалой в истории мировой литературы смелостью и размахом создал художественные образы «человека и человеческих масс» в их многообразнейших связях. Рост человека вместе со своим народом в революционной борьбе – одна из великих идей, всегда вдохновлявших советскую литературу, ее лучших мастеров. (Этого-то как раз и не понимают или не хотят понять многие зарубежные исследователи социалистического искусства; так, американский профессор Э. Симмонс, признавая выдающиеся художественные достоинства «Тихого Дона», увидел в нем не эпопею народной жизни, а только лишь трагедию героя-индивидуалиста.)

XX век – время острейшего столкновения мировоззрений, эстетических и художественных систем. Перед нами, с одной стороны, искусство и мировоззрение, полные страха перед жизнью, ее противоречиями, перед движением народных масс, перед социализмом. Мировоззрение, пытающееся отгородиться от задач познания мира, зовущее человека в потусторонние метафизические дали.

Этому противостоит искусство, проникнутое ленинским историческим оптимизмом, познающее жизнь широко, смело, во всем ее многообразии. Это искусство вдохновлено передовой мыслью и «сознанием, волей, страстью, фантазией десятков миллионов», творящих новый мир и нового человека.

Практика и теория искусства социалистического реализма нерасторжимо связаны с ленинским принципом партийности искусства. Естественно, что именно этот принцип подвергается наиболее ожесточенным нападкам со стороны советологов разных стран мира. Об этом подробно говорил на конференции А. Овчаренко.

Одна иа наиболее распространенных форм искажения принципа партийности связана с ложным толкованием ленинской теории отражения.

Уже сама схема рассуждений обнаруживает явную тенденциозность ее авторов. Согласно теории отражения искусство отображает действительность. При этом художник должен стоять на коммунистических позициях, то есть строго выполнять все партийные директивы. И вывод: писатель, следовательно, есть иллюстратор лозунгов и идей партии. Вывод откровенно тенденциозный: ведь художник таким образом лишается всякой творческой самостоятельности. Но именно это и стремятся доказать советологи Японии; и США, ФРГ и Франции, и нет нужды, что для этого им приходится прибегать к разного рода передержкам.

Подобного рода ложные представления о ленинском принципе партийности получили столь широкое хождение в зарубежной славистике, что их влиянию оказываются подвержены даже прогрессивные ученые. Скажем, японский филолог Вакуи Саия, много сделавший для пропаганды в своей стране советской литературы, обращается к истории взаимоотношений Ленина и Горького. И заключает, что в решении политических вопросов Горький следовал ленинской линии, в сфере же художественной демонстрировал полную независимость от партийной политики.

Этот тезис об абсолютной разделенности политического, идеологического и эстетического в искусстве необыкновенно популярен в буржуазной филологической науке.