№1, 1968/Обзоры и рецензии

Поэтический словарь А. П. Квятковского

А. Квятковский, Поэтический словарь, «Советская энциклопедия», М. 1966, 375 стр.

Выход «Поэтического словаря» А. Квятковского привлек внимание научной общественности; это большой труд, относительно которого высказываются равные точки зрения и который можно характеризовать с разных сторон. Ниже мы помещаем две рецензии на книгу А. Квятковского: в первой говорится по преимуществу об общем значении работы, во второй внимание рецензента сосредоточено на стиховедческой концепции А. Квятковского, которая, вероятно, и в дальнейшем будет обсуждаться специалистами.

Эта книга является подвигом автора и его автопортретом. Подвигом потому, что написать одному 670 статей, содержащих определение того или иного поэтического термина, – задача не простая. Более того, в известной мере – головоломная. Термин «статья» обычно применим в энциклопедиях, независимо от размера статьи. В словаре А. Квятковского мы находим статьи в несколько строк и в несколько страниц. Например: Стиховедение – три страницы; Реформа Тредиаковского – четыре страницы; Частушка – пять страниц и т. д.

Таким образом, дать краткое, лаконичное определение почти семистам поэтическим терминам – это значит составить энциклопедию поэзии. Важнейшее значение для такой энциклопедии имеет иллюстрирующий материал, отобранный и приспособленный автором для доказательства своих эстетических положении.

Материал этот в словаре А. Квятковского огромен. Автор великолепно знает русскую поэзию – и древнерусскую, и наших дней, – но особенно он тяготеет к тому, чтобы избирать для иллюстрации примеры из народных стихов, из русского фольклора.

В основе поэтической терминологии лежат слова древнегреческого происхождения. Известно, что многие поэтические термины ведут свое начало от Аристотеля, Платона, Аристофана, Демокрита, Сократа, Эмпедокла, латинян – Лукиана, Лукреция и др. Кроме того, в словарь включены термины английской, французской, немецкой, итальянской, провансальской и арабской поэтики.

Новшеством «Поэтического словаря» А. Квятковского является включение некоторых терминов, заимствованных из поэтики других народов СССР, не только русской: из украинской поэтики, белорусской, казахской, туркменской, грузинской, латвийской, монгольской, узбекской, якутской и др. В словаре мы встречаем определение терминов, взятых, скажем, из старой испанской («копла») или старой английской («королевская строфа», созданная Чосером в XIV веке) поэтики, причем иллюстрацией служат переводные стихи.

А. Квятковский прибегает и к терминам польским, японским, китайским и даже индонезийским. Например: «пантуны», что значит народное четверостишие в индонезийской поэзии. Популярность пантун огромная; их можно сравнить в этом отношении с русскими частушками.

Все это терминологическое многообразие, охватываемое А. Квятковским (хотя некоторые общеупотребительные термины оставлены автором без внимания), широта стихотворных примеров: от Пушкина до неведомого Соколовского (поэта пушкинской поры), от Андрея Белого до Роберта Рождественского, от Симеона Полоцкого до Маяковского, – все это оставляет впечатление большого многонационального богатства поэзии, тонко и всесторонне исследуемой А. Квятковским.

Удивительно яркая книга.

Особенное внимание привлекает к себе использование в словаре А. Квятковского терминов, взятых из поэтики литератур народов СССР. Наличие их в словаре – симптоматический признак тех изменений, которые произошли в наших литературах. Это значит, что, составляя словарь, нельзя уже игнорировать тех явлений, какие подсказывают другие литературы, ив только древнегреческая, английская, старофранцузская или испанская и другие широко известные литературы западноевропейских народов. Необходимо знать термины и ранее неведомых, а ныне расцветших и заново заговоривших народов. Это хорошо рекомендует автора как исследователя, чуткого к современности. Даже такую, казалось бы, отвлеченную вещь, как разъяснение поэтических терминов двухтысячелетней давности, А. Квятковский сумел связать с темами и задачами современности.

Например, у монголов существует особая поэтическая форма приветствия. Это древняя фольклорная форма; я разумею «ероол», что значит благопожелание. Стих в «ерооле» всегда с начальной аллитерацией. Нередко в «ерооле» мы находим сочетание начальной аллитерации с конечной рифмой. Стихотворение, выражающее благопожелание автора человеку, к которому оно обращено, носит торжественный характер. Естественно, что этот ритуал мог родиться у жителей степи, которые не так часто встречаются и разделены большими пространствами. Поэтому встреча – это в некотором роде праздник. Этот термин рожден бытовой обстановкой.

Таких терминов особенно много у казахов. Вот, например, слово «жельдирме», что значит быстрый энергичный речитатив. Он употребляется в народных поэмах. И носит специальное название в противоположность спокойному повествовательному стиху «джир» (или «жир» – форма 7 – 8-сложного силлабического стиха). Но «жельдирме» в буквальном переводе значит рысистый бег. Характер стиха сравнивается с бегом, превращается в метафору. Таких метафорических терминов довольно много в литературах народов СССР. Возникает такой вопрос: а нельзя ли составить поэтический словарь из одних терминов, заимствованных из поэтик наших народов? Составление такого словаря имело бы большое значение. Такой словарь явился бы большим вкладом в изучение литератур народов СССР и новым шагом вперед в разработке нашей поэтической терминологии.

Автор пишет: «Словарная форма изложения основ поэтики имеет свои преимущества, главное из которых заключается в обозримости теоретического материала и в быстроте нахождения ответа на нужный вопрос. Недостатки же такой формы вытекают из алфавитной структуры «Словаря»: в нем разъединены однородные или близкие явления» (стр. 4).

Книга А. Квятковского посвящена основному разделу теории литературы – поэтике, которая изучает выразительные средства, жанры и формы поэзии и прозы. А. Квятковский сужает задачу: он касается только вопросов поэзии, причем, как мы видели, не только русской, но и многих других народов. В этом предмете у А. Квятковского есть своя излюбленная тема, своя «страсть». И освещение всех вопросов поэзии с такгометрической позиции придает некоторым вопросам субъективное освещение. В этом смысле я назвал словарь А. Квятковского своего рода автопортретом.

Конечно, каждая книга автора, даже теоретическая, в известной мере может рассматриваться как автопортрет. Печать индивидуального своеобразия может выражаться прежде всего в подборе хотя бы стихотворных примеров из великого множества строф и строк целого океана поэтов многих наций.

Индивидуальность автора может выразиться, наконец, просто в слоге. Если я затронул эту тему, то только потому, что А. Квятковский в одном вопросе действительно отличается от других авторов. Его «страсть» – тактометрическая трактовка стихотворного ритма. Эта трактовка специально развернута во многих статьях, таких, как: Тактометр, Стихосложение, Частушка, Ритм, Ритмология, Тактометрический период, Крата, Народный стих, Тактовик и в десятках, а то и сотнях других статей.

Чередование равновеликих групп гармонического движения – в музыке, в танце, в метрическом стихе – в этом суть ритма. Если ритм пронизывает все сферы, то мерное чередование и законы его едины для всех искусств (периодичность и кратность). Материи же ритмообразования различна, чем и определяется микроструктура ритмов – музыкального и стихотворного. А. Квятковский пишет: «Всякий правильный ритмический процесс двойственен: с одной стороны, он расчленяется на малые, ясноощутимые равновеликие группы (краты), состоящие из количественно равных элементных частиц движения (долей); с другой – он сочленяет определенные количества малых групп в более крупные группировки. Таким образом, правильный ритмический процесс содержит в себе две меры гармонического движения: малую меру (крата) и большую меру (тактометрический период). Незавершенный ритмический процесс, где присутствует лишь малая мера, наблюдается, например, в свободном стихе трехдольной структуры с неравными, разнодлительными строками, в таком стихе отсутствует большая мера – тактометрический период, объединяющий только равные количества малых мер. Проще говоря, в свободном метрическом стихе нет периодической кратности (см. Верлибр). Динамическая природа ритмического процесса позволяет сохранить его единство и при разнокачественности многофигурных Модификаций повторяющейся элементной группы. Общее определение Р. таково: ритм – это волнообразный процесс периодических повторов количественной группы движения в ее качественных модификациях» (стр. 245).

Терминологическая характеристика ритмического процесса в стихотворной строке при таком подходе, естественно, изменяется. Она универсализируется. Словесная «материя» ритмообразования, разумеется, принимается автором в расчет. Конечно, тот или иной язык подсказывает то или иное решение метрической и ритмической задачи. Но над всеми языками стоит тактометрическая система. В ней не существует уже ни ямбов, ни хореев.

В пределах объективной меры правильного ритмического процесса в стихе структура ритма и фразостроения сочетается с работой речевого аппарата и диктования. Такая объективная мера существует. Именно это и доказывает А. Квятковский. И он не одинок. Подобная точка зрения ведет начало от профессора Московского университета А. Кубарева, который в книге «Теория русского стихосложения» (1837) писал: «Пока из оснований рифмики (то есть ритмики. – К. З.) не будет положительно выведено, чем должно определять пространство стиха, до тех нор пределы его произвольны».

А. Кубарев еще более века тому назад предложил ввести в русскую просодию вместо ямбов и хореев четырехсложные (четырехдольные) стопы. В дальнейшем и некоторые другие теоретики стиха выдвигали различные предложения, фактически сводившие на нет старые деления на ямбы, хореи, амфибрахии, анапесты и дактили. Так, Андрей Белый предложил считать за основу метрическую диподию. Г. Шенгели в своем «Трактате о русском стихе» (1923) тоже писал о «пределах стопности стиха».

«Силлабо-тоническая теория стиха, – пишет А. Квятковский, – совершенно не принимает во внимание такие реально действующие элементные группы, как пятидольник и шестидольник. «Чистые» же ямбы или хореи в реальном движении ритма сдваиваются в одну двухударную крату четырехдольника, причем двухударность нисколько не нарушает целостности этой элементной группы. Именно принцип кратности помогает уяснить динамическую структуру ритмического процесса, то есть его количественное единообразие при разнокачественности равновеликих крат» (стр. 142).

Тут что ни слово – все продумано. Конечно, нам известно, что большинство теоретиков стиха не придерживаются этой линии. И Л. Тимофеев, и В. Жирмунский, и Ю. Тынянов, и большинство людей, писавших о стихе, на первый план выдвигают языковой подсказ. Ну и что ж?.. А. Квятковский идет своим путей. И надо отдать ему справедливость, идет чрезвычайно уверенно. Более того, он в исторической литературе находит себе единомышленников.

Когда питаешь его книгу, то кажется, что он знает о стихе все. Мыслимое и немыслимое. Возьмите, например, слово «реминисценция». Его объяснение просто поражает богатством примеров. Причем не только взятых у разных поэтов – А. Квятковский иллюстрирует лаже автореминисценции: у Пушкина, Лермонтова, у Маяковского и у других поэтов. Книга А. Квятковского – итог огромного труда и огромных знаний. Чтобы написать такую книгу, нужно жить в стихе и прожить в поэзии всю жизнь.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 1968

Цитировать

Зелинский, К. Поэтический словарь А. П. Квятковского / К. Зелинский // Вопросы литературы. - 1968 - №1. - C. 194-197
Копировать