Плата за невзыскательность

В наши дни задача эстетического воспитания привлекает все большее внимание. Раздаются призывы к борьбе с пошлостью и примитивом и приводятся поучительные примеры невзыскательности некоторых лирических поэтов. Однако при этом обычно обходят важную сторону дела, на которой я и хочу вкратце остановиться.

Можно ли ограничиться указанием на художественную неполноценность стихов, игнорируя, что эстетическое содержание неотделимо от идейного? А то ведь выходит, что некоторые поэты просто, так сказать, не доводят своей работы до требуемой художественной кондиции, и в результате читатель получает обедненное или даже опошленное представление о тех идеалах нравственности и человечности, во имя которых были написаны стихи. Разумеется, по этому поводу естественно выразить сожаление, а также посочувствовать эстетической незрелости тех читателей, которые готовы довольствоваться суррогатом. Но, с другой стороны, -с тех же позиций иронического превосходства над читателем – такая ли уж большая опасность, если люди, которым пока еще недоступны вершины искусства, до поры до времени руководствуются несколько «прямолинейными» представлениями.о прекрасном!..

Однако, если говорить всерьез, то наивно считать эстетическую суть произведения своего рода изящным украшением, мало что меняющим в направленности самого произведения. И действительно, за последнее время общественность проявляет законное беспокойство именно по поводу направленности некоторых стихов, примитивных в эстетическом отношении. Особенно интересна, по-моему, опубликованная в «Известиях» статья Я. Смелякова и М. Максимова «Осторожно, мещанин», где ясно показано, что в ряде стихотворений И. Кобзева отражены мещанские настроения. Вот мне и хочется разобраться в нравственной основе тех стихов, где проявилась подобная психология.

Это прежде всего такая нравственность, которая отстаивает право на безграничное самодовольство. Право на полную свободу от самокритики и многозначительное утверждение любого пустяка.

Вот, казалось бы, просто безмятежные, хотя и достаточно банальные, строчки Г. Регистана:

Неповторимы ночи Коктебеля.

Я восхищен, взволнован и смущен…

Послушай, дорогая. Не тебе ли

Был звездопад сегодня посвящен?!

Мысль о галантном посвящении, видимо, так воодушевляет поэта, что в конце цикла из шестнадцати аналогичных четверостиший («Камешки из Коктебеля») он повторяет начало, многозначительно заменяя при этом небосвод собою («Не тебе ли отныне я всем сердцем посвящен»). А по ходу дела зарифмовывает, например, что его любимая изменчива, как погода («ветер голубой… двойник с тобой»), или что, уронив лицо в цветы, она оставила там «не слезы», а свое растаявшее сердце.

Хочу быть понятым правильно. Толчок к стихотворению может дать даже самое, казалось бы, незначительное чувство. Но в стихотворении оно должно обрести значительность. Не изменить своей природе. Нет. Но повернуться к нам какой-то новой, неожиданной стороной, которую впервые сумел увидеть поэт, доставив и нам радость пережить нечто новое.