№1, 1999/Зарубежная литература и искусство

Письма. Вступительная статья, составление и перевод с английского А. Ливерганта

Размеренная, небогатая на события жизнь Джонатана Свифта (исключение составляют разве что три лондонских года, с 1711 по 1714-й, в продолжение которых автор «Гулливера» и «Сказки бочки», целиком отдавшись политической борьбе, писал памфлеты на злобу дня, регулярно встречался с первыми людьми государства, был на виду и на слуху, вершил судьбами отечества) чрезвычайно богата тайнами и загадками и вызывает немало вопросов, до сих пор – несмотря на богатейшую «свифтиану» – остающихся без ответа. Вопросы эти касаются и частной жизни декана дублинского собора Святого Патрика, и его незадавшейся политической и богословской карьеры, и «вполне задавшейся» литературной. Несмотря на многие десятки жизнеописаний, беллетризованных и строго научных, в прозе, в драме, даже в стихах, человеческий облик Свифта, как, впрочем, и скрывающийся за многочисленными псевдонимами (Исаак Бикерстаф, Лэмюэль Гулливер, Мартин Скриблерус, Суконщик) облик литературный, до сих пор остается призрачным, неуловимым, сочетающим несочетаемое – и от этого тем более притягательным.

Такие «несочетаемости» встречаются и у Свифта-человека, и у Свифта-писателя, и у Свифта – политика и общественного деятеля буквально на каждом шагу. Верный друг, человек необычайно – до болезненности – ранимый, привязчивый, он слыл равнодушным, холодным, нелюдимым, ожесточившимся. «С[вифт]… идет дорогою жизни,

неистовствуя, точно человек, одержимый бесом. Какой страшный коршун терзал сердце этого гиганта!» 1 – писал про него Теккерей. Почти в каждом письме из Ирландии своим лондонским корреспондентам стареющий Свифт с горечью пишет, что лучшую и самую прекрасную часть своей жизни провел он в Англии, сравнивает себя с заживо погребенным, без конца вспоминает свой «звездный час», а между тем в 1714 году, в этот самый «звездный час», не раз повторяет, что хотел бы вернуться в Ирландию, прожить остаток дней как можно тише, вдали от светской суеты. Тративший треть годового дохода на благотворительность, в завещании отказавший немалую сумму на дом для умалишенных, не раз убеждавший своих корреспондентов, что совершенно равнодушен к деньгам, писатель, по отзывам людей, близко его знавших, в жизни был бережлив, даже скуп. Личная жизнь Свифта – тоже задача со многими (по крайней мере с двумя) неизвестными, над которой уже третий век бьются, оспаривая друг друга, биографы, в тем числе и такие именитые, как Вальтер Скотт, Макколей, Теккерей. Что связывало Свифта (и связывало ли вообще?) с двумя Эстер, Эстер Джонсон и Эстер Ваномри, – уравновешенной, обходительной Стеллой и вспыльчивой, импульсивной Ванессой, – отправившимися вслед за ним в Ирландию и долгие годы, так и не выйдя замуж, прожившими близ своего наставника и кумира? Дружба? Или нечто большее? Знали ли они о существовании друг друга? Действительно ли Ванесса умерла от ревности к своей, как ей казалось, более счастливой сопернице? Был ли Свифт тайно обручен со Стеллой, о чем пишут некоторые биографы? А может, писатель не связал свою жизнь с Эстер Джонсон, так как из-за своего мрачного мировосприятия не желал иметь потомства, о чем прямо говорится в пьесе Уильяма Батлера Йейтса «Слова на оконном стекле»: «Чтобы я помогал тем самым множить подлость и мошенничество в мире?!»? Которому из двух Свифтов верить – тому, кто ведет «Дневник для Стеллы», где писатель заботлив, трогателен, порой даже нежен, или автору писем Ванессе, а также посвященной ей поэмы, где тон совсем другой – игривый, чуть снисходительный? Кому принадлежал женский, локон, найденный после смерти писателя в конверте, подписанном его почерком: «Всего лишь волосы женщины»? Или это «всего лишь» вымысел, один из многих, окружавших и при жизни, и тем более после смерти одинокую, загадочную, в чем-то даже одиозную фигуру настоятеля собора Святого Патрика?

Как уживались в этом и впрямь довольно своеобразном настоятеле отвращение к религиозному фанатизму и нетерпимость к любым отступлениям от официального вероучения? Что это за доктор богословия, который задается вопросом: «А что, если церкви – это усыпальницы не только для мертвых, но и для живых?» Кто он – безбожник или же защитник непререкаемого авторитета церкви – англиканской, разумеется? Чему он служил? Высшему разуму и справедливости, как полагается просветителю и сатирику? Политическим партиям, про которые сам же писал, что это «безумие многих ради выгоды единиц», и которые предстают в его письмах чуть ли не сквернословием: «партийные склоки», «партийная нетерпимость», «партийная злонамеренность»? Или «человеческой свободе», как сказано в стихотворении Йейтса «Эпитафия Свифту»?

Чем объясняется столь резкий переход писателя из стана вигов в стан тори? Ведь со многими вигами, и прежде всего с лордом-президентом, убежденным вигом Джоном Сомерсом, Свифта связывали отношения вполне доверительные, иначе он вряд ли посвятил бы ему «Сказку бочки». Переменой в убеждениях? Или политической конъюнктурой? Или же обидой на бывших попутчиков, не раз обманывавших его ожидания? А может, все дело в честолюбии Свифта, его непомерных притязаниях? Определял ли Свифт-памфлетист политику кабинета с 1711 по 1714 год, был ли и в самом деле главным идеологом консерваторов или лишь выполнял «социальный заказ»в соответствии-с рекомендациями лидеров тори Роберта Гарли и Генри Сент-Джона? Насколько, иными словами, главный публицист страны, «министр без портфеля», «опекун», «благодетель» – как его тогда только не называли – был вхож в большую политику?

Что привлекло Свифта к Гарли и Сент-Джону? Их политические взгляды? Желание покончить с войной? Вдумчивое отношение графа Оксфорда и виконта Болинброка к насущным проблемам англиканской церкви, в частности к пресловутому Тест-акту? Или же то, что один был книгочеем, с легкостью цитировавшим древних, а второй – блестящим собеседником, одаренным литератором, лучшим оратором в парламенте? Связывали ли Свифта узы истинной дружбы с этими людьми, проделавшими за три года головокружительную «карьеру» от национальных героев до государственных преступников? Если нет, то зачем было Свифту, сильно рискуя, переписываться с Болинброком, скрывающимся во Франции у претендующих на английскую корону Стюартов, писать посаженному в Тауэр Гарли: «Я не считаю себя обязанным менять свои взгляды…»

А взаимоотношения Свифта со своим «непосредственным начальником», дублинским архиепископом Кингом? Доверял ли он человеку, который не хотел, чтобы Свифт получил место декана собора Святого Патрика, но которому писатель вместе с тем на протяжении многих лет, и в период увлечения вигами, ратуя за терпимость к диссентерам и хлопоча о снятии налогов с ирландского духовенства, и в годы своего лондонского апофеоза, и отойдя от дел, слал пространные, искренние письма? Если верить Вальтеру Скотту, Свифт делился с Уильямом Кингом тем, чем не делился ни с кем, – своими отношениями со Стеллой.

А с Аддисоном и Стилом, сначала его политическими соратниками, а потом противниками? «С головой ушел в партийные распри», «его «Болтун» из рук вон плох», «с его стороны это было дьявольской неблагодарностью», «его дражайшая супруга самым постыдным образом помыкает им», «этот мошенник совершил бессовестный поступок» – такого рода нелестными характеристиками Ричарда Стила пестрит «Дневник для Стеллы», что не мешает Свифту, используя свои обширные связи, почему-то хлопотать за человека, которого считает ленивцем и пьяницей и который к тому же не упускает случая «лягнуть» его в прессе. Как это увязать? (К слову, Свифт вообще любил оказывать протекцию – все то же ущемленное честолюбие? И, как следствие, стремление доминировать?) Раскрывает ли полемика между свифтовским «Экзаминером» и аддисоновскими и стиловскими «Зрителем» и «Болтуном» подоплеку отношений – идеологических, человеческих – этих трех «цензоров нравов»?

Почему такой человек, как Свифт, изверившийся, желчный, сочинил «Путешествия Гулливера» и «Скромное предложение», понять не сложно, но вот его всегдашняя страсть к ребячеству, розыгрышу, мистификациям, каламбурам, которыми пестрят письма Поупу и Джону Арбетноту, Томасу Шеридану, герцогине Куинсберри и Гею, которых так много в «Дневнике для Стеллы» (все эти «тлам, тлам, тлам», «бесстыдницы и нахальные мордашки», «Копойной ноци, плоказницы», «До свид – до свид – до свид», «Две-три рюмки осуши / И восвояси поспеши»), как-то не вяжется с репутацией человека мрачного, нетерпимого, погруженного в себя, болезненного. И тем не менее этот непредсказуемый, вздорный, склонный к меланхолии человек, чье сердце, перефразируя его же собственную знаменитую эпитафию, «гложет жестокое негодование» (saeva indignatio), не раз повторял, что его девиз: «Vive la bagatelle!» – «Да здравствует безделица!» Сходным образом, трудно себе представить и то, что убежденный человеконенавистник, писавший Поупу: «Самую большую ненависть и отвращение питаю я к существу под названием «человек», сравнивший в «Отступлении касательно происхождения, пользы и успехов безумия в человеческом обществе» современные ему порядки с сумасшедшим домом, мог сочинить такое легкомысленное произведение, как «Полное собрание изящных и остроумных разговоров» (1738), про которое, в отличие от «Сказки бочки», при всем желании не скажешь: «Писано для совершенствования рода человеческого».

Или парадокс совсем уж пушкинский. Как уживались в этом состоящем из контрастов человеке чинопочитание и гордыня, изъявления преданности и ущемленное самолюбие, желание угождать и независимость суждений, обвинения всех и вся в неблагодарности и мысль, проходящая рефреном и в письмах, и в памфлетах, и в «Гулливере», что он никому ничем не обязан, и если просит, то не за себя? Как один и тот же автор мог написать «Несколько вольных мыслей по поводу нынешнего положения дел» или «Общественный дух вигов» – и верноподданническую «Историю последних четырех лет правления королевы»? Бросить вызов британской короне «Нынешним бедственным положением Ирландии» – и просить прислать ему портреты «вождей»: Гарли, Болинброка, королевы Анны и ее могущественной фрейлины миссис Мэшем? В «Гулливере» – иносказательно, во многих письмах – прямо, черным по белому, Свифт настойчиво повторяет: в высшем свете он изверился, светской жизни сторонился всегда, цену сильным мира сего знает, при дворе, в обществе придворных дам, епископов, военачальников и министров, чувствует себя чужим, ущемленным и обделенным. Писателю (вспомним «Путешествие в Лилипутию») вроде бы до смерти надоело перепрыгивать через палку, которую держат император с первым министром, или проползать под ней ради получения «заветных» синих, красных и зеленых нитей. И тем не менее сам Свифт, в отличие от своего героя, тяготится тем, что находится не у дел, постоянно просит сановных друзей не списывать его со счетов, ищет, пусть и исподволь, незаметно, с достоинством, встреч и связей с влиятельными и знатными, в своих памфлетах, письмах, посвящениях льстит им – нередко вполне искренне, не сообразуясь с условностями, без всякой задней мысли, которую так тщатся, полагаясь на его сатирический гений, нащупать исследователи.

Словосочетание «сатирический гений Свифта» – аксиома, почти тавтология, а между тем в своем эпистолярном наследии, в письмах Болинброку, графу Оксфорду, фрейлине двора миссис Говард или лорду-наместнику Ирландии Джону Картерету, писатель, будто пренебрегая собственным печальным опытом и уподобившись им же высмеянным политическим прожектерам из Великой Академии в Лагадо, тщится «учить министров принимать в расчет общественное благо… выбирать себе фаворитов из людей умных, способных и добродетельных». Как тут не вспомнить, что сам Свифт сравнивал сатиру с зеркалом, в котором «видишь любую физиономию, кроме своей собственной». А может, писатель не демонстрирует свой сатирический дар сознательно, словно бы исключая творчество из собственной биографии, как тонко подметил в своей книге «Джонатан Свифт» (1968) литературовед и переводчик В. Муравьев.

Национальная и литературная принадлежность Свифта – еще один камень преткновения для его исследователей. Кто Свифт – англичанин или ирландец? «Путешествия Гулливера», «Битва книг», «Скромное предложение» – факты английской или ирландской литературы смеха? У нас, особенно в последнее время, Свифта принято числить «по ирландскому департаменту», называть «ирландским писателем», «борцом за независимость Ирландии». Если первое утверждение, на что не без иронии указывал и сам Свифт, по меньшей мере спорно (с

тем же успехом можно записать в ирландцев, исходя из их «метрики», и Шоу, и Уайльда, и Голдсмита, и Шеридана, и даже Стерна), то второе откровенно вздорно: «независимая Ирландия» была для государственника Свифта понятием не менее абсурдным, чем «независимый Йоркшир» или «независимый Виндзор». Верно, в 20 – 30-е годы XVIII века Свифт яростно, азартно, словно бы отыгрываясь за политические неудачи, отстаивает права и интересы ирландцев, – вот только кого понимать под ирландцами: бесправное католическое крестьянство, до которого Свифту дела не было, или же англо-ирландских джентри, проводивших, как, скажем, его ближайший друг Чарльз Форд, большую часть времени в Англии, а также протестантское духовенство, к которому принадлежал и он сам? Хотя после «Предложений о всеобщем употреблении ирландской мануфактуры» и «Писем суконщика» Свифта в Ирландии и в самом деле носили на руках, хотя тогдашний наместник Ирландии лорд Картерет заметил однажды: «В те годы я управлял страной с соизволения декана Свифта», хотя Свифт не раз писал своим корреспондентам: «Предпочитаю быть свободным среди рабов, чем рабом среди свободных людей», – писатель настаивает на своей английской родословной, не желает признавать себя ирландцем, считает Ирландию страной, на которую «осужден», которую с трудом «научился переносить» и постоянно – и безуспешно – стремится покинуть «Гнусный Дублин в презренной Ирландии, ноября 26 числа 1725 года» – так, то ли в шутку, то ли всерьез, начинает он письмо своему приятелю священнику Джеймсу Стопфорду.

Рассчитывать, что на все эти и многие другие вопросы читатель сможет найти ответ в переписке Свифта, приходится едва ли, однако определенный свет на жизнь и творчество писателя его эпистолярное наследие пролить, безусловно, может. И все же свою основную задачу автор этой публикации видит в другом. Нам хотелось представить читателю непривычного Свифта, взглянуть на него в ином, неожиданном, скорее человеческом, нежели литературном ракурсе. Мало сказать, что письма расширяют наши представления о Свифте, – в них он нередко предстает совсем не таким, каким нам – и по собственным его книгам, и по книгам о нем – рисовался. Привычный образ сурового, непримиримого, холодного, язвительного, «не от мира сего» мыслителя и сатирика при чтении писем размывается, блекнет. Свифт – автор книг, памфлетов, даже стихов – рассудочен, логичен, сух, насмешлив, его стиль отточен – «нужное слово в нужном месте», если воспользоваться его же собственным определением стиля. В письмах же, даже деловых, набело переписанных, стиль большей частью «рваный» автор, как мы сказали бы теперь, «не держит тему» или, наоборот, на какой-то теме (не по болезненной ли забывчивости?) «застревает»; всегдашние ирония, игра ума (или, по его же собственной, почти что грибоедовской формуле, «грех от ума» – «sin of wit») перемежаются у Свифта, особенно позднего, либо пространными описаниями быта, болезней, либо поучениями, рассуждениями на отвлеченные темы, цитатами (древние, Сервантес, Рабле, Монтень), довольно туманными аллюзиями, язвительными, не всегда по адресу, выпадами; иногда даже кажется, что писатель разговаривает не столько со своим корреспондентом, сколько с самим собой, что адресат большинства писем Свифта – сам Свифт. С первых, самых ранних, еще игривых и беззаботных, писем явственно проступает то, чего литературный канон и жесточайшая внутренняя цензура в прозу и в стихи не пропускали, – мятущийся, тревожный и ранимый дух: Нащупывается «болевая точка»: человек активный, целеустремленный, до болезненности честолюбивый, Джонатан Свифт прожил большую часть жизни не в основном потоке своего времени, а на обочине, прячась за литературными псевдонимами, снедаемый «грехом от ума» и «жестоким негодованием».

Настоящая публикация – не первое знакомство с письмами Свифта; у нашего читателя оно состоялось еще в начале 80-х годов, когда в серии «Литературные памятники» вышел «Дневник для Стеллы» (Джонатан Свифт, Дневник для Стеллы. Издание подготовили А. Г. Ингер, В. Б. Микушевич, М., 1981) – письма писателя к Эстер Джонсон и ее подруге и компаньонке Ребекке Дингли, которые писались с сентября 1710 года по июнь 1713-го из Лондона в Ирландию и были объединены самим Свифтом в «дневник» бурных событий, свидетелем и непосредственным участником которых он стал. В одно из Дополнений к этому изданию вошла и переписка Свифта и Эстер Ваномри, продолжавшаяся с 1711 по 1722 год, в связи с чем в нашей подборке отсутствуют как письма Свифта к Стелле, так и к Ванессе – двум главным корреспонденткам писателя. В общей же сложности наша публикация состоит из примерно ста писем Свифта, писавшихся на протяжении почти пятидесяти лет, с 1692 по 1740 год. Большинство из них составитель по необходимости должен был давать в сокращении – во-первых, потому что рамки журнальной публикации ограниченны, и, во-вторых, потому что в полном объеме многие письма буквально утонули бы в постраничных примечаниях: слишком много задействовано в них фактов, людей, событий, аллюзий, намеков, недоговоренностей, требующих расшифровки. Вынужденная фрагментарность, «надерганность» вызвана еще и тем, что составителю хотелось познакомить читателя «Вопросов литературы» с высказываниями Свифта не только на сиюминутные, житейские, но и на вечные – литературные, исторические, религиозные, философские – темы, хотя наблюдательность, глубина и оригинальность мысли, словесное мастерство писателя проявляются, понятно, вовсе не только тогда, когда он пишет о собратьях по перу, или о литературном труде, или о своих творческих замыслах, что, кстати, бывает не так уж часто.

В Приложении мы сочли возможным поместить несколько отрывков из писем тех, кто был непосредственным свидетелем многолетнего и трагического угасания Свифта, лишившегося в последние годы жизни рассудка и памяти: писатель умер в октябре 1745 года, последние же написанные им строки датируются 26 июня 1740 года.

В Персоналию включены корреспонденты Свифта – в том числе и те, кого нет в нашей подборке, но кто вел с писателем интенсивную переписку на протяжении всей его жизни.

Перевод осуществлен по наиболее представительному пятитомному собранию переписки Свифта: «The Correspondence of Jonathan Swift», Oxford, At the Clarendon Press, 1963, vol. I: 1690 – 1713; vol. II: 1714 – 1723; vol. III: 1724 – 1731; vol. IV: 1732 – 1736; vol. V: 1737 – 1745.

 

ПЕРСОНАЛИЯ

Джозеф Аддисон (1672 – 1719) – писатель, поэт, драматург, эссеист; политический деятель, симпатизировавший вигам. Вместе с Ричардом Стилом издавал журналы «Тэтлер» («Болтун», 1709 – 1711) и «Спектейтор» («Зритель», 1711 – 1712). Свифта и Аддисона связывали дружеские отношения до сближения Свифта с тори, когда Аддисон занимал должность секретаря тогдашнего лорда-наместника Ирландии графа Томаса Уортона. «Мистер Аддисон и я отличаемся теперь друг от друга, как черное от белого, и я думаю, что из-за проклятых партийных свар дружба наша сойдет в конце концов на нет», – записывает Свифт в «Дневнике для Стеллы» 23 декабря 1710 года.

Джон Арбетнот (1667 – 1735) – публицист, сатирик, с 1709 года лейб-медик королевы Анны; автор ряда литературных и политических сатир («История Джона Буля», 1720), Арбетнот основал «Клуб Мартина Писаки», куда входили Свифт, Поуп, Гей, коллективным творчеством которых явились «Мемуары Мартина Писаки» (1741). К Арбетноту Свифт относился исключительно тепло: «Если бы на свете была дюжина Арбетнотов, я бы сжег своего «Гулливера», – писал он Поупу.

Элизабет Беркли (1680 – 1769) – по мужу леди Джермейн, дочь Чарльза Беркли (ум. в 1710 году), который, отправляясь в 1699 году в Ирландию на должность одного из трех лордов – главных судей, взял с собой в качестве домашнего капеллана Свифта и которого Свифт характеризовал как «чудовищно ленивого, праздного и прижимистого».

Джон Блэчфорд – пребендарий в ирландском графстве Уиклоу, в течение двенадцати лет состоял членом свифтовского церковного капитула; его внучка, миссис Тай, была поэтессой, автором известной в свое время поэмы «Психея, или Легенда о любви».

Джон Бойл граф Оррери (1707 – 1762) – сын Чарльза Бойла лорда Оррери (1674 – 1731), политика, общественного деятеля, литератора, военачальника, члена основанного Болинброком «Общества», состоящего из людей «остроумных и ученых», а также обладающих «властью и влиянием». Джон Бойл был дружен со Свифтом, Поупом, в дальнейшем – с доктором Джонсоном, он – автор одного из первых жизнеописаний Свифта: «Записки о жизни и сочинениях Джонатана Свифта» (1752). Джон Бойл – зять приятельницы Свифта леди Оркни.

Джон Брандрет по окончании кембриджского колледжа Святой Троицы был наставником старшего сына герцога Дорсетского; в дальнейшем получил место настоятеля в Арме, на севере Ирландии.

Эстер Ваномри (или Ванесса, также Миссэсси, Хэсси, Скинейдж и т. д.; 1687 – 1723) познакомилась со Свифтом в 1710 году в Лондоне, куда переехала с матерью, сестрой и двумя братьями из Дублина в 1707 году. В «Дневнике для Стеллы» Свифт упоминает Ванессу редко и вскользь, а между тем бывает у нее в те годы каждую неделю, обменивается с ней длинными, проникновенными письмами, посвящает ей поэму «Каденус и Вачесса» (1713). Через несколько месяцев после возвращения Свифта в Ирландию (1714) Ванесса следует за ним, поселяется в Селбридже, в 10 милях от Дублина, где ведет, как и Стелла, уединенный образ жизни и, согласно биографам Свифта, умирает от неразделенной любви.

Элизабет Вильерс леди Оркни (1657 – 1733) – возлюбленная Вильгельма Оранского; в 1695 году вышла замуж за лорда Джорджа Гамильтона, военачальника, отличившегося в битве при Бойне (1690) и под Бленгеймом (1704) и получившего впоследствии титул графа Оркни; приятельница Свифта.

Чарльз Воган (1698? – 1752?) – ирландский революционер, авантюрист, литератор. Бежав после восстания 1715 года из Ньюгейтской тюрьмы во Францию, участвовал в похищении из Иннсбрука Клементины Собески, невесты младшего Претендента, сына Иакова II (1633 – 1701); в дальнейшем служил в испанской армии, где получил звание бригадного генерала.

Роберт Гарли граф Оксфорд (1661 – 1724) – политик и общественный деятель; начинал как виг; с 1701 года – спикер палаты общин, с 1704 по 1708 год – государственный секретарь в кабинете Годольфина; с 1711 по 1714 год возглавлял новый торийский кабинет; после смерти королевы Анны обвинен в государственной измене и посажен в Тауэр, где провел два года (1715 – 1717), после чего был оправдан. Возглавляя кабинет министров, использовал в своих интересах крупнейших памфлетистов эпохи Свифта и Дефо. Вместе с Арбетнотом, Свифтом, Поупом и Геем Гарли входил в «Клуб Мартина Писаки». После его смерти Свифт еще много лет переписывался с его сыном Эдуардом Гарли, собирателем – так же как и его отец – старинных книг и рукописей.

Джон Гей (1685 – 1732) – поэт и драматург, автор сатирических и пасторальных поэм, а также нескольких пьес, наиболее известной из которых считается комедия «Опера нищего» (1728), написанная по замыслу и под воздействием Свифта, с которым Гей в последние годы жизни много переписывался. В «Дневнике для Стеллы» от 14 мая 1711 года Свифт упоминает памфлет «Современное состояние словесности. Письмо приятелю, живущему в провинции», который был подписан инициалами «Дж. Г.» и предположительно принадлежал Гею. В этом памфлете Свифт именуется известным автором «Экзаминера», с чего, собственно, и начинается дружба Свифта с Геем.

Генриетта Говард графиня Саффолк – меценатка; кастелянша и фаворитка принца Уэльского, впоследствии короля Георга II (1683 – 1760); жила в Твикенхеме, неподалеку от Александра Поупа, где Свифт, во время своего предпоследнего приезда в Англию в 1726 году, с ней и познакомился.

Фрэнсис Грант – по всей вероятности, под этим вымышленным именем со Свифтом вступил в переписку английский адмирал и памфлетист Эдвард Вернон (1684 – 1757), известный также по кличке «Старый Грог».

Уильям Грэм – член парламента от ирландского города Дрогеда, член Тайного совета при лорде-наместнике Ирландии.

Патрик Делейни (? – 1768) – проповедник, приятель Свифта, познакомившегося с ним вскоре после возвращения из Англии в 1714 году. Делейни анонимно откликнулся на книгу графа Оррери о Свифте, написав «Мысли по поводу «Заметок графа Оррери…», где полемизирует с автором, исказившим, по его мнению, облик Свифта. В 1722 году Делейни назначается канцлером колледжа Крайст-Черч в Дублине.

Дефонтен – аббат, автор второго, сокращенного, перевода «Путешествий Гулливера» на французский язык, вышедшего в Париже в 1727 году. Первый полный французский перевод «Гулливера» вышел в том же году в Гааге.

Генри Дженни – священник, настоятель в Арме, графстве на севере Ирландии.

Эстер Джонсон (Стелла; 1681 – 1728) пронесла любовь к Свифту через всю жизнь. Падчерица управляющего в Мур-Парке, она выросла в доме сэра Уильяма Темпла, где молодой Свифт был ее учителем и наставником. В 1701 году, получив приход в Ларакоре, на севере Ирландии, Свифт уговорил Стеллу, вместе с ее компаньонкой и подругой Ребеккой Дингли, переехать в Ирландию, где она и прожила в уединении всю оставшуюся жизнь. В «Дневник для Стеллы» вошло 65 писем Свифта к Эстер Джонсон, отличающихся несвойственными Свифту откровенностью и теплотой.

Джот Картерет (1690 – 1763) – лорд-наместник Ирландии, куда он прибыл в 1724 году в разгар поднятой Свифтом кампании против ввозимой в страну неполноценной разменной монеты Вуда («Письма суконщика»). Свифт не раз обращался к Картерету за содействием и протекцией.

Уильям Кинг (1650 – 1729) – священник, богослов, политический деятель, придерживавшийся вигистских взглядов; в 1689 году стал деканом собора Святого Патрика, с 1702 года – архиепископ Дублинский. На протяжении многих лет вел интенсивную переписку со Свифтом, оказывал писателю поддержку во время скандала в связи с разменной монетой Вуда.

Роберт Коуп – член ирландского парламента от графства Арма, владелец поместья в Лох-Гэлле, где летом 1717 года гостил Свифт, бывавший у Коупа и впоследствии. Впервые Коуп упоминается в «Дневнике для Стеллы» от 10 февраля 1711 года.

Лайонел Крэнфилд Саквилл герцог Дорсетский (1688 – 1765) – дважды лорд-наместник Ирландии, лорд-председатель Тайного совета (1745 – 1751).

Герцогиня Куинсберри – приятельница Свифта, вдова хранителя королевской печати, третьего государственного секретаря Джеймса Дугласа герцога Куинсберри (1662 – 1711).

Анна Лонг (? – 1711) – родственница семейства Ваномри, знаменитая красавица, блиставшая в вигистском клубе «Кит-Кэт». В декабре 1708 года Свифт сочинил шутливый «Договор между доктором Свифтом и миссис Лонг», согласно которому «все особы обязуются выполнять любые пожелания доктора Свифта из уважения к его заслугам и выдающимся достоинствам».

Эразмус Льюис (1670 – 1754) – дипломат, литератор; сначала секретарь английских послов в Париже и Брюсселе, а с 1708 года – помощник государственного секретаря лорда Дартмута. Был дружен с Арбетнотом, Поупом, Прайором, Геем, Свифтом.

Чарльз Монтегю лорд Галифакс (1661 – 1715) – политик, финансист, общественный деятель, литератор; при Вильгельме Оранском занимал крупные государственные посты (министр финансов в 1694 году), при Анне остался не у дел, однако со вступлением на престол Георга I был назначен первым лордом казначейства. Отношение Свифта к Галифаксу варьировалось от дружеского до откровенно презрительного. Вместе с Мэтью Прайором лорд Галифакс написал «Городскую мышь и сельскую мышь» (1687) – пародию на поэму Драйдена «Лань и пантера» (1687).

Чарльз Мордонт граф Питерборо (1658 – 1735) – английский военачальник, флотоводец, дипломат, меценат; состоял в дружеских отношениях с Поупом, Арбетнотом, Геем и Свифтом, посвятившим Питерборо хвалебные стихи. 3 января 1711 года граф Питерборо и Свифт подписали «Договор о регулярном обмене корреспонденцией».

Бенджамин Мотте – владелец лондонской типографии, где печатались «Путешествия Гулливера».

Миссис Мур – вдова преподобного Джона Мура, сына графа Дрогедского. Свифт в письме к Эстер Ваномри от 6 июня 1713 года именует Мура, умершего в 1716 году, «смазливым попиком».

Миссис Мэшем (? – 1734), урожденная Эбигейл Хилл – дочь коммерсанта из Сити, родственница Роберта Гарли, двоюродная сестра герцогини Мальборо, при содействии которой получила звание фрейлины королевы Анны, хранительницы королевского кошелька. О ее роли в политической жизни страны Свифт написал в «Мемуарах касательно смены кабинета министров королевы».

Мэри Пендарвес (1700 – 1788) – вдова корнуэльского землевладельца Александра Пендарвеса; в 1743 году вышла замуж за друга Свифта Патрика Делейни; со Свифтом переписывалась с 1733 по 1736 год. Мэри Пендарвес – автор шеститомных мемуаров «Автобиография и переписка».

Летиция Пилкингтон – жена Мэтью Пилкингтона, капеллана при лорд-мэре Лондона. Переписка Летиции Пилкингтон со Свифтом впервые напечатана в ее «Мемуарах» (1754).

Александр Поуп (1688 – 1744) – поэт, переводчик, эссеист, ближайший друг и главный корреспондент Свифта. Дружба Свифта и Поупа началась в 1713 году после того, как Свифт высоко отозвался о поэме Поупа «Виндзорский лес» (1713). Вместе с Арбетнотом и Геем Свифт и Поуп, пародируя ученый педантизм, сотрудничали в «Мемуарах Мартина Писаки», а в дальнейшем договорились о выпуске совместного собрания сочинений. Вот что говорится про Поупа в свифтовской «автоэпитафии», поэме «Стихи на смерть доктора Свифта»:

Поуп – рифмы друг и фальши враг;

Вздохнешь невольно: «Мне бы так!»

Чеканный, звучный Поупа стих

По мысли стоит трех моих.

В порыве зависти слепой

Кричу: «Будь проклят гений твой!»

Мэтью Прайор (1664 – 1721) – поэт, эссеист, дипломат; друг Свифта; как и Свифт, сначала был близок к вигам, однако затем

поддерживал тори; с 1711 по 1713 год вел переговоры в Париже о заключении мира в Тридцатилетней войне, подписал Утрехтский мир, после прихода Ганноверов два года просидел в тюрьме. Сын столяра, Прайор прославился как один из самых остроумных и изобретательных английских эпиграмматистов и пародистов.

Уильям Пултни (1684 – 1764) – английский политик, общественный деятель; в правительстве Роберта Уолпола занимал пост военного министра (1714 – 1717); прославился своим ораторским искусством; в 1726 году Пултни, вчерашний виг, выступает вместе с Болинброком с резкой критикой Уолпола. С Пултни Свифт встречался в 1726 году, когда привез в Лондон «Путешествия Гулливера».

Дин Свифт (1706 – ?) – внучатый племянник Свифта, его биограф и издатель. Автор книги «Опыт, посвященный жизни, сочинениям и характеру доктора Джонатана Свифта» (1755).

Томас Свифт (? – 1752) – кузен Свифта, священник, учился одновременно с писателем в школе в Килкенни и в дублинском колледже Снятой Троицы; Томасу Свифту приписывали авторство «Сказки бочки».

Генри Сент-Джон виконт Болинброк (1678 – 1751) – политик, общественный деятель, литератор; автор исторических, философских, религиозных произведений; начинал военным министром в кабинете умеренного вига Годольфина, с 1710 года выполнял в торийской администрации функции министра иностранных дел (главного государственного секретаря); после падения кабинета перешел на сторону Стюартов и до 1725 года жил в эмиграции; после возвращения в Англию целиком посвятил себя литературному труду. Большинство писем Свифта Болинброку приходится на 20 – 30-е годы.

Джон Стерн (1660 – 1745) – священник, друг Свифта и его предшественник по должности декана собора Святого Патрика (1702 – 1712), в дальнейшем, с 1713 года, – епископ Дроморский. В бытность деканом Стерн собрал обширную библиотеку, которой пользовался Свифт.

Ричард Стил (1672 – 1729) – журналист, драматург, поэт; одно время редактор «Лондонской газеты», официального органа вигов. Вместе с Джозефом Аддисоном издавал журналы «Болтун» и «Зритель». Недолгий период «худого мира» между Свифтом и Стилом сменился, после перехода Свифта в стан тори, откровенной враждебностью.

Джеймс Стопфорд – священник, друг Свифта. Его дочь, Доротея Стопфорд, умерла одновременно со своим мужем в апреле 1728 года, на что Свифт откликнулся элегией «На кончину Дикки и Долли».

Джон Темпл виконт Пальмерстон (? – 1757) – сын верховного стряпчего, спикера ирландского парламента сэра Джона Темпла; племянник сэра Уильяма Темпла (1628 – 1699), дипломата и эссеиста, в чьем поместье Мур-Парк молодой Свифт, покинув Ирландию, прожил, выполняя обязанности литературного секретаря, около восьми лет.

Уильям Тиздалл (1669 – 1735) – священник, выпускник дублинского колледжа Святой Троицы, член совета этого колледжа; знакомый Свифта, выступавший, как и он, в защиту высокой церкви. В 1704 году Тиздалл сделал предложение Стелле, которое было отклонено.

Томас Тиккел (1686 – 1740) – секретарь наместника Ирландии лорда Картерета.

Марта Уайтвей (урожденная Свифт) – двоюродная сестра Свифта, одно время его экономка и домоправительница.

Томас Уоллс – школьный учитель, священник, друг Свифта. Закончив дублинский колледж Святой Троицы, Уоллс возглавлял школу при соборе Святого Патрика, был архидиаконом в Эконри, близ Дублина, в 1710 году получил приход Каслнок. Эстер Джонсон и Ребекка Дингли дружили с Уоллсом и его женой Дороти, а в 1714 – 1717 годах даже вместе жили.

Джейн Уоринг – кузина Уильяма и Ричарда Уорингов, друзей Свифта по дублинскому колледжу Святой Троицы. «Дама, которая оставила в сердце доктора, в дни его молодости, заметный след», – писал о ней Дин Свифт.

Амброз Филипс (1674 – 1749) – поэт, автор «Пасторалей» (1709), вольного перевода «Андромахи» Расина («Несчастная мать», 1712) и «Сборника старых баллад» (1723); друг Аддисона. Сентиментальную лирику Филипса пародировали Поуп и Гей; в «Дневнике для Стеллы» Свифт называет его «бедным пасторальным Филипсом», однако относится к нему с симпатией.

Джордж Фолкнер – первый дублинский издатель Свифта. Отредактированный Свифтом шеститомник выходил у Фолкнера с 1733 по 1738 год, в дальнейшем издание Фолкнера дополнялось новыми томами и в 1769 году стало двадцатитомным.

Чарльз Форд (1682 – 1741) – ближайший друг Свифта, владелец поместья Вуд-Парк в графстве Мит на севере Ирландии, где он практически не жил. В 1712 году Свифт выхлопотал Форду пост редактора лондонского справочного издания «Гэзетир». Сохранилось 69 писем Свифта к Форду.

Роберт Xантер – военачальник; участвовал в битве при Бленгейме, в 1707 году был взят французами в плен, после освобождения получил пост губернатора Нью-Йорка, а в 1729 году – губернатора Ямайки.

Мисс Ходли – дочь священника Бенджамина Ходли, с 1715 года – епископа Бэнгорского, убежденного вига, полемизировавшего с торийскими церковниками Фрэнсисом Эттербери (1662 – 1732) и Генри Сэчверелом (1674? – 1724).

Найтли Четвуд – английский землевладелец, переселившийся в Ирландию; друг Свифта; владел двумя крупными поместьями в графстве Мит. В общей сложности Свифт написал Четвуду с 1714 по 1732 год 58 писем, больше, чем любому из своих многочисленных корреспондентов.

Томас Шеридан (1678 – 1738) – учитель, проповедник, дед драматурга Ричарда Бринсли Шеридана и отец Томаса Шеридана (1719 – 1788), актера, режиссера, лексикографа, биографа Свифта; с 1707 года Шеридан преподавал в колледже Святой Троицы; позднее, по ходатайству Свифта, получил место капеллана при лорде Картерете. Обменивался со Свифтом шутливыми письмами и стихотворными посланиями, в том числе и на латыни. В его доме Килка-Хаус Свифт писал «Гулливера», задумал «Письма суконщика». Наряду с Делейни, Фордом и братьями Граттанами, Шеридан принадлежал к числу самых близких «ирландских» друзей Свифта.

 

ТОМАСУ СВИФТУ

Мур-Парк, 3 мая 1692

Сознаюсь, с ответом на твое письмо тянул я долго, да и припрятал его до того тщательно, что искал сейчас добрых полчаса. В таких случаях принято ссылаться на занятость, для

меня же оправданием всегда служит безделье <…> Меня поражает, что за одно утро собираешься ты переписать стихи набело; у меня на это уходит по меньшей мере дня два-три, да и вообще торопиться я не привык – разве что сочиняю безделицу. Поэзией я обыкновенно занимаюсь два часа поутру, да и то если есть настроение. Время это я считаю поистине драгоценным, стремлюсь употребить его с пользой и, однако ж, редко пишу более двух строф в неделю – двух строф пиндарической оды, я имею в виду, – и, бывает, если находит вдохновение, за день сочиняю обе, зато потом целую неделю – ни строчки; когда же кончу, то переделываю написанное по сто раз, и тем не менее усидчивым себя не считаю: ежели вдохновение не приходит сразу, я отношусь к этому спокойно и думаю о чем-нибудь другом <…> Уж не знаю, суетность это с моей стороны или слабость (интересно, кстати, страдаешь ли ты тем же?), но должен тебе под большим секретом признаться, что я, не вдаваясь в подробности, придерживаюсь весьма высокого мнения о своих трудах; так уж я устроен, и, если мне нравится то, что я пишу, я считаю себя вторым Каули2 и перечитывать написанное могу по сто раз; знаю, что недостаток этот постыдный, однако ничего не могу с собой поделать; единственное мое оправдание в том, что сей недостаток храню я в тайне; понимаю, я веду себя дурно, но разве не так же ведет себя самка павиана, когда расхваливает свое потомство; в наших с ней чувствах, право, немало общего, ведь что такое наши сочинения, как не наши отпрыски? Такие же чувства испытываю я и к твоим стихам, и, хоть и вознамерился я быть отныне суровым критиком, мне кажется, что в том, над чем ты трудишься основательно, – сплошь достоинства и ни одного недостатка; что же до прочих наших с тобой творений, то я сразу вижу, когда кто-то из нас лодырничает. Столь же прозорлив я и в отношении всех прочих своих знакомых; представь: чем больше их люблю, тем зорче вижу их достоинства и недостатки. В особенности же касается это сэра У-а Т. (Уильяма Темпла. – А. Л.). Я никогда не читаю его сочинений, но предпочитаю его всем остальным нынешним английским авторам, что, впрочем, не что иное, как проявление себялюбия, ведь у других мы любим то, что походит на созданное нами <…> Твоя страсть строить планы на будущее мне, признаться, не по душе. Клянусь честью, ты кончишь нищим, и в этой связи хочу задать тебе старый, как мир, вопрос: что ты намереваешься делать и пр.? Поверь, человеческим счастьем негоже пренебрегать, а стало быть, нельзя и уповать на будущее; тебя же счастливым в настоящий момент никак не назовешь, и если ты полагаешь, что счастлив, то иначе как самодовольным невежей я тебя назвать не могу: если ты и счастлив, то лишь в своем воображении. Впрочем, не стану тебя разуверять, дабы не демонстрировать тебе воочию, что ты на мели. Одно могу сказать: от души желаю тебе благополучия и довольства – хоть бы и под церковной крышей3<…> Латынь я превзошел и постигаю теперь греческий, а вот за философию браться отказываюсь. Лучше сдохнуть в канаве, чем ею заниматься. На этом с тобой и прощаюсь.

Дж. С. Сообщи, куда тебе впредь писать.

 

МИСС ДЖЕЙН УОРИНГ

29 апреля 1696

Сударыня, нетерпение – неотъемлемое качество влюбленного, оно свойственно каждому, кто преследует цель, от коей зависит все его дальнейшее благополучие. Происходит это и на войне, и при дворе, и в делах самых заурядных. Всякий, кто ищет удовольствий, славы или богатства, пребывает, покуда не добьется своего, в постоянной тревоге и беспокойстве, – и это не только вполне естественно, но и, пожалуй, логично, ведь сильное желание под стать недугу, а потому нет ничего зазорного в том, что человек ищет возможности от своего недуга излечиться. Болезнью этой заразился и я – тщу, однако ж, себя надеждой, что у меня есть больше оснований рассчитывать на прощение, чем у других, ибо драгоценный объект, от коего всецело зависит будущее мое счастье, подвергается постоянной опасности. Жизненные силы Варины4 тают с каждым днем, и, хотя всего одно справедливое и достойное деяние даровало бы ей здоровье, а нам обоим – несказанное удовольствие, некая таинственная сила, что не признает человеческого счастья, постоянно подогревает в ней жестокосердие, во мне же – горькое разочарование. И это лишний раз убеждает меня в том, что мы – кузнецы не только собственного своего счастья, но и несчастья. Почему был я столь глуп, что доверился другому, оказался со своими надеждами и страхами в его власти? Вне всяких сомнений, свобода – самое большое благо в жизни человека, а между тем вот уже пять тысяч лет мы жертвуем ею ради тех, кто с нами не церемонится. Философы советуют нам держать свои желания и помыслы при себе и не зависеть от внешних обстоятельств. Тот же, кто делится ими, уподобляется купцу, чей товар целиком зависит от ветра, волн и пиратов или же от посулов кредиторов, что ничуть не менее опасно <…>

Вчера в нашем городе (Белфасте. – А. Л.) сцепились двое, поэт и нищий; «один стоит другого», – сказал я себе, проклиная оба эти ремесла. И все же я рад, что они не поладили, ибо не раз слышал, что поэты и нищие живут душа в душу; больше же всего порадовался я тому, что поэт взял верх и выкинул пинком ноги господина нищего за дверь. Впрочем, радовался я рано, вскоре выяснилось, что победитель является самым ничтожным стихоплетом на свете и нищенствует точно так же, как и его противник, что оскорбило меня до глубины души, ведь это такой болван, что жизни впроголодь он недостоин. Я прочел его стишки, которые он посвятил леди Донегол5 и которыми убедительно доказал, что Природа и впрямь его обделила и что он так непроходимо глуп, что за его глупость ему надлежит выплачивать пять тысяч в год. Жаль, что не могу его Вам рекомендовать; полагаю, что перед ним не устоит никакая женщина: всего один его опус, если только должным образом его подать, возымеет больше действия, чем тысяча самых умных и страстных писем.

  1. »Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», т. XXIX, СПб., 1900, с. 159. []
  2. Английский поэт-метафизик Абрахам Каули (1618 – 1667) оказал на Свифта существенное влияние. В молодости Свифт сочинял пиндарические оды в духе Каули, в библиотеке Свифта имелся том стихов и эссе Каули.[]
  3. Как и Джонатан Свифт, Томас Свифт получил в Оксфорде диплом доктора богословия.[]
  4. Свифт в шутку переиначивает имя Уоринг на латинский манер.[]
  5. Леди Донегол (? – 1743) – вдова английского военачальника Артура Чичестера графа Донегола, который участвовал в войне за испанское наследство и был убит под Барселоной в 1706 году.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 1999

Цитировать

Свифт, Д. Письма. Вступительная статья, составление и перевод с английского А. Ливерганта / Д. Свифт, А.Я. Ливергант // Вопросы литературы. - 1999 - №1. - C. 236-290
Копировать