№4, 2002/Публикации. Воспоминания. Сообщения

Письма внуку. Вступительная заметка и публикация Н. Шкловского-Корди, комментарии Н. Бялосинской

Я не сомневался, что этими письмами надо будет делиться, хотя и был «любимым и единственным» внуком, – дед Виктор Борисович Шкловский явно обращался не только ко мне. Остается льстить себе, что был хотя бы поводом для его творчества – «непрерывного и отрывистого, как искра». По- настоящему в мире он любил себя во вдохновении – и это было сильное впечатление, когда его захватывала эта «вьюга».

Вообще, отношения литературы и жизни для Шкловского были необычными: казалось, он, как водитель, следит через лобовое стекло за потоком своего сознания и только временами бросает острые взгляды в зеркальце заднего вида, где течет действительность. В ней Шкловский успевал очень многое заметить и дал членораздельные имена событиям, которые при пристальном наблюдении слипались в невнятный комок. А он, камнем падая через революцию, сталинщину, «оттепель» и новое закручивание гаек, оставался «камнем, светящим фонарем», и не выпускающим фонарь, и честно описывающим пейзаж. С пейзажа он начинает почти в каждом письме, напрягая зрение, чтобы увидеть странное (чтобы свершилось «остранение»). Эти рефрены «несходства сходного» и краткая членораздельность оказываются ярким стилем и в письмах, литературные достоинства которых, уж конечно, зависели не от адресата.

В этих письмах много размышлений о литературной работе, впечатлений от встреч и поездок, которыми в старости его неожиданно одарила поздняя, но настойчивая волна славы на Западе. «Идиоты, – обращался он к поклонникам, собравшимся посмотреть на ископаемого основоположника Формальной школы, знающим раннего Шкловского и не внемлющим его новым соображениям, – я – «поздний Шкловский», и у меня нет еще 20-ти лет ждать, пока вы поумнеете». Есть здесь и очень откровенная и некокетливая самооценка.

Но, наверное, самое главное, из-за чего я предлагаю вам прочитать эти письма, – это особый мотив открытой любви, как бы сказать, написанной «открытым цветом» радости и доверия. Такое может быть только в хорошей литературе – а в жизни всегда замазано какими-нибудь пустяками. Когда я перечитываю эти письма, у меня голова кружится от любви старого человека – к жизни – своей – уходящей, но обновляющейся и столь желанной. Может быть, и ростовщик в «Портрете» Гоголя так же по-человечески жаждал остаться и еще побыть в этой жизни, где потерял столько времени зря, собирая «пиастры». Гоголь тут «влез» не случайно; я повторяю, что Шкловский больше всего на свете любил свое вдохновение и к нему обращался и из грусти, и из радости. И Гоголя, который, умирая, воскликнул: «Окно…! Лестницу…!», он видел восходящим в небеса.

Виктор Борисович не увидал ни «перестройки», ни Интернета – но был всегда готов к тому, что новое подхватит его на крыло – и он его узнает и не предаст. Как Одиссей в 7-м круге дантовского «Ада», он взывает к нам:

Тот малый срок, пока еще не спят земные чувства,

Их остаток скудный отдайте постиженью новизны…

Но познать ее можно, только зная себя, определив себя в мире. Именно этому посвящено почти каждое письмо, и это я дарю вам – на счастье, которое вы, может быть, не успели или не смогли ощутить со своими близкими. Ведь каждый из нас – внук или внучка, а значит, именно вам писал Виктор Борисович Шкловский.

Благодарю Екатерину Бианки за неоценимую помощь в расшифровке писем. Письма печатаются в пунктуации подлинника.

Н. Е. ШКЛОВСКИЙ-КОРДИ – заслуженный внук 50-ти лет.

 

1

13.05.1964 Ялта.

Дорогой мой Никиточка. В Черном море были штормы. Заливало пляжи. Смывало оборудование. Гнулись кипарисы, ломались ветки дубов. На горах потом легли туманы.

Пока что весну выдуло.

Идут дожди.

От весны остался только запах цветения.

Уезжаем в Коктебель. Вероятно, будет же весна хотя бы в середине мая.

Парусов в Черном море нет.

Пароходы ходят с экскурсантами и долго стоят у берегов.

Ночью вдоль берега бродят полосы прожекторов.

Я не умею и не умел плавать и ходить под парусами. Хорошо греб в море.

Держи, дорогой мой детик, корректуру моей жизни. Проживи ее исправленной и дополненной.

Целую тебя, твою маму 1, Колю 2 и всех твоих.

Пиши мне на Коктебель. Строите ли вы корабль или хотите переоборудовать вельбот? 3

Целую крепко.

Дед Виктор Шкловский.

Туман над морем.

13 мая 1964 года.

 

2

21.05.1964

Коктебель.

Дорогой Никита. Я живу в Коктебеле, который теперь называется Планерское. Это рядом с Феодосией, в голубом заливе, рядом с обломками старого вулкана Карадаг.

Здесь много раз жили твоя мама, твой покойный дядя Никита 4 и твоя бабушка 5. Дом, в котором они жили 6, уцелел после войны. Его завил плющ. Кругом много домов. Разросся сад. Цветет красный тамариск. Синяя сирень. В горах пионы. Сады одичали, в них поют соловьи. Кругом новые селения, а старые брошены. Сад Дома творчества дик и наполнен чужими людьми. В начале будущего месяца приеду в Москву. Давно не работал.

Погода резкая. Сейчас солнце. На море барашки. Ветер холодный. Горы не изменились.

Мария Степановна Волошина 7 жива, но я ее еще не видел.

Дед Виктор Шкловский.

Сейчас видел правнучка Мариэтты Шагинян. Мирель Шагинян 8 – бабушка. Но ты на это еще не удивляешься.

Целую.

21 мая 1964 г.

 

3

30.10.1964 [Castelana. Италия. Открытка с фотографией пещеры.]

Дорогой Никиточка. Еще Милан, Турин, два раза Рим и я вернусь. Вероятно, к 15-му. Пещера эта в длину 1 км 600 метров. Я прошел половину. Сыро и капает. Летучие мыши ушли вглубь, где течет река. Пещеры огромные и разветвляются. Они освещены по ходу и [по глубине] 9.. Целую всех. Учи языки. Я здесь как священная корова. Мычу через переводчика. Потоки известковой воды похожи на занавески. Дед Виктор Шкловский.

 

4

21.11.1964

[Открытка: Флоренция – дворец Синьории].

Флоренция – проездом.

Дорогой Никиточка! Был в Риме. Через Тоскану и Сабинские горы (спутал последовательность) приехал в город Флоренцию на реке Арно. Сейчас будем ее осматривать. Город полон музеями, их 47. Из них не менее 5 – замечательные. Здесь работал Донателло и Челлини, Микельанджело и писал Данте, и сотни талантливейших людей. Сейчас это небольшой город с туристами. Сейчас здесь осень. Доцветают розы. В горах туман. Целую тебя. Изучай географию как моряк. Целуй всех.

Дед Виктор Шкловский.

 

5

25.11.1964 [Открытка черно-белая: Monte-Carlo – Le Casino.]

Это, Никиточка, казино. Я здесь был, поставил за тебя 5 франков и проиграл. Значит играть не нужно. Здесь внутри скучно. За столами сидят люди с записными книжками и пытаются понять законы случайности. Много старых женщин. Входной билет в казино (уже недействительный) я тебе привезу. Целую тебя и маму и Колю и всех. Ночью шумно от автомобилей.

В. Шкловский.

 

6

25.01.1965

Вот, дорогой Никиточка, мне и 72 года 10. Я здоров. Светит солнце. На улице 8 градусов тепла. На горах лежит снег. Он лежит не густо. В складках скал, под соснами и припудривает деревья. Мне не пишется, я не нахожу новых решений. Трудно как [перед] отплытием в море, которого не знаешь. Буду в Москве не позднее 6 февраля. Целую твою маму, милую мою умницу Варечку. Целую твою синеглазую бабушку11. Целую Колю. Не ему одному писать трудно. Море большое, оно горько-соленое. Целую всех. Дед Виктор Шкловский.

 

7

13.06.1965

[Соппот. Дата по московскому штемпелю. Открытка черно- белая: фото парусной гонки в Гданьской бухте.]

Дорогой Никиточка. Я в Соппоте. Это курорт на польском побережье. Здесь Гданьск и Гдыня, между ними еще городки. В Соппоте мыс на 500 метров в море. Завтра польское морское издательство показывает мне Гданьск. Старый город с большим портом. Гдыня – новый порт и новая верфь. Все еще холодно. Отцветают яблони. Цветет каштан. Пляжи пустынны. Курортники еще не собрались. Водят ученики экскурсовода. Как только посмотрю город, напишу тебе все подробно. Обо мне здесь много пишут и я не могу удержаться, чтобы не похвастаться. Все мальчики, хвастуны до старости. Целую маму и всех твоих с Колей.

В. Шкловский.

Целую деточку.

 

8

10.09.1965

Ялта.

Дорогой Никита! Живу в Ялте. Было днем 40, ночью 24. Стало днем 30, ночью 22. Теперь жить можно.

Живем в третьем этаже, высоко над городом. Внизу залив. Приходят большие пароходы с туристами. Парусов в море нет.

Кормят меня хорошо. В городе много персиков. Гуляю мало. Надеюсь в Москве или в Риме купить супинаторы. У меня плоская стопа, что я заметил в 72 года. Еще не пишу. Читаю, думаю. Это всегда тревожно, как перед экзаменом.

Что у тебя? Как мама? Как Коля? Как бабушка? В какой ты школе?

Трудно начинать новый год.

Приеду я в конце месяца. Съезжу, вероятно, в Рим. Даст Бог, не поеду в Париж. Это ведь интересно, но жизнь не резиновая.

Надо сидеть, думать, ездить тоже надо. Вот прожита жизнь, а я не видел Ледовитого моря, Великого океана, Памира, Греции. Африки мне не надо. Но жадность к жизни не проходит, проходит жизнь. У меня сейчас болит рука. Это у меня бывало, но все равно больно.

Тебе тринадцать лет. Молодости будет еще тринадцать, много – двадцать. Надо много узнать. Много уметь, много желать.

Но все равно первые тридцать страниц жизни – самые интересные.

Видишь, я тебе пишу как взрослому. Поцелуй милую маму – мою Варечку.

Как ее работа? У нее есть все, кроме веры в себя. Она умная, красивая, умеет работать.

Сомневаться не надо – это мешает работать.

Ну вот и все. Готовится полнолуние – это не обманывает.

Твой дед Виктор Шкловский.

Целую мою детку.

 

9

05.10.1965

Рим.

Кажется, 6 октября 1965 года.

Дорогой Никиточка. Я в Риме: завтра выступаю. Живу на узкой via del Corso. Машины идут, перебивая друг друга, но не влезая друг другу на плечи. 11-го буду в Москве. Жарко, но я здоров.

Дорогой мальчик, учи языки. Твой дед чувствует себя идиотом. Можно (после школы) писать с ошибками, но нельзя не знать языков. Мне-то особенно. Приеду, все расскажу.

Целую маму Варю и милого Колю. Целую руки бабушке. Привет Тале 12.

Сегодня из-за незнания языка мне заварили чай холодной водой. Три раза переспросили и сделали.

Дед Виктор Шкловский.

 

10

30.09.1966

Ялта.

Дорогой мальчик! Жарко и ветрено.

Пишу книгу 13 и теряю уже готовые куски. То кажется, что повторяешься, то видишь, что пропускаешь. Пятьдесят с чем-то лет занимаюсь одним делом и все не умею. Здесь (подо мной) живет Паустовский. Сын его Алеша не пишет писем отцу 14.

Приехал Каверин, высокий, тоже немолодой, усталый и старательный. Я болел гриппом и скрипел и свистел легкими. Сейчас, кажется, все хорошо. Мне надоела Ялта и я хочу в Москву, а ее, говорят, не топят. И книгу надо дописать.

Скажи милой нашей маме, что вообще человеческая работа превышает человеческие силы. Дело не в часах работы. Трудно собраться, найти в работе ее простое зерно. Твой прадед говорил 15, что когда учишься, главное – не стараться. Здесь Ардов 16 с бородой, он старается острить, а Новак 17 в цирке с сыновьями стараются поднять автомобиль. Я не ходил смотреть. Пойду, когда он поднимет локомотив или трамвай.

Прочел книги. Понял то, что прочел. Нужно немногое – открытие, а для этого нужно детское спокойствие. Море вымощено волнами. Леса в горах зажелтели. На столе у меня нахальная роза. А мне нужен разум.

Ну и дед у тебя, он старик. С дедами это иногда случается. Целую всю квартиру. Желаю здоровья и выходных дней всей школе. Пиши мне. Витя. 30 сентября 1966 года.

Дубы качаются. Двери хлопают. Люди скучают. Одни вороны посещают меня с утра. Их уже три. Целую тебя, мой самый милый, самый любимый и просто хороший.

Коля тоже хороший.

В. Шкловский.

 

11

05.10.1966 Ялта.

Дорогие Никиточка и Коля. Пишу книгу, и она пошла. Пишите книгу, Коля, потом будете вычеркивать. Пишите не Главную книгу. Главная никогда не пишется. Книга Царств в Библии полна несправедливости, жестокости, но она хорошая книга.

Надо писать много, все равно пропадает из единицы 0,999… Надо жить так, как будто смерти нет. Она нас найдет, а мы найдем сетки кристаллов по которым будут строиться будущие мгновения.

Милый и очень хороший Никита, вокруг тебя хорошие люди. Это счастье.

Счастье, когда на берегу речек цветет полузатопленная черемуха.

Я никогда не ездил под парусом и не увижу никогда островов с кокосовыми пальмами.

Очень прошу тебя, постарайся за меня досмотреть жизнь. Береги себя, мой дорогой, самый дорогой в мире мальчик и человек.

Целую вас всех.

Пишу я хорошо. Витя.

Виктор Шкловский.

5 октября 1966 г.

 

12

04.09.1967

Дорогой Никиточка! Милый внучек и самый близкий в мире мне человек. Я приеду 15-го сентября. Книгу еще не окончил. Если не изменяет мне память. Сейчас будет твое рождение (11 сентября). Пятнадцать лет. Кончается отрочество, начинается юность. Перед тобой чудная и трудная пора. Ты у меня умный, хороший, недоверчивый и не разочарованный. Большего не может быть. Ты понемножку хромаешь на двух языках, держал в руках топор и знаешь, что такое резус. Ты не был богатым и очень балованным мальчиком. Для меня ты прелесть. Ты будешь влюбляться, тебя будут любить, ты будешь плакать и радоваться. У тебя впереди два вагона и несколько больших охапок забот. Я постараюсь жить подольше, чтобы издали быть ближе к тебе и помочь, если понадоблюсь: у тебя есть товарищ семидесяти пяти лет, без четырех месяцев. Целую тебя, мой дорогой друг.

Учись колебаться, скрывать, пересказывать самому себе слова перед тем как их сказать. Учись верить людям, лучше чтобы они тебя обманывали, чем если ты не додашь кому- нибудь нежности и помощи.

Я здоров. Кормлю ворон. Смотрю на море. Делаю гимнастику. Еще одно важное дело: исправь почерк – он у тебя моложав, а у тебя скоро будет пушок на губе.

Целую маму, бабушку, Колю и всех, кого ты любишь.

И море, тихо скрипя веслами, призывает нас в открытое море.

Это Виргилий.

Твой дед Виктор Шкловский.

4 сентября 1967 года.

 

13

2.11.1967

Италия.

Дорогой мой Никиточка. В среду полетим в Москву. Устал. Вчера встретил в траттории очень известного режиссера и поэта Пазолини. И познакомился с ним. В его новой трагедии я оказался хотя и не героем, но темой речи героя. Очень мешает незнание языка. Все ругают Вавилонское столпотворение, при котором по библейскому мифу бог смешал языки. Пока учи языки. Принимали меня трогательно, а в разговорах (до моего приезда) называли «дядя Виктор». Снимался на телевидении два раза. Был в Милане и Турине. Холодает.

Дед Виктор Шкловский.

Пазолини встал из-за соседнего столика в ресторане и сказал: «Я сегодня читал Вашу книгу».

 

14

09.04.1968

Ялта.

Дорогой Никиточка! Цветут сливы. Очень хорошо пахнут. Цветут кипарисы. Пыльца их как охра. Ветер из них выбивает охровую пыль. Было 20, сейчас холодает.

Я хорошо хожу. У меня нормальное давление, но гуляю мало. Не хочется, а пишу.

Здесь живет печальный Балтер 18 и еще несколько невеселых людей.

Должен был приехать Паустовский. Не приехал, побоялся, им запретили врачи. Может быть, к лучшему. У него астма и нельзя вдыхать запах кипариса, сливы и земляничного дерева. У Кости печальная, очень печальная старость. Его как сломанные часы надо завернуть в платок и положить в бюро. Мой завод тоже должен кончиться, но тикаю и показываю время.

Все хорошо = весна хороша.

Целую руки бабушки, щеку Варечки и тебя, мой дорогой умный внучек, и щеку Коли. Тале привет. Море гладко. Прилетают вороны. Сменяются воробьи. Вечером дрозды подделывают соловьиное пение. Дед Виктор Шкловский. 9 апреля 1968 года.

 

 

15

19.04.1968

Ялта.

19 апреля 1968. Приеду 27-го.

Милый друг мой Никиточка!

Ты мне написал хорошее письмо.

Я работаю, переписываю, передумываю, ошибаюсь и учусь. «Маленькая собачка – до смерти щенок». Большая собака до смерти не теряет, чутья и все учится. Думаю ночью. К утру забываю. Начну писать – вспомню. Я думал, что яблони отцвели. Они думали иначе. Персики (они в цвету лиловые) отцвели, отцвел давно миндаль и слива, а яблони в садах у основания горы Дорсан, вот они цветут.

Цветут по старому стилю.

На море не барашки, а белые слоняшки (мохнатые), они бегут и бегут стадами в негустых рядах до горизонта. Встал в 6,5, сделал гимнастику, покормил ворон (они подняли меня с постели наглым криком). Сейчас пишу тебе, дорогой, письмо. Потом возьмусь за книгу. 26 апреля поеду в Москву.

Я не весел. Опять кричат вороны. Вот… Книга как будто хорошая. Дорогой друг мой, выросший мальчик, ты заменил для меня дядю твоего, моего сына Никиту. Ты самый дорогой для меня человек в мире. Быть писателем хорошо: сохраняешь требования к себе как к молодому. Но это трудно. Все время учишься. Вчера узнал про соловьев. Их записали в разных местах на пластинки. Это не дрозды и иволги учатся у соловьев. Те дрозды и иволги и малиновки поют «как следует». А соловьи качают ногой и все время соединяют песни. И поют в разных местах по-разному. Качают песню.

Целую тебя и всю твою (мою) семью.

Старый, очень старый соловей, дед Виктор Шкловский.

 

16

11.07.1968

Москва.

Дорогой Никитеночек. Кончил книгу «О несходстве сходного», подзаголовок «Тетива». В книге 350 страниц и она очень сложная. Я устал так, как будто оклеил восемь лодок19. Но моя лодка уже поплыла в издательство.

Мы уезжаем в Ялту. Адрес: Ялта (Крымская), Дом творчества Литфонда, Виктору Борисовичу Шкловскому. Буду отдыхать месяц. Потом сяду за книгу «Сергей Эйзенштейн». Сейчас заметил, что у меня усталый почерк. Это очень сложная книга. Может быть, самая сложная за мою жизнь. Я приглашаю тебя в Ялту. Побудешь у нас до Коктебеля20. В Коктебель провожу лично и посмотрю на обоих Панченок21. Комната у тебя будет отдельная. Посмотрим Ялту, Массандру, Гаспру и Черное море (кусочек). Нежно целую тебя. Гуляй с милыми собаками. Паустовский плох. Алеша, кажется, держит экзамен в полиграфический институт, кажется, подготовился плохо. Галя 22 в больнице. Вот и все.

Хочу увидеть тебя в городской квартире, показать: 1) свои книги 2) переводы 3) статьи обо мне. Все мальчики любят хвастаться. Я выгляжу хорошо, но устал очень. Это была книга о новом. Она целиком заново обдумана. Меня надо смотреть сейчас. Не опоздай. Мы все проходим. Но деды в общем недолговечны.

Целую тебя, мой любимый детеныш.

Дед Виктор Шкловский.

11 июля 1968 года. Москва.

 

17.

02.04.1969

Ялта.

Дорогой Никитенок.

Я уже два дня в Ялте. Снега по дороге к Крыму все время прибавлялось. Он был то высокий и плотный, то полосатый. Потом залеплял окна, и плача с них слезал.

Ехали в вагоне писатели, писухи, писики и стучалки. Дул ветер во все времена и стороны. На перевале не было тумана.

Живем в комнате N 45. Их две, у них два балкона. Это большая площадь, много больше моей московской квартиры. Снега в горах почти нет. Так, полосочка на самом верху. Кормят по принципу «лопай что дают», но в суп кладут лавровый лист, и я вспоминаю об Олимпийских играх и Данте.

  1. Имеется в виду Варвара Викторовна Шкловская- Корди (1927) – дочь В. Б. Шкловского, физик.[]
  2. Николай Васильевич Панченко (1924) – писатель. Зять В. Б., отчим Никиты.[]
  3. Н. В. Панченко и Никита строили яхту во дворе писательского дома в Лаврушинском переулке.[]
  4. Никита Викторович Шкловский-Корди (1924-1945) – сын В. Б., погибший на войне.[]
  5. Василиса Георгиевна Шкловская-Корди (1890-1977) – первая жена В. Б., художник. В дальнейшем – Люся.[]
  6. Дом Максимилиана Волошина.[]
  7. Вдова Волошина.[]
  8. Дочь М. С. Шагинян []
  9. Здесь и далее вставка Н. Ш.[]
  10. Этот возраст остался для него внутренне осознанным до конца жизни. Когда ему был 91 год, он рассказывал: «Иногда просыпаюсь утром, приоткрываю глаза и думаю – ну сколько мне может быть лет? Ну не больше 72-х!»[]
  11. Ср. с образом из Zoo: «… вижу ее во сне, и беру за руки, и называю именем Люси, синеглазым капитаном моей жизни…» – «Zoo. Письма не о любви, или Третья Элоиза». Письмо четвертое «о холоде, предательстве Петра, о Велимире Хлебникове и его гибели. О надписи на его кресте. Здесь же говорится о любви Хлебникова, о жестокости нелюбящих, о гвоздях, о чаше и о всей человеческой культуре, построенной на пути к любви».[]
  12. Таля – Наталья Георгиевна Корди (1886-1980), старшая сестра В. Г. Шкловской-Корди.[]
  13. «Тетива. О несходстве сходного». Опубликована издательством «Советский писатель» в 1970 году.[]
  14. Алексей Константинович Паустовский, художник.[]
  15. Борис Владимирович Шкловский – математик, преподаватель Петербургской военно-медицинской академии.[]
  16. Виктор Ефимович Ардов (1900-1976) – писатель.[]
  17. Григорий Ирмович Новак (1919) – спортсмен- тяжеловес, чемпион мира, с 1955 года – артист цирка. Засл. артист РСФСР.[]
  18. Борис Исаакович Балтер (1919-1974) – писатель.[]
  19. См. сноску 3 к письму 1.[]
  20. Семья Н. Ш. собиралась в Коктебель в августе 1968 года.[]
  21. Колю и Варю.[]
  22. Галя Арбузова – падчерица К. Г. Паустовского.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2002

Цитировать

Шкловский, В. Письма внуку. Вступительная заметка и публикация Н. Шкловского-Корди, комментарии Н. Бялосинской / В. Шкловский // Вопросы литературы. - 2002 - №4. - C. 264-300
Копировать