Перевод и литература: творческая личность переводчика

СЕМЬ «Я» ЯЧМЕННОГО ЗЕРНА

Прекрасно – читать и перечитывать отечественных классиков, с годами обнаруживать в знакомом тебе тексте новые смыслы, ускользавшие ранее красоты. Позиция же иноязычного читателя определяется тем, что вместо подлинника он располагает нередко несколькими переводами, то есть выбором вариаций текста, отстоящих друг от друга на много лет, иногда на столетия. Подлинник как бы регулярно обновляется, заново одушевляется, наполняется иной поэтикой, и с точки зрения читательского интереса еще неизвестно, что любопытней: иметь перед глазами один оригинал или несколько достойных его перевоплощений, понимая, что и в будущем новые интерпретации никому не заказаны.

В связи с этим было бы небесполезно проследить подробную историю русских переводов баллады Роберта Бернса «Джон Ячменное Зерно» – жемчужины мировой поэзии. На протяжении двухсот лет существования оригинала он по-разному переводился на русский язык, отражая множественность подходов к искусству художественного перевода. Это дает нам необходимый простор для изыскательского маневра.

Будем последовательно извлекать разные «я» из одного и того же Ячменного Зерна: из подлинника, из подстрочника, четырех общепризнанных переводческих версий, а свою версию перевода дадим в Приложении. Обсудим разные смысловые оттенки, художественные детали и метафорические соответствия: семь «я» Ячменного Зерна – семейство разных текстов. В качестве источника воспользуемся изданием: Роберт Бернс, Стихотворения, М., «Радуга», 1982.

ПЕРВОЕ «Я». ПОДЛИННИК

Песни и баллады о Джоне Ячменном Зерне известны в английской и шотландской народной поэзии с древних времен. Один из письменных вариантов датируется еще 1568 годом.

Роберт Бернс записал свою балладу в июне 1785 года, но сочинил ее раньше. В автографе поэта есть пояснение: «Я слышал как-то старинную песню с таким названием, очень мне понравившуюся, запомнил два-три стиха (1-й, 2-й и 3-й) и обрывки еще нескольких, которые я включил сюда» ¹.

Впервые баллада вышла в свет в 1787 году.

Напомним, что по-английски она начинается так:

Robert Burns

JOHN BARLEYCORN

A ballad

I

There was three kings into the east,

Three kings both great and high,

And they hae sworn a solemn oath

John Barleycorn should die.

 

Отсюда следует форма оригинала: нечетные строки (1, 3-я) написаны четырехстопным ямбом, четные (2, 4-я) – трехстопным. Порядок рифм: abeb.

ВТОРОЕ «Я». ПОДСТРОЧНЫЙ ПЕРЕВОД

Название «John Barleycorn» трудностей не вызывает. Традиционно запишем его как «Джон Ячменное Зерно».

Подзаголовок-жанр «A Ballad» – «Баллада». Для удобства будем строфам давать названия.

ТРИ КОРОЛЯ

I

Жили на востоке три короля,

Три короля великих и высоких,

И они поклялись торжественной клятвой,

Что Джон Ячменное Зерно должен умереть.

 

Что за короли и на каком именно «востоке» они жили, не уточняется. Чем прогневал их Джон, тоже неизвестно. Примем это как мифологическую данность. Джон прогневал восточных королей. Короли приговорили Джона к смерти. Вот что главное. Значит, не очень важно, что короли «великие и высокие», а важно, что они жестокие. Недаром с востока. Может быть, восток тут просто символ насилия и коварства.

Таков у Бернса зловещий метафорический смысл самого мирного занятия – приготовления к севу ячменя. Зерно олицетворено. И человек и ячмень ложатся в землю. Поэтому сев уподоблен погребению.

ПЛУГ И КЛЯТВА

II

Они взяли плуг и вскопали им землю.

Засыпали комьями голову Джона

И поклялись торжественной клятвой,

Что Джон Ячменное Зерно должен умереть.

Погребение (сев) произошло. Джон (зерно) засыпан землей. Он – дух поля и тока, крестьянский дух. Баллада простонародна, значит, в ней уместны простонародные речения. Мотив клятвы во II строфе повторяется слово в слово.

ВОСКРЕШЕНИЕ

III

Но пришла добрая веселая Весна,

И начала убывать вода;

Джон Ячменное Зерно снова воспрял,

И это было им очень удивительно.

 

Настолько удивительно, что у них от недоумения опустились руки и они на некоторое время оставили Джона в покое.

По народному поверью, духи, живущие в зернах, зимой покидают их. Они зимуют в хлебных амбарах, а весной возвращаются на поля, чтобы вдохнуть жизнь в созревающие колосья. Значит, короли похоронили плоть Джона, а не его душу. Весной она вселилась в плоть и возродила ее.

ДЖОН ВООРУЖАЕТСЯ

IV

Пришли знойные солнечные дни,

И он рос крепким и сильным,

Голова его вооружалась остроконечными копьями,

И не было никого, кто посмел бы его обидеть.

 

В этой строфе есть одна трудность для читателя, не наделенного даром метафорического воображения. Третью строку надо воспринимать не буквально, а образно. «Остроконечные копья» – это колкие ячменные ости. Значит, началось колошение. Джон стал воином.

ПОНИКШАЯ ГОЛОВА

V

А когда мягко ступила трезвая осень,

Он поднялся изнуренный и бледный;

Его изогнутые сочленения и поникшая голова

Показывали, что он начал слабеть.

 

ГНЕВ КОРОЛЕЙ

VI

К Джону подкралась старость, и короли решили воспользоваться случаем. Они пришли в себя: то есть опять разгневались.

Румянец его увядал все больше и больше;

Он старел;

И тогда его недруги снова

Впали в ярость.

 

ДЖОН ПОДКОШЕН

VII

Они взяли оружие длинное и острое

И полоснули Джона по колену;

Затем они быстро положили его на повозку

Подобно злодею, совершившему подлог.

 

Что за оружие взяли короли? «Длинное» – значит, не серп. Может быть, королевское оружие – меч или сабля? Вряд ли. Вспомним, что перед нами крестьянские короли, а вся начальная часть баллады – олицетворение роста ячменных колосьев. Они выросли. Теперь их надо скосить. Поэтому, вероятней всего, короли взяли в руки деревенские косы.

НОВЫЕ МЫТАРСТВА

VIII

Для Джона настают новые мытарства. Его начинают обрабатывать.

Они опрокинули его на спину

И колотили дубиной:

Они подвесили его на ветру

И крутили и крутили.

От зерна надо отшелушить защитные чешуйки: его обмолачивают и провеивают. Но ведь зерно – это Джон. Его скосили, свезли на ток…

МУЧЕНИЯ ВОДОЙ

IX

Они наполнили темную яму

Водою до краев,

Они погрузили в нее Джона Ячменное Зерно:

Тони или выплывай.

 

Издевательства продолжаются. Избив Джона до полусмерти и почти утопив его, короли великодушно предлагают ему попробовать выплыть…

ДЖОНА СНОВА ТРЕПЛЮТ

X

Они швырнули его на землю,

Чтобы причинить ему дальнейшие страдания;

И до тех пор, пока он проявлял признаки жизни,

Они бросали его взад и вперед.

 

Иначе говоря, Джона снова треплют и провеивают.

До сих пор выдерживалось полное соответствие между теми испытаниями, которым короли подвергали Джона, и этапами выращивания и обработки ячменя. Но в X строфе соответствие нарушается. Ячмень положено оставить наконец в покое, чтобы он пророс, а вместо этого короли продолжают трепать и провеивать Джона по второму кругу.

ИСПЫТАНИЯ ОГНЕМ И КАМНЕМ

XI

По Бернсу, короли не оставляют Джона в покое ни на минуту. Начинаются новые терзания.

Они высушили над обжигающим огнем

Его костный мозг,

А мельник обошелся с ним хуже всех.

Он раздавил его между двух камней.

 

Из вымоченного и пророщенного на току ячменя делают солод. Солод сушат, дробят.

ЯЧМЕННАЯ КРОВЬ

XII

Свой любимый напиток автор уподобил крови Ячменного Зерна, завершая сквозную цепочку сравнений: зерно – плоть Джона; ости колоса – копья на его шлеме; листовые узлы на стебле – позвонки; желтизна (или бледность) колосьев – признак старости; ячменная мука – прах плоти, растертой жерновами; пиво – кровь, выжатая из сердца Джона.

И они взяли кровь его сердца

И пили ее по кругу;

И чем больше и больше они пили,

Тем большая радость охватывала их.

 

Эта строфа – пограничная между хождением Джона по мукам и тем праздником, которым хождение разрешилось.

ПРИБАВЛЯЮЩИЙ ОТВАГИ

XIII

Метафорически короли – кровопийцы, и чем больше крестьянской крови они пьют, тем больше хмелеют. Логика требует от королей не радости, а злорадства, ведь у них все получилось. Они мучили Джона как хотели, они измывались над ним в свое удовольствие, а теперь наслаждаются его кровью. Зло торжествует. Ни о каком возмездии нет и речи. По правилам рассудительности баллада должна была бы кончиться на кошмарной ноте: они его выпили! Но тогда история Джона осталась бы всего-навсего умело обработанной «технологической» метафорой, по сути, вгоняющей в тоску – и только. Красота баллады в том, что логика ее нелинейна. Короли не злорадствуют, а именно по-доброму радуются, и вместе с ними автор приглашает порадоваться всех. В чем здесь дело?

Джон Ячменное Зерно был смелым героем

Благородного предприятия.

Если вы сделаете все так, как сказано, вы отведаете его кровь.

Это придаст вам храбрости.

 

На первый взгляд слова о «благородном предприятии» выглядят совершенно нелепо. О каком благородстве идет речь? О чьем? О королевском? После всего, что они сотворили?.. Или можно облагораживать косою, дубиной и омутом?.. Нет. Короли поступали подло. Втроем они напали на одного, когда он постарел и обессилел. Они не знали, чего они от него хотят, к чему приведет их насилие. Они просто измывались над ним.

Благородство «предприятию» придал Джон. Мало того что он терпеливо снес все издевательства. На каждое грубое воздействие он отвечал самым тонким превращением (биологи сказали бы – ферментативным). Сопротивление, которое оказал Джон королям, проявилось не в попытках мести, не в ответном насилии, а в собственных метаморфозах, изобретательности, несокрушимости творческого духа. Короли хотели его умертвить, а он в конце концов расположил их к себе, превратил их злорадство в доброе веселье, пусть хоть на время преобразил их и навсегда остался гордостью шотландцев. Это ли не пример подлинного первенства, чистой победы?

ВСЕЛЯЮЩИЙ ВЕСЕЛЬЕ

XIV

Это заставит человека забыть горе;

Это вызовет в нем прилив радости:

От этого запоет сердце вдовы,

Хотя слезы были на ее глазах.

 

Как бы короли ни мудрили над Джоном, он не погиб, а преобразился в радость для всех – для робкого и бедного, для несчастной вдовицы и самих королей – для всей Шотландии!

ЗДРАВИЦА ДЖОНУ

XV

Так давайте выпьем за Джона Ячменное Зерно,

Каждый человек – кружку в руку;

И пусть великое потомство Джона

Никогда не потерпит неудачу в старой Шотландии!

 

Как бы ни терзали Джона короли, каждую весну он возрождается, потому что в нем – в маленьком божестве хлебных колосьев – хранится неистребимая частичка народного духа. Гнев королей завершается общим весельем, страдания венчаются кипучей ячменной струей. Но на следующий год все повторяется снова: ранней весной короли готовят Джону сырую могилу, а к Рождеству он восхищает всех благодатным итогом своих превращений. И в этом – неразрывный круг земного счастья и земной печали, их вечная череда и неразлучность.

ИНЫЕ «Я». ЧЕТЫРЕ ВЕРСИИ

Опуская возможные, но, к сожалению, Неизвестные нам «апокрифы», обратимся к четырем каноническим «евангелиям» русского Ячменного Зерна: «от Осипа» (Юлиана) Ивановича Сенковского, «от Михаила» Ларионовича Михайлова, «от Эдуарда» Георгиевича Багрицкого и «от Самуила» Яковлевича Маршака.

Как и раньше, будем продвигаться медленно, строфа за строфой, сопоставляя соответствующие фрагменты всех четырех версий (параллельный перевод),

ТРИ КОРОЛЯ. I

Работа Сенковского – это обрусевший, поэтизированный подстрочник. Шотландская баллада стала русской былиной. Шотландский крестьянин превратился в русского мужика. Дух, зимующий в хлебных амбарах Эйршира, переселился в заросший бородатой хвоей добрый древний Муром. Джон Ячменное Зерно переименован в Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко. В согласии с изменившейся стилистикой короли стали царями, но не русскими, а «бусурманскими», то есть иноверческими. Текст пересказа максимально приближен к народному восприятию:

Были три царя на Востоке,

Три царя сильных и великих;

Поклялись они, бусурманы,

Известь Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко.

 

К 1856 году относится стихотворный перевод баллады, выполненный писателем Михаилом Ларионовичем Михайловым. За деятельность революционного публициста несчастный Михайлов был приговорен к каторге и умер в рудниках. Надо думать, что Джон служил переводчику примером непокорности. Короли, как и у Сенковского, названы царями, однако ни о каких «бусурманах» речи уже нет. Стилистика перевода куда более нейтральна. Русский колорит не то чтобы затушеван, но, во всяком случае, далек от былинности, сказительной напевности. Это русское стихотворение середины XIX века, написанное в близком соответствии с балладой Бернса при точном соблюдении таких моментов ее формы, как стихотворный размер и порядок рифмовки.

Когда-то сильных три царя

Царили заодно –

И порешили: сгинь ты, Джон

Ячменное Зерно!

 

Переводчик позволил себе усилить интонацию подлинника. Там она повествовательная (автор рассказывает), здесь – восклицательная (переводчик вводит прямую речь).

Сочетание трех односложных слов в третьей строке («сгинь ты, Джон») для русского уха, если прислушаться, звучит комично, точней «китаеязычно»: Сгинь Тыджон…

Но второй шаг сделан. За вычетом «Сгинь Тыджона» шотландский бард заговорил русскими стихами без распевной интонации славянских былин.

В 1923 году русская судьба баллады оказывается в руках Эдуарда Багрицкого – мощного оригинального поэта романтического склада, наделенного безупречным чувством слова, ритма, острой писательской интуицией.

Предполагают, что у Багрицкого не было английского текста баллады. Подлинником и одновременно подстрочником ему служил перевод Михайлова. Если это верно, то работа Багрицкого – перевод с перевода, то есть вторичный перевод, что, как правило, вызывает много вопросов и мало доверия. Но все умозрительные предчувствия пасуют перед реальностью таланта. «Ячменное «я»» Багрицкого стало украшением и гордостью русской лирики.

1. Роберт Бернс, Стихотворения, М., 1982, с. 585.[↩]