Павел Антокольский. Дневник. 1964–1968

Павел Григорьевич Антокольский – поэт мощного темперамента и актерской пластики (В. Каверин отмечал, что в поэзии он был человеком театра, а в театре – человеком поэзии) – в наши дни взывает к внимательному перечитыванию. Его романтически жестикулирующая муза исполнена мудрой доброты и бескорыстного пафоса, которые и по ею пору заражают непарадным куражом, синтезируя далекие эпохи в едином пространстве – в творческом. Как говорит герой (он же альтер эго автора) ранней поэмы Антокольского «Франсуа Вийон»: «Где мы? В будущем? Бывалом?/Или время в нас уже/Перед собственным обвалом,/ На последнем рубеже?/…Плача, мстя, трясясь, ощеряясь,/Через время, через жизнь/Неоконченную, через/Будущее…»

Интереснейший ключ к этому Вийону, к универсальности всякого большого поэта в трактовке Антокольского мы найдем в дневниковой записи о, как ни странно, Есенине. «Его трагическая гибель, – пишет П. Г., – потрясла меня и раскрыла Есенина в ином ракурсе – в багровом освещении. Когда писал своего Вий-она (значительно позже), я как-то в какой-то мере оглядывался на бездомность и неприкаянность Есенина во всей культуре. Теперь (на старости лет) ясно вижу, что Есенин вырастает выше для каждого следующего поколения: его поют!»

Не будет преувеличением сказать, что перед нами едва ли не самый доброжелательный дневник писателя в России XX века. Ни сплетен, ни обид, ни зависти, ни всхлипов, что недодано, – восторженная любовь к чужому таланту, учительские хлопоты о подопечных, тревога за судьбу отечественной культуры. Он ратует за то, чтобы писатели шли давать уроки литературы в школу. Он читает чужие рукописи. Он проталкивает предисловия и рецензии. Он подписывает письма в защиту Синявского и Даниэля. Он раздает деньги и книги. Он излучает свет просветительства и просто сочувствия людям.

Нет, автор дневника – вовсе не карась-идеалист, а человек, глубоко страдающий от цензуры, склонный к протесту, остро видящий «сплошную демонстрацию подлости, ханжества, черносотенной мрази» и литературную политику советского разлива называющий «очень темной кухней»!