От модернизма к постмодернизму
В разговоре, который завязался в «Вопросах литературы» (1988, N 6, 12; 1989, N 2) о зарубежных писателях и о критериях их произведений, прозвучали свежие, заслуживающие внимания мысли. Я, к примеру, полностью солидарен с точкой зрения Н. Анастасьева (1988, N 6) о непродуктивности антиномии: свое – чужое, что некорректны сами названные понятия в теоретическом смысле, ибо «живое и органическое целое – мировая культура» – это не только условность, «механическая сумма внутренне разделенных явлений». Мне понятен призыв А. Зверева (там же), что мы должны ощутить мировую культуру как часть собственной, ибо я вижу прямую связь, например, между русской советской литературой, созданной независимыми умами и поэтому в течение многих лет не публиковавшейся, и литературой не любимого нами модернизма. Их связывает по меньшей мере одно – боль за настоящее и будущее человека в XX веке.
Я говорю о модернистах, разумеется, не как о довольно узкой группе единомышленников или близких друг другу по идейно-эстетическим установкам людей, а как о наиболее авторитетном на Западе в 20 – 60-е годы нынешнего столетия литературном направлении, обусловленном исторической необходимостью. Такое понимание модернизма, как мне думается, оправдано не только тем, что оно созвучно оценке, в которой сходятся большинство западных теоретиков литературы, но и тем обстоятельством, что уже с начала 70-х годов можно говорить о превращении модернизма в постмодернизм. Ведь не секрет, что в авторитетных журналах Франции, США, ФРГ, Англии, в книгах, принадлежащих исследователям различных школ, в последние годы редко упоминаются французские экзистенциалисты, столь основательно в философском плане повлиявшие на модернистов разных стран. Общеизвестно, с каким уважением многие на Западе – и не только на Западе, но и, скажем, в Индии начиная со второй половины 30-х годов – относились к поэтическим и литературно-критическим сочинениям Т. С. Элиота. Сегодня же о нем говорят мало. Как бы ушел в прошлое и О. Хаксли. Исчез и термин, ранее широко употребляемый, – «поток сознания». Другими словами, есть много свидетельств того, что хотя модернизм еще и продолжает существовать, его былую власть стремится узурпировать постмодернизм, а на место экзистенциализма посягает постструктурализм, являющийся наиболее модным, хотя и резко критикуемым, направлением литературно-теоретической мысли в ряде известных университетов США, а может быть, и Запада вообще.
Терминами «постмодернизм» и «постструктурализм» зарубежные исследователи, в том числе и ученые ряда социалистических стран, оперируют давно и широко, понимая под ними, правда, не всегда одни и те же вещи.
Участники дискуссии в «Вопросах литературы» пока мало коснулись новейших явлений. А жаль. Начав серьезный анализ постмодернистских явлений, к которым резко отрицательно относятся не только современные западные марксисты (американец Фредерик Джеймсон, англичанин Терри Иглтон), но и целые влиятельные издания («Нью-Йорк таймс бук ревью», например), мы пришли бы к выводу, что модернизм заслуживает более внимательного и положительного отношения. Однако даже Д. Затонский, уже давно находивший в модернизме антибуржуазные черты, спешит заявить (в весьма содержательном «Трактате о лояльности»): «Прошу понять меня правильно: я ни в малой степени не призываю модернизм «реабилитировать» («Вопросы литературы», 1988, N 7, с. 130).
А почему бы и нет? Почему бы вместо осуждения не рассматривать модернизм научно, иными словами – объективно, выделяя в нем как приемлемые, так и неприемлемые черты? Не является ли свидетельством меняющегося отношения к модернизму опубликование у нас произведений, которые долгое время оценивались отрицательно? Так почему же за художественной, если можно так сказать, реабилитацией не должна последовать реабилитация литературоведческая? Конечно, в модернизме мы всегда обнаружим и иррациональность, и отрицание идеи исторического прогресса, и элитарность, и многие другие, еще, скажем, пару лет назад совершенно неприемлемые для нас вещи. Но сегодня, когда выявляется, например, явная иррациональность планирования нашей собственной экономики, равно как и деятельности центральных ведомств, направленных только на одно – обеспечить рост валовых показателей любой ценой, мы должны понять, что еще более иррациональной и абсурдной жизнь должна была казаться западному интеллигенту, не только разочарованному в социально-политическом развитии собственной страны, но ни на минуту не забывающему о том, о чем мы заговорили лишь в последние годы: что мир находится на грани ядерного саморазрушения, что число голодающих людей на планете не уменьшается, а растет, что окружающая среда неумолимо разрушается, что экологические проблемы приобретают глобальный характер. Ведь для распространения модернизма в Азии и Африке тоже имеются свои причины, так же как применительно к литературе, например, современной Бенгалии есть основание для употребления термина «постмодернизм» («адхуникоттор»),
В связи с обсуждаемыми проблемами стоит коротко рассказать о межвузовском научном семинаре, организованном Латвийским государственным университетом в октябре 1988 года. Основную задачу этой встречи мы, ее организаторы, видели в том, чтобы посмотреть на зарубежную литературу 70 – 80-х годов с точки зрения эстетики постмодернизма. Много продуманных и аргументированных суждений о новейшей литературе мы услышали в докладах, с которыми выступили ученые из разных городов нашей страны, – Н. Лейтес, З. Кирнозе, Н. Рымарь, В. Зинченко, Е. Зачевский, И. Головачева, Е. Крепак, О.
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №9, 1989