О. B. Lebedeva. Aleksandr S. Puѕkin: Sein literarisches Werk in russischen und europäischen Kontexten

О. B. L e b e d e v a. Aleksandr S. Puѕ! kin: Sein literarisches Werk in russischen und europäischen Kontexten. Knln, Weimar; Wien: Bnhlau Verlag, 2014. 239 p.

Монография подводит итог многолетней работе О. Лебедевой в пушкиноведении. В книге, на светлом перекрестке, связанном с именем Пушкина, пересеклись многие направления научных занятий томской исследовательницы, прежде всего в области изучения русской литературы XVIII века и, конечно же, Жуковского. Благодаря давнему интересу О. Лебедевой к различным формам интертекстуальности, увлекательно раскрытым в новой книге, представления о целом ряде произведений Пушкина обогатились интересными наблюдениями, ценными находками, глубокими аналитическими этюдами.

Книга интересна своим приемами исследования феномена интертекстуальности и, как следствие, многообразна по наполняющим ее характеристикам интертекстуальных явлений. Тексты анализируются в диалогическом соотношении локальных метатекстов (Германия, Неаполь) на различных уровнях — во-первых, жанровом, с захватом анализа природы жанрообразования в сложных текстовых структурах, во-вторых, родовом (лирика, драма, эпос), наконец, культурологическом (русская и европейская культуры).

Привлекательной стороной книги является умение О. Лебедевой придать историко-литературную достоверность вычленениям в пушкинских текстах и автоцитат, и автореминисценций, и, наконец, реминисценций из произведений русской и европейской литературы. Она следует именно этому принципу: выстроить и подробно исследовать творческо-биографический контекст, делающий объяснимым и понятным, например, ту или иную автоцитату Пушкина. Поиски в этом направлении связаны с давним интересом пушкинистов, стремившихся к каталогизации явлений такого рода в наследии поэта. Книга О. Лебедевой демонстрирует другие возможности, устремленные не к комментаторской краткости, а к глубинным смыслам происходившего в его творческой лаборатории.

Обращаясь к «Разговору Книгопродавца с Поэтом», О. Лебедева останавливается на его соотношении с «Прологом в театре» («Фауст») Гете. Это предмет давних (и до сего дня!) споров исследователей, пытающихся понять, было ли стихотворение основано на восприятии общей модели драматизированного диалога о литературе, или же поэт был детально знаком с произведением Гете. О. Лебедева убеждена, что Пушкин читал его, и аргументированно подкрепляет свою точку зрения (кстати, французский перевод «Фауста» появился в 1823 году, однако же Пушкин неоднократно цитировал одну из строк Пролога именно по-немецки!). В изложении О. Лебедевой Пролог предстает не только источником реминисценций «Разговора…». Она определяет соотношение двух стихотворений, русского и немецкого, как «структурную реминисценцию», снимающую «гетеанский конфликт взаимоисключающих точек зрения»: «…диалог Пушкина сдвинул центр тяжести с проблемы творческого вдохновения на проблему продукта поэтического труда» (с. 44).

«Разговор…» служит своего рода вступлением к исследованию интертекстуальности «онегинского текста». На материале «Разговора…» и других, перекликающихся с ним, произведений поэта автор монографии выявляет связывающий их массив жанрово-стилевых традиций русской и западноевропейской литератур. В «Евгении Онегине» этот посыл реализуется в углубленном исследовании «жанрово-родовых функций фаустианских реминисценций». «Родовую функцию» реминисценции О. Лебедева объясняет как «влияние родовой — драматургической — специфики этого субстрата на типологию повествования и действия» в романе Пушкина (с. 63). По ее мнению, эта функция реализуется в пушкинском тексте «через всепроникающий мотив театра, театральности и шире — мотива игры» (с. 75). Ведя читателя через раскрытие пушкинских «лаконичных ассоциативно-реминисцентных отсылок» к трагедии Гете, О. Лебедева останавливается на знакомстве автора «Онегина» как с ее оригинальным текстом (вновь утверждая его реальную возможность), так и с переводом посвящения к ней, осуществленным Жуковским. Вообще, указание на тонкое соотношение таинственных пушкинских стихов, столько раз «дебатированных» по вопросу о том, что и, главное, где «некогда» сказал «Сади» (Саади), с посвящением Гете, с одной стороны, и стихотворением Жуковского «Опять ты здесь, мой благодатный Гений…» (из «Двенадцати спящих дев»), с другой, — интересная находка автора книги.

Углубляя свое исследование театральности «Евгения Онегина», О. Лебедева останавливается на различных типах ассоциативно-реминисцентых связей романа, как прямых, сюжетно-тематических (театральные эпизоды романа), так и косвенных (его характерология, драматургичность структуры). Причем здесь исследовательница опирается на «большой контекст» творчества, в первую очередь, самого поэта, не минуя, впрочем, и замечаний об иных литературных образцах и впечатлениях (в частности, упоминая применительно к портрету Ольги о комедии А. Шаховского «Урок кокеткам, или Липецкие воды»). Интересными представляются наблюдения над театральностью образа Ленского, оказывающегося «точно в том промежутке, который отделяет возвышенное от смешного» (с. 94), и соотношение его с образом актрисы А. Колосовой в том виде, как он был запечатлен в стихах и прозе Пушкина. «Парность», по выражению автора книги, образов Ленского и Татьяны также во много опирается на театральность их бытового поведения. О. Лебедева пересматривает вопрос об отражении монолога Иоанны Д’Арк (из пролога к трагедии Шиллера) в прощальном монологе Татьяны, покидающей родную усадьбу. Несколько отодвигая в сторону перевод Жуковского, на который указывали комментаторы «Онегина», О. Лебедева утверждает, что Пушкин ориентировался, вероятнее всего, на другой перевод, С. Старынкевича, вышедший в 1821 году в «Благонамеренном».

Заканчивая разговор об «огромном субстрате пушкинских текстов», связанных с «Евгением Онегиным», О. Лебедева обращается к одному из самых загадочных текстов Пушкина — к стихотворению «Герой» (1830). Она рассматривает его историю, естественно в опоре на высказывания самого поэта, и тот сложный комплекс интерпретаций, который был вызван его автохарактеристикой как «апокалипсической песни». Очень интересной представляется параллель к стихам «Тьмы низких истин мне дороже / Нас возвышающий обман», обнаруженная О. Лебедевой в Прологе все того же «Фауста» (см. с. 131-132). Обдумывая связь с Прологом двух стихотворных текстов Пушкина — «Разговора Книгопродавца с Поэтом» (а он, как известно, был впервые напечатан в виде вступления к первой онегинской главе) и затем «Героя», О. Лебедева, в самых осторожных выражениях, выдвигает гипотезу: не относилось ли стихотворение 1830 года к замыслу эпилога «Евгения Онегина»? Здесь едва ли возможен однозначный ответ, но то богатство интертекстуальной связности, которое было развернуто на подходе к этой гипотезе в главе о «Герое», имеет несомненную ценность для углубления представлений о творческой истории «Разговора…».

На этом заканчивается первая часть монографии и начинается вторая, интереснейшая и блистательная. Она написана в жанре «имагологических этюдов», а надо признаться, что автор настоящей рецензии принадлежит к его горячим поклонникам. «Имагологические этюды», при наличии большого опыта работы в области истории русской и зарубежной литературы, а также широкого кругозора и, конечно же, завидной эрудиции, способны по-настоящему увлечь заинтересованного читателя. Насыщены богатым историко-литературным материалом оба «имагологических этюда» О. Лебедевой — и о вкладе Пушкина в «русский образ Германии» («Он из Германии туманной…»), и о «пушкинской неаполитане». Наблюдения и выводы, придающие изложению крепкую концептуальность, строятся на экскурсах в историю; здесь целая россыпь имен писателей, поэтов, путешественников, переводчиков, публицистов, прокладывающих путь к сердцам читателей в своих отражениях Германии и Неаполя. О. Лебедева не скрывает, что особость пушкинского «неаполитанского текста» заключается в том, что это «текст о тексте, текст в полной мере литературный, поскольку впечатления о Неаполе поэт получал чисто литературным, словесным путем» (с. 151). Перед нами отражения «второго порядка», и поэтому особое место в книге отведено характеристике «пушкинской неаполитаны» как явлению русского эстетического сознания.

С сожалением можно отметить, что у монографии есть два формальных недостатка — отсутствие списка условных сокращений, который помог бы справиться с некоторыми сложностями в отделе примечаний, и списка имен, позволившего бы по достоинству оценить охват имен в ценной книге О. Лебедевой.

Светлана БЕРЕЗКИНА

Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН