Нигерия: роман и время

На фестивале негро-африканского искусства в Дакаре (1966) Нигерии была отведена почетная роль «страны-звезды», то есть «примы» среди других участников фестиваля. Это предпочтительное внимание объясняется, без сомнения, внушительными размерами Нигерии и численностью ее населения, ее влиянием в делах политико-экономических и, главное, успехами Нигерии в культурном строительстве. И одним из наиболее значительных достижений современной культуры Нигерии стала ее литература, о которой к настоящему времени написано едва ли не больше, чем о всех других молодых литературах Тропической Африки, вместе взятых. Действительно, литература Нигерии, начавшая формироваться одновременно с литературами других западноафриканских стран (и даже несколько позже – если говорить о франкоязычной Африке), стала развиваться такими темпами, что к началу гражданской войны в стране (1967 – 1969), затормозившей ее развитие, занимала ведущее место в системе молодых литератур Тропической Африки. Трудно назвать все причины, обусловившие столь бурное развитие литературы Нигерии на английском языке, но несомненно, что среди благоприятных обстоятельств были и остаются: большая численность населения, динамизм жизни ее крупных городов, активное участие университетов, особенно Ибаданского, в культурной жизни страны и, наверное, существование в Нигерии своеобразной литературы ярмарок, непосредственной предшественницы «настоящей» литературы, несомненно повлиявшей на современных писателей Нигерии. Эта ярмарочная литература, существующая уже не один десяток лет, к настоящему времени стала явлением настолько заметным, что некоторые «лубочные» издания попадают теперь в библиографии солидных литературоведческих журналов.

Первой школой писательского мастерства для интеллигенции Нигерии, как и всей Западной Африки, была журналистика, работа в газетах, начавших появляться в Нигерии в последнее десятилетие прошлого века. В тот ранний период шло освоение английского языка, причем эталоном считался язык лондонской «Таймс»; газетные статьи того времени показывают, что под «умением писать» понималось усвоение некоторых наиболее простых приемов британской журналистики, небольшой запас газетной фразеологии, перешедшей несколько десятилетий спустя и в художественную литературу, – например, в роман нигерийского писателя старшего поколения Т. Алуко «Один муж – одна жена», в романы С. Эквенси, стихотворную публицистику Н. Азикве, Д. Осадебея и др. Фольклорная традиция, богатое наследие устного творчества в эти годы, образующие предысторию современной нигерийской литературы, практически не осваивались. Скептическое отношение к африканскому прошлому, высокомерное третирование произведений фольклора и изобразительного искусства было характерно не только для колонизаторов – такими настроениями была заражена и часть нигерийской интеллигенции первых поколений, – об этом неоднократно говорили впоследствии сами писатели, например Ч. Ачебе. Интерес к африканской культуре, в частности к фольклору, стал проявляться только в годы подъема национально-освободительного движения, когда началась «переоценка ценностей».

Изменившийся взгляд на «свое» и «европейское» проявляется, в частности, и в стремлении современных африканских писателей отступать от нормативного английского языка, «языка «Таймс», и создавать «западноафриканский английский», – эта попытка сделана, например, в повести Габриеля Окары «Голос» (1965).

Ранний период становления нигерийской литературы, во время которого начиналось знакомство с развитыми литературами (знакомство, если так можно выразиться, «направляемое»: в миссионерских школах – а таких было и остается большинство – изучали некоторые пьесы Шекспира, «Путь паломника» Д. Беньяна, поэзию Вордсворта и некоторых второстепенных английских писателей, отвечающих духу миссионерских школ), имеет для современной литературы Нигерии значимость еще и потому, что в это время в Западной Африке шло формирование концепций, вызванных к жизни движением передовой интеллигенции за независимость. Эти концепции оказали заметное влияние на современную общественно-политическую мысль Западной Африки и на ее литературу.

Весь длительный период, начиная с зарождения западноафриканской публицистики до 30-х годов нашего века, можно назвать этапом своеобразного западноафриканского просветительства, основной задачей которого была подготовка условий, способствующих обретению политической независимости. Просветительство в Западной Африке было вызвано к жизни условиями, отличными от тех, в которых шло становление идеологии Просвещения в Европе. В Западной Африке это было движение в области культуры, направленное прежде всего на опровержение всевозможных теорий расовой неполноценности африканских народов. Заметную роль в становлении идеологии западноафриканского просветительства, трансформировавшегося впоследствии в концепции «африканской личности», «негритюда», всевозможных разновидностей «африканского социализма», сыграл, среди других, У. Блайден (1832 – 1912), сын освобожденных африканских невольников, сумевший получить образование в США и Англии. Центральное место в его работах занимает концепция «африканской личности», в основе которой лежит интуитивистское восприятие мира, якобы свойственное африканцу. Для «африканской личности» характерно органическое слияние с природой и важная роль религиозного начала. Есть основания полагать, что У. Блайден был знаком с работами европейских философов-иррационалистов, в частности с концепциями его современника Анри Бергсона. Как и Бергсон, африканский философ положил в основу своей системы интуитивистское восприятие мира, отводя логическому (или дискурсивному) мышлению второстепенную роль (в сфере экономики, техники и т. п.). В своих работах Блайден ставил цель доказать, что все расы созданы богом равными, но пути их развития различны и несходство исторических судеб предопределено именно различиями основных характеристик европейских и чернокожих народов. Влияние идей Блайдена прослеживается в произведениях современных писателей Африки. Так, не подлежит сомнению, что роман-памфлет нигерийского писателя О. Игбуны «Дело о женитьбе» (1965) и его пьеса «Муравейник» (1965) созданы на фундаменте основных положений этого философа.

В западноафриканских газетах и журналах конца прошлого века обнаруживается весьма примечательная черта – интерес к художественной литературе и стремление привить читателям вкус к беллетристике. Прошло, однако, несколько десятилетий, прежде чем эпизодическое проявление интереса к литературе превратилось в устойчивую тенденцию, принесшую в конце 30-х – начале 40-х годов этого столетия первые плоды. Решающую роль в ускоренном развитии современных литератур Западной Африки сыграло не столько освоение заимствованных литературных жанров, с которыми африканцы начали знакомиться еще в середине XIX века, не столько накопление опыта, сколько коренные изменения общественно-исторического характера, произошедшие в Западной Африке, – прежде всего широкое и быстрое развитие новых форм общественных отношений, вызвавших к жизни новые понятия, взгляды, новые концепции социального бытия, человека новой формации. Все это поставило перед писателями западноафриканских стран задачу скорейшего освоения таких форм отображения жизни, которые были бы адекватны новым взглядам, новой психологии.

Современная нигерийская литература зародилась в городах, и притом в таких, которые в большей степени, чем другие, освободились от влияния патриархальной старины, где окрепли новые тенденции политического, общественного и экономического развития. Для сравнения можно отметить, что на нигерийском Севере, где население рассредоточено по бескрайним равнинам, где мало городов и где еще очень крепки узы традиционного уклада и исламской религии, – там современной литературы в строгом смысле слова еще нет, хотя печатная продукция существует давно: всевозможные религиозные притчи, сборники фольклора, наставления, откровения, толкователи снов и пр. Кипучая жизнь большого нигерийского города, острое столкновение старого и нового во всех сферах жизни – от религии до политики, – формирование новых взглядов, морали, новых концепций общественного бытия – вот что является «питательной средой» современной нигерийской литературы. Но есть и другая среда, другая стихия, которая тоже оказывает заметное влияние на литературу, – еще только пробуждающаяся провинция, мир патриархальной деревни. В провинции время течет медленно, здесь иное, чем в городе, понимание человеческой судьбы, эпохи, бытия вообще. Эти две стихии соседствуют, соприкасаются, стоят рядом, – как стоят иногда в Африке вдоль шоссе, по которому летят автомобили, крытые соломой капища, куда еще приносят жертвы. Современный африканский писатель – это продукт городской культуры, но нельзя забывать, что в такой стране, как Нигерия, городская культура очень неоднородна, она состоит из разных напластований, из конгломерата явлений, относящихся к разным эпохам и проистекающих из разных истоков. И не удивительно, что писатель хранит в своем сознании элементы мировосприятия патриархального крестьянина, – подобно тому как тысячи обращенных в христианство африканцев сохраняют в душе верность традиционным богам, ибо африканские боги, как и столетия назад, по-прежнему со всех сторон обступают их. Значительная часть Нигерии живет в деревнях, в глуши, и стародавний уклад, хотя и сдает свои позиции, все еще правит жизнью миллионов людей. Большие нигерийские города, очаги современной культуры, стоят, подобно островам, окруженные морем патриархального и полупатриархального быта, стародавних обычаев, древних традиций и взглядов. Фольклорные образы многовековой давности в этих условиях еще живы и полны сил, как жива и сама традиция рассказывания сказок у ночного костра. (Правда, теперь традиционный сказочник иногда обращается к помощи микрофона, выступая по радио или телевидению.)

Не удивительно поэтому, что современному нигерийскому писателю в его работе приходит на помощь фольклорная традиция, как органически близкая и созвучная тому миру, который он отображает (созвучная отчасти и мировосприятию самого писателя). «Фольклорный метод» хорошо знаком африканскому писателю, усвоен им с детства, и нигерийский романист невольно опирается на него; более того, в некоторых случаях можно говорить о господстве фольклорной традиции над писателем, о фольклорной стихии, из которой писатель не всегда может вырваться.

Влияние на писателя патриархального мировосприятия проявляется, как можно заметить, в особенностях сюжетной композиции: в неторопливом, линейном развертывании действия, в обязательном присутствии героя во всех эпизодах, в эмпирическом изображении пространства и времени и в принципах создания образов, но особенно заметно в «фактуре» самой повествовательной ткани, прежде всего во внимании к мельчайшим подробностям, которыми насыщены многие нигерийские романы. Пристальное внимание к деталям, приводящее к перегрузке произведения «этнографическим материалом», является, бесспорно, следствием писательской неопытности, просчетами, но необходимо отметить, что сам характер этих просчетов обусловлен влиянием патриархального мировосприятия. Плавное развитие действия, многочисленные и подробные отступления ради описания утвари, обычаев, верований и пр. – часто без всякой связи между соседствующими эпизодами; простодушная уверенность писателя в том, что всякая мелочь, коль скоро она занимает свое место в данном миропорядке, заслуживает быть описанной в романе, причем без тени юмора или иронии, – все это приметы незрелости литературы, просчеты молодых писателей, но издержки, самый характер которых обусловлен своеобразием обстановки, в которой формируется нигерийская литература. Вряд ли начинающий писатель Европы или США допустит подобные промахи, скорее другое: излишняя усложненность (часто не обусловленная внутренней структурой образа), нервический ритм, подтекст, подчас мнимозначительный, и т. д., но не патриархальная размеренность и не излишнее внимание к мелочам. А ведь в подобной «провинциальной» манере написаны романы О. Нзекву, Т. Алуко, Ч. Ике, Э. Амади, Ф. Нвапы, Д. Мунонье и других, причем Нзекву и Алуко – опытные писатели, и попытка объяснить такие просчеты в их произведениях простым неумением была бы необоснованной. Думается, что причина здесь другая: в нигерийском романе, в характерных ошибках писателей проступает «связь времен» – связь фольклора и мировосприятия прошлых эпох, сохранившаяся в Африке, и, с другой стороны, новой литературы и новой психологии, связь, не распавшаяся полностью, несмотря на исторические сдвиги, произошедшие в жизни народов Африки в последние десятилетия. Отсюда и особое качество реализма, характерное для творчества многих писателей Нигерии, качество, обусловленное «близостью» литературы к устной традиции.

Показательно и в известной мере символично, что первым произведением современной литературы Нигерии стала повесть Амоса Тутуолы «Любитель пальмового вина» (1952), основанная на фольклоре народа йоруба. Причудливая образность этой повести привлекла – впервые – внимание критиков Европы и США к совсем еще молодой в те годы литературе Нигерии, и именно на этом основании некоторые зарубежные литературоведы считают, что современная литература Нигерии (не ее предыстория, а литература как таковая) начинается с Тутуолы. Двумя годами позже появился роман Сиприана Эквенси «Люди города» – первый «настоящий» роман в Нигерии, заставивший критиков внимательнее присмотреться к тому, что происходит в литературе этой страны; после выхода в свет первого романа Чинуа Ачебе «И пришло разрушение…» (1958) любопытство критиков сменилось устойчивым интересом к развитию литературы в Нигерии, интересом, который повышается год от году.

Первый роман Ачебе теперь называют «классикой» западноафриканской литературы, о нем, как и о других произведениях этого прозаика, сказано и написано очень много; в 1969 году в лондонской серии «Писатели и их творчество» (в которой освещаются жизнь и творчество наиболее прославленных писателей мира) вышла работа об Ачебе – пока что единственная в этой серии работа об африканском писателе. Немало написано и об Эквенси, о всех его романах и повестях, хотя дарование этого писателя далеко не столь ярко, как талант Ачебе, да и художественный уровень его многочисленных произведений слишком уж неодинаков. Продолжаются споры вокруг Амоса Тутуолы, все творчество которого неразрывно связано с устной традицией народа йоруба. Много говорят и пишут – и с полным на то основанием – о творчестве одного из одареннейших драматургов Африки, писателе, поэте и переводчике Воле Шойинке, талант которого впервые обратил на себя внимание в его ранних пьесах, таких, как «Лев и жемчужина», и окреп в более поздних (и гораздо более мрачных), особенно в «Дороге» и «Жатве Конги». В центре внимания критики постоянно находятся поэт и драматург Д. Кларк, одаренный лирический поэт Г. Окара и др. И случилось так, что эти писатели и поэты – одни, потому что они действительно яркие дарования, другие скорее потому, что они были зачинателями нигерийской литературы, – заслонили тех, кто выступил позднее, чей талант, может быть, не столь ярок, но чьи произведения идут в общем русле развития нигерийской литературы, а потому представляют для исследования несомненный интерес. В романах этих писателей, подчас незнакомых советскому читателю ни по переводам, ни даже по беглому упоминанию в критических заметках, отражаются существенные закономерности развития нигерийской литературы, преломляются характерные черты развития Нигерии, обусловливающие своеобразие литературы этой страны.

Становление нигерийского романа идет под воздействием развитых литератур, чем и обусловлена одна из его примечательных черт, а именно наличие в произведениях, созданных в единых хронологических границах, структурно-художественных элементов, относящихся к разным литературным эпохам, «сосуществование» разных художественных методов. Было бы, однако, упрощением думать, что эта особенность объясняется исключительно воздействием развитых литератур, хотя, без сомнения, подобное влияние имеет место, особенно литературы английской, с которой литература Нигерии связана генетически. Так, романы Ч. Ачебе дают основание говорить о некотором влиянии Д. Конрада, отдельные эпизоды романа Т.