№1, 2001/XХI век: Искусство. Культура. Жизнь

«Не легковесен ты, и не тяжел…» Маршак-эстетик

Но радостно мне знать, что я знаком
С читателем двухтысячного года!
С. Маршак
Самуил Яковлевич Маршак говорил об искусстве и в стихах, и в критических статьях, постоянно беседовал о нем с друзьями, коллегами, учениками. Пожалуй, не найдется исследования о Маршаке, в котором его эстетические декларации не приводились бы как минимум дважды: в стихотворной и литературно-критической форме 1. Иные читатели, отмечая это, справедливо указывают на налет декларативности в стихах. Однако дистанция между этими формами мысли есть, и немалая: ведь стихи обладают «само отражением», они «с поличным» захватывают мысль, воплощая ее в самих себе. Это подметил благодарный ученик мэтра Валентин Берестов: «В статье… указано, как не надо, а в стихах показано, как надо писать» 2.
Берестову дорога эстетика Маршака, которая показывает место его творчества в русской литературе: «Никому в голову не пришло включать Маршака в число поэтов «серебряного» века. А ведь он на семь лет моложе Блока и на два года старше Ахматовой… Нет, он не поэт «серебряного» века, ему подавай «золотой»!» 3
Особых похвал квалифицированных читателей удостоился цикл, который Маршак отдал в издательство за несколько недель до смерти в виде сборника «Лирические эпиграммы» (1964). Е. Г. Эткинд отводит ему видную роль в становлении жанра, который «таился в клочках нелитературных набросков… пока в XX веке не вышел в большую литературу и не послужил, наконец, даже заглавием для одной из лучших поэтических книг середины шестидесятых годов» 4. Ученый подчеркивает видовое разнообразие миниатюр, выделяя блистательную афористичность как залог их поэтической яркости: «В «Эпиграммах» Маршака есть и надписи («Дорого вовремя время…»), и эпитафии («Бремя любви тяжело, даже если несут его двое…»), и нравоучения («Даже по делу спеша, не забудь…», «Старайтесь сохранить тепло стыда…»), но преобладают поэтические афоризмы, в емком и многозначном образе концентрирующие философско-лирическую мысль» 5.
«Лирические эпиграммы» Маршака печатались в «Новом мире» Твардовского в 1962 (N 11) и в 1964 (N 1, 3, 8) годах. Выбор издания не случаен: эстетические декларации Маршака как нельзя лучше соответствуют собственной программе журнала и взглядам главного редактора. Ниже мы увидим и другие формы «присутствия» Маршака в «Новом мире»: в качестве рецензируемого автора (1963), а главное – теоретика поэзии (1950, 1958, 1960).

О РИФМЕ И ПРОЧЕМ
Так называется сатирическое стихотворение Самуила Маршака, принадлежащее к «эстетическому циклу»:
Нужна ли рифма, например? Ведь нет же рифмы у Гомера. А для чего стихам размер? Пожалуй, можно без размера.
Стихам не нужно запятых. Им ни к чему тире и точки. Не упразднить ли самый стих? Но как считать мы будем строчки?
Как в воду глядит поэт: он «знаком» не только с читателем, но и с писателем двухтысячного года. Ведь отсутствие знаков ли препинания, самого ли стихотворного текста на листе – не изобретения наших дней6. Маршак – читатель 10-х и 60-х годов – едко отзывается не о поэтическом новшестве, а о постоянном веянии, иные представители которого, на его взгляд, «корежа стены искусства», между тем «ищут выгод» для искусника.
Стихотворение «О рифме и прочем» подчинено важной закономерности словоупотребления Маршака: слова, связанные с понятиями стиховедения и филологии вообще – здесь это рифмы, размер, стих, – равны сами себе, употребляются в своем терминологическом значении. Между тем слово стих в смысле «стихотворная строчка» в поэзии для нас малопривычно. Чаще оно означает «стихотворное произведение»: «О чем твои стихи?» – «Не знаю, брат…»; «А гордый стих и в скромном переводе/Служил и служит правде и свободе». Но рассуждая «о рифме и прочем», поэт говорит о стихе – стихотворной строчке, той, количество которых влияет на размер гонорара.
Маршаку понадобились поэтические термины и для того, чтобы поразмыслить о тщете литературно-критических разговоров:
Когда вы долго слушаете споры
О старых рифмах и созвучьях новых,
О вольных и классических размерах, –
Приятно вдруг услышать за окном
Живую речь без рифмы и размера…
Маршак, сам редактор и организатор литературной работы, ждет от ценителя поэтического искусства созидательной целенаправленной деятельности, а не скрупулезного «контроля» над текстом:
О, наши редакторы строчек и строф,
Хоть в вашей семье многовато
Сухих контролеров и кондукторов —
Но где же вагоновожатый?
Здесь, кстати, строчки и строфы прочитываются как в прямом смысле, так и метонимически: они обозначают поэтические произведения.
Но характернее для Маршака все-таки прямые значения слов-терминов. Ряд их употреблений связан с размышлениями о своем и чужом творчестве: «Я перевел Шекспировы сонеты…», «А нужен ли рассказ или роман, /Который также вводит нас в обман..?» А вот о пятистопном ямбе сонетов: «Несут поэта, о волшебный стих,/И в ад и в рай пять легких стоп твоих». Здесь слово стих традиционно-переносное, зато появился «настоящий» термин, чуждый неспециалисту: стопа. Так буквальные значения слов позволяют Маршаку высказать любовь к ясности и порядку в поэтическом хозяйстве.
Но, разумеется, остановиться на такой буквальности слова-мысли поэт не может. Как это нередко бывает в поэзии, слова-термины вовлекаются у Маршака в самоосознание текста, самоотражение приема: например, в стихотворении «Когда вы долго слушаете споры…» рифмы нет, и таким образом оно собственной «белизной» демонстрирует достоинства нерифмованной речи. Точно так же восторженную похвалу пятистопному ямбу поэт пишет пятистопным ямбом:
Тебе пишу я этот дифирамб,
Мой конь крылатый – пятистопный ямб.
Стих Дантовых терцин и драм Шекспира,
Не легковесен ты и не тяжел…
(Терцины и драмы тоже дисциплинируют мысль: говорится конкретно о переведенных формах.) Ниже поэт еще рассуждает о характере звучания и о «семантике» пятистопного ямба: «Передаешь ты радость, гнев и грусть,/Тебя легко запомнить наизусть,/ Ты поэтичен в самой трезвой дозе,/И приближаешься порою к прозе». В последней из этих строк – вновь самоотражение поэтической формы: именно стих о «прозе» содержит всего три ударения: максимум отклонения от полноударности. Пятиударные строчки – так сказать, идеальное воплощение размера – самые «победные» и «дифирамбичные»: это выше цитированная кода («И в ад и в рай пять легких стоп твоих») и две – о всемирном значении воспетого размера:
…Недаром ты века победно шел
Из края в край, звуча в сонетах мира.
Самоотражение связано и с сонетом – словом-любимчиком и любимым делом. В «Последнем сонете» к смертельно больной возлюбленной соблюдена форма, связанная с высшими образцами любовной лирики, сонетами Шекспира. Сонет завершают три стиха, в которых отразились и горькое счастье последних дней любви, и форма, в которой об этом поведано:
…Такою встречей можешь ты гордиться
И перед тем, как навсегда проститься,
Ей посвяти последний свой сонет.
Наряду с терминами, которые привычно ассоциируются с письменной литературой (хотя, разумеется, рифмы, стихи и проч. встречаются не только в ней), Маршак говорит о языковых явлениях, связанных с народной речью, постулируя ее эстетическую полноценность, даже образцовость по отношению к речи литературной:
Когда мы попадаем в тесный круг,
Где промышляют тонким острословьем
И могут нам на выбор предложить
Десятки самых лучших, самых свежих,
Еще не поступивших в оборот
Крылатых слов, острот и каламбуров, –
Нам вспоминается широкий мир…
Где шутку или меткое словцо
Бросают мимоходом, между делом…
И нам на ум приходит, что народ,
Который создал тысячи пословиц,
Пословицами пользуется в меру
И называет золотом молчанье.
Оба типа речи – «эстетствующая» и народная – описаны как терминами, так и словами описательными: каламбуры противопоставлены пословицам (оба слова терминологичны), острословъе эстетов – меткому словцу народа (оба слова несут оценочные значения).
Среди них выделяется оксюморон: «Еще не поступившие в оборот крылатые слова». Как кажется, эта ироническая игра со значением термина недостаточно очевидна: ее ослабляет инерция однородного ряда, красиво вписавшегося в один стих, – роль крылатых слов, острот и каламбуров в речи героя-эстета приблизительно одинакова.
Почти все, что мы перечитали до сих пор, свидетельствует о буквальности и точности в поэзии Маршака. Однако ему не вовсе чужда и поэтизация терминологических слов, вовлечение их в тропы, например – в стихотворении «Все то, чего коснется человек…»:
Давно стихами говорит Нева.
Страницей Гоголя ложится Невский.
Весь Летний сад – «Онегина» глава.
Мир Петербурга-Ленинграда уподоблен произведениям искусства – нередкий образец метафоры, выдающей «литературоцентризм» поэзии, о котором Маршак также не мог умолчать. Поэзия для него возможна только при условии живой связи с поэтической традицией:
Питает жизнь ключом своим искусство.
Другой же ключ – поэзия сама.
Заглох один – в стихах не стало чувства.
Забыт другой – струна твоя нема.
Да, даже осознанно строгая поэтика оригинальной лирики Маршака не миновала вовлечения терминов в метафоры («стихами говорит Нева») и метонимии («редакторы строчек и строф»), настолько этот процесс активен в речи тех, кто занят словесностью профессионально и многообразно – в качестве переводчика, редактора, поэта-педагога… Однако основные примеры со словами рифма, размер, стопа, пятистопный ямб, сонет, терцина связаны с поэтикой точности и простоты, декларативности и ясности.
Вывод, к которому привел анализ словоупотреблений, подтверждается в литературоведческих разборах. Например, в книге Б. Сарнова «Самуил Маршак. Очерк поэзии» доминанта эстетики поэта выявлена таким образом: «Поэзия Маршака – это поэзия порядка. Последовательно, настойчиво, упорно, подчас даже полемично Маршак воспевает упорядоченность как наивысшую и наипоэтичнейшую ценность мира»7. В очевидной смысловой связи с этой мыслью находятся хвалы, которые высказывал Наум Коржавин в «Новом мире»:
«…его лирические стихи ничего не ниспровергали, а только утверждали…»8. Оба автора противопоставляют дух Маршака: Б. Сарнов – стихии, Н. Коржавин – ниспровержению, – словом, деструктивным процессам.
Б. Сарнов формулирует пафос Маршака, отмеченный печатью просветительства в широком смысле: «Сохранить, сберечь и передать другим людям накопленные духовные ценности, принести свою крупицу меда в соты вековой культуры человечества, сберечь и продолжить традицию – это, быть может, главный пафос поэзии и вообще всей жизни Маршака» 9. С этим просветительским пафосом критик справедливо связывает «тяготение к стабильной форме» 10, преемственное по отношению к традиции.
На наш взгляд, цитированная здесь книга Б. Сарнова содержит наиболее точные интерпретации поэзии Маршака. И тем не менее читателя не оставляет определенное ощущение недосказанности, порожденное сознанием, что в книге 60-х критик не мог быть вполне откровенен, говоря не только о вопросах политического звучания, но и об эстетике реализма или авангарда. Дополнительные недоумения вызывает отсутствие рецензий на названную книгу. Быть может, причина того, что эти разборы Маршака не обсуждались коллегами, состояла в том, что автор их – «подписан!» 1968 года, один из поставивших свое имя под петициями в защиту диссидентов?
К счастью, ответы на эти вопросы можно получить из первых рук, и мы решились задать их Б. М. Сарнову. Помимо всего прочего, Бенедикт Михайлович, как известно, был лично знаком с Самуилом Яковлевичем, часто с ним встречался, пользовался его расположением. Все это представляло для меня особый интерес.
Итак – несколько фрагментов из моей беседы с Б.

  1. Перечень таких параллелей см.: С. Я. Маршак, Стихотворения и поэмы. Примечания М. Л. Гаспарова, Л., 1973, с. 793, 795, 797, 798 и др. Продолжение его см. в цитированной ниже статье В. Берестова «Эпиграмматическая поэзия Маршака». []
  2. В. Берестов, Эпиграмматическая поэзия Маршака. – С. Маршак, Надпись на часах. Эпиграмматические стихи, М., 1987, с. 13. (Курсив в цитатах здесь и далее мой. – С. Б.) []
  3. В. Берестов, Поэзии посланник полномочный, – «Нева», 1997, N 11, с. 201. []
  4. Е. Г. Эткинд, Лирическая эпиграмма как жанровая форма. – «Philologica». Исследования по языку и литературе. Памяти академика Жирмунского, Л., 1973, с. 434[]
  5. Там же. []
  6. Ср.: экспериментальная поэзия наших дней «опирается на «нетрадиционную традицию» классического авангардизма 1910-х годов и представляет широкий спектр явлений от визуальной, фонетической и акционной до «вакуумной», восходящей к «Поэме Конца» Василиска Гнедова – заключительной пустой странице его книги «Смерть искусству» (СПб., 1913)» (В. А. 3айцев, Современная русская поэзия: художественный поиск и эксперимент. – «Вестник Московского университета. Серия 9. Филология», 1997, N 4, с. 31).
    []
  7. Б. Сарнов, Самуил Маршак. Очерк поэзии, М., 1968, с. 46.
    []
  8. Н. Коржавин, Лирика Маршака. – «Новый мир», 1963, N 3, с. 239.[]
  9. Б. Сарнов, Самуил Маршак, с. 46, 48.
    []
  10. Там же, с. 46.
    []

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 2001

Цитировать

Бойко, С.С. «Не легковесен ты, и не тяжел…» Маршак-эстетик / С.С. Бойко // Вопросы литературы. - 2001 - №1. - C. 67-87
Копировать