Начало большой работы

«История немецкой литературы в пяти томах» т. I, X-XVII века. Редколлегия I тома Б. И. Пуришев, Р. М» Самарин, И. М. Фрадкин, уч. секр. Г. В. Шатков, Изд. АН СССР, М. 1962, 470 стр.

¹«Известия АН СССР, Отд. литературы и языка», 1962, т. XXI, вып. 3.

К числу фундаментальных историко-литературных работ, осуществляемых Институтом мировой литературы имени А. М. Горького в области изучения литератур Запада, прибавилась еще одна. После издания ряда томов по истории французской, английской и американской литературы Институт выпустил в свет первый том (из пяти задуманных) истории немецкой литературы. Он охватывает материал от истоков немецкой словесности до начала XVIII века.

Как отмечено в предисловии, рецензируемый труд не ставит перед собой задачу осветить всю литературу, написанную на немецком языке. Но надо приветствовать заявление редакции, что некоторым швейцарским и австрийским писателям в работе будет уделено большое внимание. Историко-литературные связи между немецкой, австрийской и швейцарской литературами действительно исключительно тесные.

Издание рассчитано в первую очередь на специалистов-литературоведов. Об этом свидетельствует и сам объем труда (в общей сложности, очевидно, около 200 печ. листов), наличие ссылок на научные работы и т. д. С другой стороны, в конце редакционного предисловия высказывается надежда, что издание будет полезно «не только для специалистов-филологов, но и для широких читательских кругов». Такая двойная установка авторов книги совершенно естественна и понятна, но вместе с тем она предопределила и известную спорность в построении книги: так, для специалиста-филолога слишком скупо даются ссылки на научную литературу, отсутствуют указания на лучшие издания рассматриваемых памятников; для широкого читателя, вероятно, слишком детально рассматриваются даже третьестепенные писатели и произведения.

Сама книга, в соответствии с традиционной периодизацией наших историко-литературных курсов, делится на три части: литература средних веков, литература эпохи Возрождения, литература XVII века.

Первая часть, охватывающая отрезок времени примерно с VIII по XV век, начинается с раздела, посвященного литературе древнейшего периода (автор Г. Шатков). Во втором разделе этой части (авторы Б. Пуришев и Г. Шатков) исследуется литература в период расцвета немецкого феодализма и куртуазно-рыцарской культуры, основное внимание уделено куртуазному роману, народно-героическому эпосу и миннезангу. Различные жанры складывающейся в XIV-XV веках бюргерской литературы освещаются в последнем разделе первой части (автор Б. Пуришев).

Литература Возрождения, которой посвящена следующая часть книги (автор – Б. Пуришев), делится в хронологическом отношении «а два отрезка, рубежом между которыми является Великая крестьянская война в Германии. Такая периодизация (как нам уже приходилось отмечать в рецензии на одну немецкую работу, в основу которой положена та же периодизация¹), в высшей степени обоснована как в общеисторическом плане, так и с точки зрения развития самой немецкой литературы. Важнейшее место в этой части книги занимают характеристики жизненного пути, мировоззрения и творчества Себастиана Бранта, Эразма Роттердамского, Ульриха фон Гуттена, Ганса Сакса, Иоганна Фишарта, а также анализ таких произведений народной литературы, как народные книги о докторе Фаусте и о шильдбюргерах и народная песня. Много места уделено важнейшим деятелям эпохи Реформации и крестьянских войн Томасу Мюнцеру и Мартину Лютеру.

В третьей части книги показано развитие литературы в период развития в Германии раннего классицизма (соответствующий раздел написан Л. Пумпянским и М. Алексеевым), расцвета литературы барокко (автор не указан) и зарождения рациоиалнстической литературы (автор – Л. Пумпянский). Особый раздел отведен творчеству Гриммельсхаузена, создавшего самый замечательный немецкий роман XVII века «Симплициссимус» (автор – А. Морозов). Специальные главы отведены также другим писателям, которые сумели в той или иной форме, в более трагическом или более сатирическом ракурсе, правдиво запечатлеть облик эпохи: Грифиусу (автор – Л. Пумпянский) и Мошерошу (автор – А. Морозов). Книга завершается главой о крупном немецком поэте Гюнтере, стоявшем на стыке немецкой поэтической традиции XVII века с ее барочными чертами и просветительской поэзии XVIII века (автор – Р. Самарин). Одна из глав последней части книги посвящена обычно лишь мимоходом упоминаемому Андрээ, драматургу и поэту, писавшему на латинском и немецком языках. В его произведениях ставится вопрос о социальной реформе существующего общества и возникают утопические построения, хотя и окрашенные в религиозные тона (автор – немецкий литературовед И. Г. Бек).

Сильной стороной рецензируемого труда является четкое раскрытие социально-исторической обусловленности немецкой литературы в ее развитии за тысячу лет. Смена различных направлений и стилей отчетливо показана во всех частях и главах книги, как результат сдвигов в исторической действительности. Книга сильна также тем, что в ней, особенно при разборе творчества наиболее крупных писателей, на передний план выдвигаются значительные и прогрессивные стороны творчества этих писателей, но не умалчиваются и другие аспекты их творчества.

Удачен ряд очерков об отдельных писателях, ряд характеристик отдельных произведений. Особенно хочется выделять главы, посвященные Гансу Саксу, раннему немецкому классицизму, Гриммельсхаузену. Содержательно – хотя, конечно, и не исчерпывающе, – анализируются «Песня о Нибелунгах», «Народная книга о Тиле Эйленшпигеле» и др.

Несколько слабее представляются нам некоторые вводные главы книги. Правда, в них содержится много полезного: дается суммарная социально-историческая характеристика эпохи, указывается на крупные сдвиги в духовной жизни страны, в общих чертах определяется стилевое развитие литературы, а иногда и других искусств (удачен, например, экскурс о скульптуре XIII века в вводной главе к разделу «Литература XII-XIII веков», стр. 42 – 43). Но в них, как правило, отсутствуют все же конкретные указания на те реальные, непосредственные завоевания, которые были совершены немецкой литературой в рассматриваемую эпоху, на те ее важнейшие открытия, тематические и структурно-художественные (в композиции, в языке, в строе стиха), которые оказались важными для всего дальнейшего развития немецкой, а в той или иной мере и мировой литературы.

Конечно, эти вопросы (во всяком случае, некоторые из них) поднимаются в главах, посвященных отдельным писателям или отдельным стилям и жанрам. Но там они приобретают как бы более «частный» характер, не выделяются в достаточной мере остро и отчетливо, так что читатель может не представить себе всей их принципиальной важности. Они легко могут затеряться во всем том огромном материале, который содержится в книге. Поэтому мы считаем, что заостренное рассмотрение некоторых проблем в вводных главах было бы целесообразно, несмотря на естественное стремление редакторов книги избегать повторений.

Вообще в работах такого типа большой опасностью является «уравниловка» писателей и произведений. В частности, иногда недостаточно внимания уделяется произведениям весьма выдающимся по своему художественному уровню. Так, читатель легко может пройти мимо диалога «Богемский пахарь» (гл. XIV, «Проза на немецком языке»), который фактически является самым крупным художественным достижением немецкой литературы XIV-XV веков. Разбирается это произведение лишь в плане идейно-тематическом. Правда, «Богемский’ пахарь» назван «замечательным памятником», но это определение сразу же несколько сужается прибавлением: «немецкой морально-дидактической прозы кануна Возрождения», а вместо показа реальных сторон композиции и языкового стиля этого произведения, в которых отразились его ренессансные черты и которые придают ему большую эмоциональную силу (ритмическая структура, нагнетание синонимики, повторы и т. д.), сказано очень кратко и общо: «Значительный интерес представляет это сочинение и в отношении языка, очень богатого, гибкого, обладающего подлинно народной силой».

Вряд ли достаточно отчетливо может осознать читатель и подлинное значение народной книги о Фортунате по тому очерку, который посвящен этому произведению (стр. 221 – 222). Здесь совершенно недостаточно показано сложное переплетение в народной книге о Фортунате сказочно-волшебных мотивов с реалистическими зарисовками нового, буржуазного уклада жизни, предвосхищающими бюргерские эпизоды в романах Викрама. В этом смысле было бы интересно остановиться на английских эпизодах «Фортуната», которые кое в чем предваряют плутовскую повесть и даже «Моль Флендерс» Дефо. Еще важнее, что фактически совсем не показано значение темы денег и богатства в «Фортунате»: она трактуется здесь преимущественно в морально-дидактическом плане. Между тем в немецкой литературе на рубеже XV и XVI веков этот старинный мотив получает новое звучание, становится особенно актуальным в силу совершающегося в это время распада старых социальных связей и быстрого роста капиталистических отношений.

Показательно, что в сборнике пословиц и поговорок, которые в 1530 году выпустил в свет Йохан Агрикола и которые потом неоднократно переиздавались, чрезвычайно видное место занимают пословицы и поговорки, посвященные власти денег. Для понимания переломного характера эпохи этот мотив оказывается жизненно важным – ив «Фортунате» он впервые в новой европейской литературе выступает как основная тема романа. В этом смысле здесь – при всей средневековой окрашенности этого романа – происходит одно из тех «открытий», о которых следовало бы, по нашему мнению, сказать полным голосом как в самом очерке, так и во вступительной главе к литературе Возрождения.

Кстати, несколько спорным кажется нам заголовок «Литература эпохи Возрождения» по отношению к немецкой литературе конца XV и всего XVI веков. В специфических условиях Германии этот период в сфере культуры и искусства характеризуется, в первую очередь, такими сдвигами, которые выражают свое социально-политическое и общефилософское содержание преимущественно в форме религиозной, за которой обычно отчетливо проступало само это реальное содержание. Конечно, и в Германии на рубеже XVI века, когда появляются Рейхлин и Меланхтон, происходит расцвет гуманизма, подхватывающего традиции античной культуры, но решающими для развития всех сторон жизни Германии, а в том числе и для ее литературы, были те явления, которые более непосредственно отражали социально-историческую действительность эпохи, ее коллизия и взрывы, те произведения, полемические и боевые, которые обращались к широким слоям народа и использовали те или иные стороны близкой в то время народу религиозной идеологии. Поэтому более правильным представился бы нам заголовок «Литература эпохи Реформации и Великой крестьянской войны». Он в большей мере выразил бы особенности исторического развития Германии и немецкой литературы.

Если о значении «Богемского пахаря» и «Фортуната» в рецензируемой книге сказано недостаточно отчетливо, то имеется одно важное явление немецкой литературы, которое в этой книге даже не упоминается. Это так называемые «безымянные песни» XII-XIII веков, которые простотой своего строения, характером своих образов, использованием устойчивых поэтических формул и вместе с тем своей непосредственностью воспроизводят существенные черты народной песни – недаром есть много сходства между ними и лирикой самых ранних и наиболее связанных с традициями народной песни миннезингеров. Все это делает безымянные песни интересными и в историко-литературном и в непосредственно художественном отношении.

В каждой книге, столь насыщенной конкретным материалом, как ре»визируемый труд, всегда можно найти много частностей, вызывающих сомнения или возражения. Перечислить даже их незначительную часть в рамках рецензии, конечно, невозможно. Остановимся лишь на двух моментах.

В содержательной главе о Гриммельсхаузене весьма спорным представляется утверждение, что «Симплициссимус» – первый немецкий роман, где «представлено развитие личности от младенчества до старости» (стр. 417), причем очевидно имеется в виду не внешнее, а внутреннее – душевное, интеллектуальное и моральное развитие. Конечно, при сопоставлении «Симплициссимуса» с типическими романами XVI и XVII веков, например, с романом Викрама, у которого образы людей статичны, не подвержены внутренним изменениям, это положение представляется вполне справедливым. Но если обратиться к более далеким периодам развития немецкой литературы, то в рыцарском романе на рубеже XII и XIII веков мы найдем несомненно тенденции к изображению людей в их развитии. В какой-то мере это относится к героям романов Гартмана фон Ауэ (Ивейн, Эрек), но особенно отчетливо эти черты представлены в образе Парцяфаля из знаменитого романа Вольфрама фон Эшенбаха. Известное сходство в развитии этих героев неоднократно отмечалось исследователями. Более того, в начале главы о Гриммельсхаузене (стр. 414) юный, чистый сердцем Симплиций даже сопоставляется с Парцифалем. Но при определении общего места романа в истории немецкой литературы «Парцифаль» оставляется без внимания, и «Симплицюссимус» оказывается романом без предшественников. Думается, что если бы в книге вообще были более отчетливо показаны важнейшие этапы развития художественной структуры основных жанров немецкой литературы, этот вопрос трактовался бы в статье по-другому.

Наряду со спорными положениями в рецензируемой книге встречаются, однако, и утверждения неточные, неудачно сформулированные, а порой и явно неверные. К счастью, их очень немного, и они касаются, в основном, лингвистических вопросов (преимущественно во вводной главе к разделу «Литература древнейшего периода», стр. 11 – 24)). Укажем на некоторые из них. Так, среди германских племен, исчезнувших в эпоху великого переселения народов, называются «наряду с вандалами, гепиды, руги, маркоманны» (стр. 13). Между тем маркоманны на самом деле не исчезли, а переменили свое имя – они становятся известными в немецкой истории с середины первого тысячелетия н. э. под именем баварцев. Вряд ли можно перечислять имена античных писателей, в произведениях которых содержатся важные данные о жизни и истории древних германцев, не упоминая имени Плиния (стр. 11). Совершенно превратное представление о языковых отношениях в Германии в эпоху раннего феодализма дает следующее замечание на стр. 23: «Судя по письменным памятникам, германцы каролингского государства говорили на средненемецких (франкских) и нижненемецких (алеманском и баварском) диалектах. Эти диалекты имели уже известную общность, которая позволяет считать их видоизменениями одного и того же древневерхненемецкого языка». На самом деле все обстояло совсем иначе. Алеманский и баварский диалекты являются не нижненемецкими, а южно-немецкими, входя в состав верхненемецких диалектов, франкский диалект лишь частично относится к средненемецким диалектам, а все вышеперечисленные диалекты отнюдь не являются «видоизменениями одного и того же древневерхненемецкого языка». По своему происхождению они – языки древних западногерманских племен, которые в своем взаимодействии, происходящем в результате определенных исторических предпосылок, и составляют то, что именуется древневерхненемецким языком.

Мы понимаем, что вопросы лингвистические имеют для книги, посвященной истории литературы, лишь подсобное значение. Но все же слег дует пожалеть о столь свободном обращении с фактами.

Книга хорошо оформлена. Она снабжена указателем имен и названий произведений. К сожалению, в этом указателе названия произведений даны лишь в связи с именами их авторов. Поэтому названия анонимных произведений из указателя выпалю. Найти по указателю, где анализируется, например, народная книга о Фортунате, оказывается, таким образом, невозможным.

Надеемся, что за I томом скоро последуют остальные тома этого фундаментального и полезного издания. Следует пожелать, чтобы эти дальнейшие тома сохранили и умножили достоинства I тома и преодолели его недостатки.

г. Ленинград