Много ль надо автору?

* * *

Много ль надо автору?

Только бы строка была.

Только бы еще одна

чтобы стало две…

В пене рифм рождается

красавица Фабула,

а рифмы появляются –

сами по себе.

Такова теория.

Обратимся к практике.

Сцепим слово за слово:

чтоб не разорвать…

Может, что получится

пусть пока не ахти как.

Ну, а если нет, тогда

я не виноват!

 

* * *

Я сам себе самоучитель,

коллега, спонсор, попечитель,

читатель (то есть почитатель),

подруга, родственник, приятель.

Я сам себе посочиняю,

я по квартире полетаю,

и полежу и помечтаю,

и бутерброд намажу к чаю.

И, сам в согласии с собою,

я то немножечко повою,

то попою, то побалдею,

то выну новую идею

из головы моей приятной,

то положу ее обратно…

А грянет музыки стихия –

глядишь, и напишу стихи я.

И съем заслуженный обед,

уверясь вновь, что я – Поэт!

 

ГЛАГОЛЬ

Над Европой давно (и всегда) – закат.

А у нас как бы ночь – к утру.

Я – носитель великого языка

в относительно малом рту.

Этот рот – а я им плевал, курил,

целовал и лечил герпес –

под язык приспособил монах Кирилл

с Мефодием наперевес.

Он ввернул кондовые Ж, Ч, Щ,

чтоб глаголил, шептал и ныл,

чтоб надежно и начисто зачищал

католическую латынь.

Он мне дал трикратно свистящее С,

он врубил громовое Р,

чтобы блюл государственный интерес,

либеральных презрев химер.

Есть для духа боль и для тела боль:

эта с пряником, та – с кнутом –

Потому что в начале была Глаголь.

И петля. Слово – потом.

 

* * *

Теплоход «Марина Цветаева» застрял во льдах.

Из газет

Мороз. Застывают волны,

кругля ледяные спины.

Застопорен прежде вольный

безудержный ход Марины.

Зима, так сказать, на марше.

Рожок уже гимн пропел нам.

А кто горячей и ярче –

того и вморозят первым,

 

* * *

Люблю обычные слова…

Д. Самойлов

Люблю обычные слова:

‘картошка’, ‘девушка’, ‘бутылка’,

‘буфет’, ‘тетрадка’, ‘голова’

и прилагательное ‘пылко’.

Для необычных, верно, стар,

таких, как ‘браузер’ и ‘триллер’,

‘постмодернизм’, ‘нон-стоп’, ‘пиар’,

‘дог-шоу’, ‘имидж’, ‘спонсор’, ‘киллер’

Меня вообще тошнит и рвет

от всяких умных выражений,

и я воздерживаюсь от –

паронимических сближений.

 

* * *

В комнате, похожей на мою спальню,

человек, похожий на меня,

читает нечто, похожее на стихи,

женщине, похожей на мою жену.

 

* * *

Иной вовсю глаголу рад

и жжет сердца им обязательно.

А мне он – полуфабрикат

для отглагольных прилагательных.

 

СОНЕТ ОДНОЙ РИФМЫ

Время рассыпалось на минуты.

Рубль – хорошо, но милей валюта.

Бросьте розыски Абсолюта:

черт не страшней, чем его Малюта.

Или – по пьяни, во время блуда,

лучше отдаться на волю плута?

Не кровопийца ведь – это круто!..

Цезарь – усыновитель Брута.

А может, и правда, совсем не худо –

на кухне, под утлое третье блюдо,

эзоповой заумью обэриута

сладостно ныть, что, мол, время люто,

благоговея в надежде чуда…

В сущности, всяк – сам себе Иуда.

 

* * *

Извилины – как ясли мысли.

Листки бумаг – ее пеленки.

А ну-ка, Солнце, ярче свистни

и мысли высветли потемки!

Там, в закоулках трансцендентных,

прижали ушки, как зайчатки,

еще нейтральны, точно деньги,

ее невнятные зачатки.

Но то, что там тихонько снилось,

обрушась миру в гулкий бункер,

на плюс развалится и минус,

на как бы золото и пурпур.