Младший Герцен, или Зачем Ставрогин ездил в Исландию?

Разбирая роман «Бесы», Л. Сараскина задала вопрос, почему Достоевский послал Николая Ставрогина не куда-нибудь, а в Исландию? Ниже мы попробуем на этот вопрос ответить, обратившись к реальному персонажу, младшему Герцену. Если об Александре Ивановиче Герцене написаны горы литературы (а недавнее двухсотлетие добавило еще), то о его сыне, тоже Александре, известно гораздо меньше. Между тем младший Герцен, хотя и жил вдали от России и революционером не стал, успел прописаться в истории — и, в частности, в истории литературы. Популяризатор науки и успешный физиолог-экспериментатор, он окончил жизнь профессором Лозаннского университета. А в свои молодые годы младший Герцен внушил Достоевскому некоторые черты героя «Бесов» Николая Ставрогина. Его спор с отцом о свободе воли показал, что Саша гораздо ближе к нигилистам-«базароидам», чем того хотелось старшему Герцену. В этом споре Герцен-отец и Достоевский неожиданно оказались на одной стороне — против Герцена-сына.

Встреча на корабле

Октябрьским днем 1863 года на пароходе, отплывающем из Неаполя в Ливорно, встретились две русских знаменитости — Александр Герцен и Федор Достоевский. Достоевский со своей спутницей Аполлинарией Сусловой уже стоял на палубе, когда заметил поднимающегося по сходням Герцена с сыном и двумя дочерьми. Отступать было некуда, и Достоевский представил Аполлинарию как свою родственницу. Сын Герцена Александр, которому исполнилось двадцать четыре года, и «родственница» разговорились. «Это какой-то отчаявшийся юноша, — записала тогда в дневнике Аполлинария. — Я, говоря о моих заграничных впечатлениях, сказала, что везде нахожу более или менее гадость, а он доказывал, что не более или менее, а везде одинаково гадко»¹. Узнав, что зиму Аполлинария проведет в Париже, молодой Герцен просил позволения ее там навестить.

Пока происходила эта встреча двух родственных душ, Достоевский нервно шагал по палубе. После он потребовал, чтобы Аполлинария обязательно известила его, если Герцен-младший соберется ее повидать. Правда, он считал нужным, чтобы Аполлинария в знак уважения подарила Александру свою фотографию, как незадолго до этого обменялись фотографиями он сам и Герцен². Она так и сделала, записав на карточке свой адрес. Позже Достоевский сообщал Аполлинарии, что на ее фотографии Александр написал слова отца: «С одним рассудком люди не далеко бы ушли»³.

По приезде в Ливорно Герцен и дети распрощались с Аполлинарией, а Достоевский пошел провожать их в гостиницу и остался там обедать. О чем говорилось за столом, неизвестно, но можно предположить, что речь зашла о занятиях молодого Герцена, который в 1861 году получил степень доктора медицины в Бернском университе. Возможно также, что говорилось о его недавних поездках в Гейдельберг и Швецию — конечно, без упоминания о том, что эти поездки совершались по поручению подпольной партии «Земля и воля». Вероятно, что в разговоре была упомянута первая публикация Александра, вышедшая в «Северной пчеле», которую регулярно читал Достоевский. Это была статья об участии юного Герцена в научной экспедиции к берегам Норвегии и Исландии, которую организовал немецкий ученый, друг семьи Карл Фогт. Содержания разговора Достоевский Сусловой не пересказал, но впоследствии отзывался об Александре не вполне одобрительно. Причина, возможно, крылась не только в ревности, но и в манерах юного Герцена, которые Достоевскому могли показаться высокомерными. Известно, что новоиспеченный революционер мог вести себя подчас заносчиво и что даже старший Герцен с Огаревым выражали недовольство его «дерзким тоном» и «самолюбивыми замашками»⁴.

Когда несколько лет спустя Достоевский задумал роман «Атеист», давший начало «Бесам», он вполне мог вспомнить дерзкого юношу Герцена. Как и Саша, Ставрогин отправился в экспедицию по северным морям: «Примазался где-то к какой-то ученой экспедиции в Исландию и действительно побывал в Исландии»⁵. Саша учился в немецкоязычном университете в Берне; Ставрогин «одну зиму слушал лекции в одном немецком университете»⁶. Ставрогин принял гражданство швейцарского кантона Ури; Герцен с детьми, после того как возвращение в Россию оказалось невозможным, стал гражданином кантона Фрибург. После выхода статей Л. Гроссмана одним из наиболее вероятных прототипов Ставрогина считается Михаил Бакунин⁷; младший же Герцен одно время — в том числе в момент встречи на корабле — стоял гораздо ближе к Бакунину, чем его отец.

Сразу после выхода романа персонажей «Бесов» назвали повзрослевшими Кирсановыми и Базаровыми. Конфликт эстета и либерала Степана Верховенского с его детьми и воспитанниками развивался так, как, возможно, сложились бы отношения тургеневских отцов и детей, будь они реальными людьми, десять лет спустя, в новых исторических обстоятельствах. В «Бесах» поколение отцов одряхлело, а дети, наоборот, стали агрессивнее и уже не резали лягушек, а на практике готовили революцию. С таким поворотом событий пришлось столкнуться и самому Герцену. В конце 1860-х годов молодое поколение революционеров, выросшее на «Колоколе» и «Полярной звезде», вдруг стало третировать отца либерализма как политического мертвеца. Отбиваясь, тот называл молодых эмигрантов «Базаровы», «базароиды», «базаровская беспардонная вольница»⁸. От роли Кирсанова он, правда, отказался, но все же признал, что «Базаровы — наши блудные дети»⁹.

Герцена давно уже не было в живых, когда в 1876 году Достоевский еще раз поднял тему отцов и детей, теперь в связи с самоубийством Лизы Герцен. Правда, он думал, что покончила с собой не Лиза, а дочь Герцена от первого брака, Ольга. Впервые Достоевский увидел Ольгу летом 1862 года, когда она, единственная из семьи Герцена, из-за ветрянки не поехала на курорт и осталась в Лондоне. Достоевский тогда просил у Герцена ее фотографию. Осенью 1863 года на корабле он вновь встретил Ольгу и там же познакомился со старшей дочерью, Натальей. В 1869 году до него доходили слухи о том, что Наталья страдает душевным расстройством (он не знал, что та быстро от него оправилась). О существовании Лизы Достоевский, по-видимому, не знал и не мог представить все сложные обстоятельства ее рождения (от Натальи Тучковой-Огаревой) и воспитания. Тем не менее и в смерти Лизы, и в безумии Натальи он винил атеистические настроения их отца. Дочь Герцена, утверждал Достоевский, умерла «от тоски <…> и бесцельности жизни — лишь вследствие своего извращенного теорией воспитания в родительском доме, воспитания с ошибочным понятием о высшем смысле и целях в жизни, с намеренным истреблением в душе ее всякой веры в бессмертие». Душа Лизы якобы не вынесла «прямолинейности, сообщившейся ей в доме отца еще с детства»¹⁰.

Если Достоевский и был в какой-то степени прав, обвиняя Герцена в «прямолинейном» воспитании своих детей, то это скорее касалось не дочерей, а сына — первенца Александра. Именно его Герцен стремился воспитать в естественнонаучном духе, что ему и удалось. Сашу обучал один из самых известных естествоиспытателей середины века Карл Фогт, сторонник крайнего материализма, считавший, что «мысль находится почти в таком же отношении к головному мозгу, как желчь к печени или моча к почкам»¹¹. Усвоив с ранних лет взгляд на человека как на собрание рефлексов и продукт окружающей среды и став к тридцати годам известным физиологом, Саша начал спорить с отцом по научным и философским вопросам. Он утверждал, что сознание, «я» и воля человека сводятся к физиологическим отправлениям; отец с этим не соглашался.

По времени этот спор, начавшийся в 1867 году, совпал с конфликтом Герцена с «молодой эмиграцией». Конечно, это еще не дает основания провести параллель между Сашей и «базароидами», как это, вероятно, приходило на ум Достоевскому, когда он задумывал «Бесов». Но Герцен иногда чувствовал, что выросший на Западе Саша — другой. Английский историк Э. Карр когда-то писал о том, что семья Герцена и его первой жены Натальи Захарьиной в конце 1840-х годов стала сценой, на которой разыгралась запоздалая драма романтизма. Пожалуй, можно сказать, что в 1860-х годах в семье Герцена вершилась другая драма — нигилизма¹².

Блудные дети

Герцен однажды признался, что иметь дочь для него легче, чем сына, так как он — амбициозный отец — от мальчика потребует слишком много¹³. Его первенцем был, однако, мальчик, появившийся на свет 13 июня (старого стиля) 1839 года и названный Александром; его отцу в то время было двадцать семь лет. Сразу после рождения сына Герцен записал в дневнике обращенные к нему слова: «Иди в жизнь, иди на службу человечеству, я тебя обрек на трудный путь <…> Всею силою отца, всею силою воспитателя, всею силою магнетизма поведу я тебя по пути, не мною избранному для тебя, а богом для человечества»¹⁴. Такое напутствие обязывало. Сам Герцен в отрочестве поклялся вместе со своим другом Огаревым отдать жизнь освободительной борьбе и теперь хотел видеть на том же поприще сына. В день памяти декабристов, 14 декабря 1854 года, Саша получил в подарок их портреты, а к новому 1855 году отец подарил ему только что вышедшее русское издание своей книги «С того берега» с посвящением. Герцен звал сына ехать в Россию, чтобы проповедовать «религию общественного пересоздания». «Мы не строим, мы ломаем, мы не возвещаем нового откровения, а устраняем старую ложь, — писал он, обращаясь к сыну. — Не останься на старом берегу <…> Лучше с ним погибнуть, нежели спастись в богадельне реакции»¹⁵.

После такого благословления сыну оставалось только мечтать о поездке на родину. Возвращающемуся в Россию другу восемнадцатилетний Саша пишет: «Как бы я желал <…> пожить с вами в России. Надеюсь, что это время придет когда-нибудь!» Но сперва он учился, потом откладывал поездку за другими делами. Кроме того, они с отцом опасались репрессий царского правительства, которым подверглись на родине многие русские за то только, что за границей виделись с Герценом. Вопрос о публикации в журнале «Северная пчела» Сашиной невинной заметки о путешествии в Исландию решал сам царь; в результате заметка появилась без имени автора. Когда позднее, в 1868 году, Саша сделал попытку поехать в Россию, где он мог бы востребовать у казны отнятое у отца имение, ему — гражданину Швейцарии — было отказано во въездной визе¹⁶.

Подходило совершеннолетие, а Саша еще не побывал на родине. Герцен очень страдал из-за того, что сын, рано покинувший Россию, растет иностранцем. «Как можно — без необходимости жить, например, в Англии?» — недоумевал он¹⁷. Больше всего он боялся «русских немцев», образованных западников, выучивших по книгам законы политической экономии и исторического развития, преданных принципам прусской бюрократии и французского централизма¹⁸. И конечно, он опасался, что Саша станет западником, рационалистом и доктринером, безусловно верящим в единственный научный метод и единственно правильный политический путь. «Будь, пожалуй, и не профессор, будь просто человеком — но человеком развитым», то есть тем, кто участвует в общем деле, — писал студенту Саше отец¹⁹.

В России, как часто напоминал он сыну, Саша был бы одним из «богатейших наследников», не только и не столько в материальном смысле. Его, верил Герцен, принял бы с распростертыми объятиями «лучший и самый симпатичный круг» русской интеллигенции, читатели «Колокола». Они считали Сашу наследником Герцена и Огарева и не скрыли своего сожаления, когда его карьера сложилась по-другому. Его некролог в российском медицинском журнале полон разочарования в тех надеждах, которые возлагало когда-то русское общество на сына великого Герцена. Такая оценка тем более удивительна, что высказана она не в каком-нибудь пропагандистском издании, а в профессиональном медицинском журнале. От младшего Герцена ожидали, что он «не будет предан только чистой науке, не будет чужд России и пойдет по тому пути, который был указан «дорогому Саше» в «Былом и думах»». Однако, сокрушался автор некролога, сын Герцена «был только европейцем, не болевшим нашими скорбями, не радовавшимся нашими радостями»##[Аноним] А. А. Герцен. Некролог // Практический врач. Т. 5. 1906. № 33. С. 567.

1. Эта встреча описана Аполлинарией Сусловой в дневнике от 22 октября 1863 года; см. также: Сараскина Л. Возлюбленная Достоевского. Аполлинария Суслова: биография в документах, письмах и материалах. М.: Согласие, 1994. С. 137.[↩]
2. О фотографии Достоевского с его автографом Герцену см.: Желвакова И. А. Тогда… в Сивцевом (Прогулки по Сивцеву Вражку и воображаемые путешествия в прошлое московского переулка). М.: Город, 1998. С. 51-52.[↩]
3. Цит. по: Сараскина Л. Возлюбленная Достоевского. С. 137-138.[↩]
4. Цит. по: Дрыжакова Е. Н. Достоевский и Герцен (У истоков романа «Бесы») // Достоевский: материалы и исследования / Под ред. Г. М. Фридлендера. Т. 1. Л.: Наука, 1974. С. 229.[↩]
5. Достоевский Ф. М. Собр. соч. в 12 тт. Т. 8. М.: Правда, 1982. С. 52.[↩]
6. Цит. по: Сараскина Л. И. «Бесы»: роман-предупреждение. М.: Советский писатель, 1996. С. 60.[↩]
7. Гроссман Л. П., Полонский Вяч. Спор о Бакунине и Достоевском. Л.: ГИЗ, 1926. Л. Сараскина добавляет к прототипам этого персонажа фигуру Николая Спешнева (см.: Сараскина Л. И. Указ. соч.).[↩]
8. Герцен А. И. Собр. соч. в 8 тт. Т. 8. М.: Правда, 1975. С. 308-309, 265, 315.[↩]
9. Дрыжакова Е. Н. Указ. соч. С. 233.[↩]
10. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 год // Достоевский Ф. М. Искания и размышления. М.: Советская Россия, 1983. С. 338, 315.[↩]
11. Фогт К. Физиологические письма / Перевод Н. Бабкина и С. Ламанского с 3-го нем. изд. СПб.: О. И. Бакст, 1863. С. 335.[↩]
12. Carr E. H. The Romantic Exiles: A Nineteenth-Century Portrait Gallery. Boston: Beacon Press, 1961.[↩]
13. По словам Н. Тучковой-Огаревой. См.: Герцен и Огарев в кругу родных и друзей. Литературное наследство. Т. 99. Кн. 2. / Под ред. Л. Р. Ланского и С. А. Макашина. М.: Наука, 1997. С. 258.[↩]
14. Герцен А. И. Собр. соч. в 30 тт. Т. 1. М.: АН СССР, 1954. С. 334. Подробные биографические сведения об А. А. Герцене (1839-1906) см. в кн.: Матюшенко А. И. Александр Александрович Герцен // Литературное наследство. Т. 99. Кн. 2. С. 280-295.[↩]
15. Герцен А. И. Собр. соч. в 8 тт. Т. 3. С. 223.[↩]
16. Литературное наследство. Т. 99. Кн. 2. С. 302. Герцен написал по поводу отказа Саше в визе статью «Les Incorrigibles», см.: Герцен А. И. Собр. соч. в 30 тт. Т. 20. Кн. 1. С. 433.[↩]
17. Герцен А. И. Собр. соч. в 30 тт. Т. 27. Кн. 1. С. 9.[↩]
18. См.: Келли А. Был ли Герцен либералом? / Перевод с англ. С. Силаковой и Е. Канищевой // Новое литературное обозрение. 2002. № 6 (58). [↩]
19. Герцен А. И. Собр. соч. в 30 тт. Т. 27. Кн. 1. С. 13, 9.[↩]