Михаил Осоргин: художник и журналист

Есть книги, которые «участвуют» сразу в нескольких аспектах культурной жизни. Так и в этом случае: интерес к биографии и творчеству Михаила Осоргина естественен – не так давно «обжилась» в нашем сознании литература русского зарубежья и русская культура первой половины XX века, какой мы ее знали, какой ее разрешалось в ту пору знать, стала прирастать, богатеть на глазах. Имя Михаила Осоргина прозвучало сразу же. В чем-то судьба эта определенно трагическая – вспомним, Осоргин был одним из 217 насельников знаменитого «философского парохода», отправленных в изгнание большевистскими властями, но до 1937 года, пока не закончился срок действия советского паспорта, так его и не поменял. Удивляет масштаб этой личности: не случаен и подзаголовок рецензируемой книги – «художник и журналист». Осоргин – один из организаторов Всероссийского союза журналистов и его председатель (с 1917), товарищ председателя Московского отделения Союза писателей. И этим деятельность его личности не ограничивается: до отъезда он был активным членом Всероссийского комитета помощи голодающим (1921), который вызывал яростную ненависть властей, и между прочим, одним из известнейших представителей русского масонства, в частности, организовал в Париже ложу «Вехи». Не одному из молодых литераторов русского зарубежья рекомендацию для посвящения в масоны давал Осоргин (например, Вадиму Андрееву, Гайто Газданову, Леониду Зурову). Неудивительно поэтому, что о жизни и творчестве Михаила Осоргина можно писать монографии. Однако пермское издание обладает особой ценностью. Первопроходческие труды В. Н. Топорова, посвященные «городскому <в частности Петербургскому> тексту» русской литературы, инспирировали более широкую во всех смыслах постановку аналогичной проблемы на другом материале. Прежде всего, это сказалось на определении объекта исследований: семиотический по своей сути «текст» Топорова стали рассматривать в контексте не только литературы, но и культуры в целом. Во-вторых, от Петербурга исследователи пошли вширь. Уже сам Топоров писал о напрашивающемся, хотя, на его взгляд, и не сложившемся в единое целое «московском тексте». Для изучения «локального <пермского> текста» В. Абашев, заведующий кафедрой журналистики Пермского университета и автор книги 350
«Пермь как текст», создал при кафедре общественную Лабораторию городской культуры и СМИ. За 10 лет работы пермяки сумели издать пять книг, посвященных «пермскому тексту»¹: «Пермский текст» изучается с любовью и тщанием: кроме обзоров газет, записываются рассказы горожан о городе, проводятся интервью с участниками местного литературного движения, а в последнее время много внимания уделяется так называемому пастернаковскому направлению, где «локальный текст» предстает не только в описании Перми Юрятина в «Докторе Живаго», но, например, как «след», оставленный в поэзии Пастернака местечком Ивака, где поэт служил конторщиком на заводе в 1916 году. Книга об Осоргине органично встает в ряд уже изданных, но выходит за рамки монографий или сборников материалов очередной конференции. Образ писателя воссоздается из мозаики; биография, семья, учеба, люди вокруг, книги, масонская деятельность (публикуется один из докладов Осоргина в масонской ложе), работа в прессе, личные мемуары писателя. Всему этому сопутствует раздел «Местное культурное наследие и практики презентации территории», который, хотя и поставлен на второе место, но именно он демонстрирует предпосылки и специфику создания регионального мифа и устанавливает нерасторжимую связь двух слагаемых общеизвестного речения genius loci. Тот особостью дышащий гений места и возникает, конечно же, потому, что гений, дух ощущает связующую нить меж собой и единственным местом, средой, его породившей и воплотившейся в творчестве. Наиболее выразительно это представлено в рецензируемой книге двумя статьями составителя и редактора В. Абашева. Справедливо утверждая, что «эмоции – проекция глубинных структур» (с. 15), Абашев демонстрирует благоговейное отношение Осоргина к рекам как лону жизни, средоточию мира и находит внутреннюю связь с водной стихией у любимых героинь писателя, Танюши из «Сивцева Вражка» и Наташи из «Свидетеля истории». Эта личная мифология Михаила Осоргина напрямую связана с символикой «пермского текста» и утверждает значимость и самобытность геопоэтики.

И. БЕЛОБРОВЦЕВА

г. Таллин

1. Прогулки по старой Перми. Страницы городского фельетона. Пермь: Юрятин, 1998; Абашев В. В. Пермь как текст. Пермь: Изд. Пермского университета, 2000; Осоргин М. А. Московские письма (1897 – 1903). Пермь: Изд. Пермского университета, 2003; Сидякина А. А. Маргиналы (Уральский андеграунд: живые лица погибшей литературы). Челябинск: Издательский дом «Фонд Галерея», 2004; В поисках Юрятина: Литературные прогулки по Перми. Пермь: Фонд «Юрятин», 2005. [↩]