№4, 1968/Мастерство писателя

Мастерство. Опыт. Существуют ли они сами по себе?

По просьбе редакции писатель Г. Бакланов ответил нашему корреспонденту Н. Журавлеву на ряд вопросов, относящихся к писательскому мастерству, назначению таланта художника, роли искусства.

И то такое мастерство литератора? Какова его связь с личным опытом? Давайте разберемся. Опыт. Обычно предполагается, что он возрастает с годами, по мере того, как человек живет, что-то делает, совершенствуется в своей, деятельности, извлекает уроки из успехов и неудач (пусть даже только своих).

Мастерство. В общеупотребительном смысле это понятие тоже больше применимо к человеку, пожившему, овладевшему какими-то навыками, обладающему суммой навыков и тоже, в общем, имеющему опыт.

Посмотрим, как это получается в литературе. История литературы и прежних веков, и самой новейшей знает примеры, когда молодой писатель, дотоле неизвестный, следовательно, не имеющий опыта и мастерства в том понимании, о каком сказано выше, создает великую книгу, и о ней говорят, что написана она рукой мастера. А после, прожив целую жизнь, став признанным мастером, став авторитетом, он не создает ничего подобного, оказывается не способным приблизиться к собственному уровню.

Разумеется, создавал он не на голом месте, за его плечами был многовековой опыт литературы всех времен и народов. Этот опыт доступен каждому. Однако не каждый способен, базируясь на нем, создать нечто новое, не каждый способен даже просто впитать его.

Об опыте литератора надо говорить не вообще, а об опыте воплощенном; о мастерстве не вообще, а о мастерстве, которое воплотилось в книги. И вот получается странная вещь, как бы противоречащая элементарной логике: после одной замечательной или, допустим, нескольких интересных книг человек начинает писать все хуже, хуже или вообще перестает писать. Если суть в мастерстве, в опыте, которые вообще имеют свойство накапливаться, то тут все идет наоборот: они не накапливаются, а убывают. В чем же дело?

Дело в том, что в основе мастерства и даже опыта непременно лежит то самое качество, которое обычно определяется словом талант, что без таланта не бывает и мастерства. Ведь талантливая книга – это открытие мира! Конечно, на пути к открытию человек должен усвоить определенную азбуку. Но азбуку усваивают все, а открытия делают немногие.

В свое время, очевидно, оттого, что много нескромных и неталантливых людей применительно к себе часто употребляли слово «талант», как бы тем самым причисляя себя к некоей категории избранных, Горький сделал упор на другое, более обыденное слово: «работа».

Нередко можно наблюдать сейчас иную крайность: люди малоодаренные, но целеустремленные сверх меры, энергичные, не отличающиеся к тому же щепетильностью, спекулируют этим хорошим словом – «работа», пытаясь вообще ставить под сомнение такие понятия, как «талант», «одаренность». Графоман работает не меньше гения, а если судить по объему продукции, так даже и больше, но результаты его труда плачевны.

Уже и сейчас исследуется учеными, а в дальнейшем будет изучено и в простых формулах показано, что талант – это весьма конкретная вещь, что в мозгу человека талантливого, когда он работает, происходят определенные процессы, в мозгу же графомана при всем желании эти процессы не происходят, и потому столь различны результаты их работы. Когда эти процессы будут поняты, уловлены и выражены в формулах, они и для большинства людей станут тем, что можно «руками пощупать». Это, конечно, создаст некий отрезвляющий момент.

Поймите меня, речь идет не об избранности, не о том, что кто-то присваивает себе нечто, чего на самом деле вообще не существует. Могучий талант художника, писателя, ученого существует точно так же, как и могучие мускулы боксера, штангиста. Это – реальность. И никто с тощими мускулами из чувства самосохранения не выходит на ринг оспаривать могущество чемпиона.

В одних и тех же залах, на одних и тех же снарядах, по сходной методике тренируют, учат мастерству тысячи боксеров, тысячи штангистов, но Попенченко, Кассиус Клей, Юрий Власов – неповторимы, хоть и будут со временем превзойдены. Их не лучше учили, и не обязательно они больше других работали. Но они больше других наделены от природы, и потому при тех же равных условиях учеба особенно «пошла им впрок», дала более ощутимые результаты. Каждый из них не только усвоил мастерство, известное прежде, но и обогатил его, создал нечто новое, – это непременное свойство таланта.

Писателя так же, как и человека любой другой профессии, надо учить мастерству. По мере того как он учится мастерству, он приобретает определенные навыки, совокупность навыков, то есть опыт. Но главный опыт литератора – это его биография, прожитая им жизнь. Это тот главный источник, из которого черпает он бесконечно, а черпать, не пополняя, конечно, нельзя.

Действительно, существуют в литературе сознательные приемы. Можно им научиться, учить, во всяком случае. Работая со студентами Литературного института, я пытаюсь делать это. Например, можно учить композиции, соразмерности частей в рассказе, повести и тому подобное. Учить тому, когда можно и следует остановить действие, а когда не следует.

Но вот чему, мне кажется, нельзя научить – это чувству меры. И многие именитые, признанные писатели таким чувством не наделены, хоть и могут объяснить теоретически, что оно такое, могут даже учить этому молодых литераторов. Когда у писателя есть чувство меры, книга его прекрасна. Качество это редкое, какова в нем доля неосознанного и сколько сознательного – сказать не берусь. Ведь сказано же: я беру кусок мрамора и отсекаю в нем все лишнее. Просто? Проще некуда. Попробуйте-ка сделать!

Можно бесконечно совершенствоваться в мастерстве, оттачивать сознательные приемы, – от одних этих упражнений ничто живое на свет не родится. Когда проявляется талант, то сделанное им с течением времени кажется всем само собой разумеющимся, таким, чего не быть не могло.

Цитировать

Бакланов, Г. Мастерство. Опыт. Существуют ли они сами по себе? / Г. Бакланов // Вопросы литературы. - 1968 - №4. - C. 90-105
Копировать