Максим Чертанов. Диккенс; Жан Пьер Оль. Диккенс

Максим Чертанов. Диккенс.М.: Молодая гвардия, 2015.(Большая серия ЖЗЛ).361[7]c.;Жан Пьер Оль. Диккенс/Перевод с фр.,прим.,послесл. Е.В.Колодочкиной. М.:Моло­дая гвардия,2015.(Малая серияЖЗЛ).299[5]с.

В 2015 году в ЖЗЛ вышли сразу две книги о Чарльзе Диккенсе, в Большой и Малой сериях. Учитывая, что год не назовешь юбилей­ным, факт приятный, демонстрирующий, казалось бы, повышенный интерес в России к писателю. Впрочем, предыдущая книга о нем вы­шла в ЖЗЛ лишь в 1963 году. Пора обновить книжную полку.

В англоязычном мире за последнюю четверть века появилось около десятка биографий Диккенса. Часть сосредоточена на отдель­ных  вопросах  (например,  на  окружавших  писателя  женщинах), некоторые же представляют всеохватные расследования, где впечат­ления и их отражения в текстах, дружеские и личные связи просле­живаются досконально. Самое заметное из них— выдающийся труд Майкла Слейтера «Чарльз Диккенс: жизнь в творчестве» (2009), впечатляющий не только масштабом документального аппарата и количеством упомянутых работ Диккенса, но и своего рода воскре­шением внутреннего мира личности писателя. У нас же до сих пор еще остаются не переведенными полностью письма самого Диккен­са, а единственному полному собранию сочинений, в котором часть их опубликована, скоро исполнится 60 лет. Так есть ли интерес к пи­сателю?

На вопрос пытается ответить и автор варианта в Большой се­рии Максим Чертанов, — колеблясь, выбирая положительный от­вет и дальше строя свое повествование вокруг проблемы неиску­шенного читателя «с какого романа начать?». Да, после биографии 1963 года, написанной британцем Хескетом Пирсоном, нам пред­ставляют русского Диккенса. Причем русский он здесь не столько по причине гражданства автора — он русский по аудитории, по чи­тательскому языку, по рецептирующей мысли: «После смерти По­ля старший Домби встретил девушку Эдит — для нас это вариа­ция на тему Настасьи Филипповны…» (с. 177)

Если быть более точной, вопрос, с которого начинает размышле­ние Чертанов,— вопрос об актуальности Диккенса. «Устарела тема­тика? Что нам Диккенс? Про что это? Нет давно никаких долговых тюрем, работных домов, служаночек, которых морят голодом, людей, что за весь день съели «хлебца на пенни». Нет— правда же?— бога­тых и бедных, нет беспризорных, нищих, побирушек, проституток, воровских притонов, нет невинных в тюрьмах, нет домишек без воды и электричества, нет детей, которых мучают в детдомах, нет больниц­развалюх, министров­коррупционеров, депутатов­кретинов, тупых нуворишей, фальшивых филантропов, богатых священников и бед­ных прихожан— ну конечно же нет…» (с. 7) Автор биографии пара­ доксален: он то признает, что Диккенс труден для чтения, то запоем цитирует целые страницы текста, то возрождает в нашем воображе­нии  весь  арсенал  ассоциирующихся  с  Диккенсом  «английских» штампов— плед, чай, ненастье за окном, камин (или хотя бы обогре­ватель), то видит описанные им реалии в российской действительно­сти. Так, герои романа «Домби и сын», по его словам, «стандартный набор», и есть там «вечная его идея: бедные такие же люди, как бога­тые, хотя по сюжету романа легко можно было обойтись без бедных.