«Лолита» в эпоху #MeToo. Как современные писательницы переосмысляют набоковский роман

Самый известный роман Владимира Набокова допускает множество трактовок как сюжета, так и формы. Это и аллегорическая история соблазнения юной наивной Америки старой опытной Европой, и мастерское воплощение приема ненадежного рассказчика, и вывернутый наизнанку детектив, и даже сновидение автора, и, конечно же, реалистичная история взаимоотношений взрослого мужчины и несовершеннолетней девочки, которая различными читателями воспринимается то как история великой любви, то как история насилия.

Именно как история насилия читается в наши дни «Лолита» на Западе, на что во многом повлиял феминистский дискурс. Подтверждается это и отзывами в англоязычной прессе последних лет, подробно проанализированными в статье Льва Оборина на сайте «Полка» [Оборин 2022], и переведенной три года назад книгой Сары Вайнман «Подлинная жизнь Лолиты», в которой, в частности, встречается такая цитата:

Гумберт Гумберт описывал одержимость. Владимир Набоков хотел создать архетип. Образами же реальных девочек, соответствовавших представлениям о мифических нимфетках, приходилось жертвовать ради художественной условности. Насилие, которое довелось пережить Салли Хорнер и многим другим, — не вымысел и не фигура речи, каким бы гениальным ни был стиль рассказа [Вайнман 2019: 42].

Однако не только журналистки и исследовательницы обращаются к размышлению о набоковском романе. Делают это и писательницы. В 2020 году в Америке выходит роман Кейт Элизабет Рассел «Моя темная Ванесса», который сразу же характеризуют как «»Лолиту» эпохи #MeToo». В 2021-м роман переводят на русский язык (перевод с английского Л. Карцивадзе), публикация вызывает как дискуссию вокруг сюжета¹, так и новую волну рассуждений о возможных трактовках набоковского романа. В центре обсуждений — вопрос о том, являются ли эти романы произведениями о любви — или же о насилии. В этом же году на русском языке выходят еще две книги схожей тематики: «Райский сад первой любви» тайваньской писательницы Линь Ихань (2017; перевод с китайского Н. Власовой) и «Согласие: мемуар» француженки Ванессы Спрингора (2019; перевод Ю. Аревкиной)². Их объединяет то, что все три представляют собой как бы перевернутые сюжеты «Лолиты» — истории, рассказанные с точки зрения героини. Причем это не первые в культуре попытки дать слово Лолите:

Для современных интерпретаторов романа становится важным вернуть Долорес Гейз свой голос, превратить ее из объекта гумбертовской страсти в самостоятельного персонажа. Канадская поэтесса Ким Морисси выпустила сборник стихотворений, написанных от лица набоковской героини, — «Poems for Men who Dream of Lolita» (1992). Итальянская писательница Пиа Пера написала роман «Lo’s Diary» (1995), где право рассказчика также отдано Долорес. В книге Азар Нафиси «Читая «Лолиту» в Тегеране» (2003) история «Лолиты» сравнивается с ситуацией в Иране после Исламской революции: так же как Гумберт делает из девочки Долли «мою Лолиту», так и тоталитарное государство делает живых людей частью навязчивой несбыточной утопии, —

пишет Полина Рыжова в статье о «Лолите» на «Полке» [Рыжова 2019].

Повествование в «Ванессе» ведется от лица героини, а история развивается параллельно в прошлом и настоящем, где тридцатидвухлетняя сломленная женщина по имени Ванесса Уай размышляет о том, как на ее жизнь повлияли начавшиеся семнадцать лет назад отношения с сорокадвухлетним школьным учителем литературы Джейкобом Стрейном. От восприятия этой истории как любовной рассказчица постепенно переходит к осознанию того, что в действительности это было насилие. Поводом для размышлений становится пост в социальной сети другой молодой женщины, которая также, будучи подростком, пострадала от домогательств Стрейна.

В основе повествования «Райского сада» — три сюжетные линии: история многолетнего насилия репетитора над своей ученицей, рассказ о благополучной на вид молодой семье, в которой муж регулярно избивает жену, и финальное эссе о ментальном расстройстве самой писательницы. В интервью на китайском телевидении Линь Ихань призналась, что описанная в книге история абьюза и последовавшего за ним безумия — ее собственная. Полиция отказалась возбуждать уголовное дело, и вскоре девушка покончила с собой в возрасте 26 лет.

Книга Спрингора «Согласие» в момент выхода произвела во Франции фурор. Подзаголовок «Мемуар» у оригинала прямо говорит читателю, что в основе — реальная история самой писательницы, которую в тринадцать лет совратил известный литератор. В романе он фигурирует под инициалами Г. М. — читатели быстро опознали в нем Габриэля Мацнеффа, чья расположенность к девочкам и мальчикам была широко известна и не только не порицаема обществом, но даже наоборот. В опубликованных в 1985 году дневниках Мацнефф пишет, что иногда в его постели оказывалось до четырех мальчиков в возрасте от 8 до 14 лет. А ранее, в 1977 году, он опубликовал открытое письмо за декриминализацию отношений с несовершеннолетними, которое среди прочих подписали Ролан Барт, Жиль Делез, Симона де Бовуар и Жан-Поль Сартр. После расставания с Мацнеффом героиня, которая также обозначена инициалом — В., бросает школу и попадает в психиатрическую клинику.

Говорить обо всех трех книгах в связи с «Лолитой» — помимо очевидных сюжетных перекличек — позволяют в первую очередь прямые отсылки к Набокову в каждой из них. Причем важно не только само упоминание набоковского романа, но и контекст, в котором оно возникает. Сравним:

Мистер Стрейн подошел ко мне, держа книгу так, что обложки по-прежнему не было видно. Я схватила ее, как только он положил ее на стол. Перевернув книгу, я увидела на мягкой обложке худенькие ноги в коротких носках и двухцветных ботинках, плиссированную юбку, из-под которой торчали костлявые коленки. Большие буквы поверх ног: «Лолита». Это слово мне уже где-то встречалось — кажется, в статье о Фионе Эппл, где ее называли «лолитоподобной», то есть сексуальной и слишком молодой. Теперь я понимала, почему мистер Стрейн рассмеялся, когда я спросила, не запрещена ли эта книга.

— Это не поэзия, — сказал он, — а поэтическая проза. По крайней мере, слог ты точно оценишь по достоинству.

Перевернув книгу и пробегая глазами аннотацию, я чувствовала на себе его взгляд. Очевидно, это была очередная проверка.

— Выглядит интересно. — Я бросила роман в рюкзак и вернулась к своему блокноту. — Спасибо.

— Потом расскажешь, что думаешь.

— Расскажу.

— Если тебя с ней поймают, я тут ни при чем.

Это Рассел. А вот Линь Ихань:

Девушкам с подготовительных курсов было как минимум шестнадцать, они давно уже отчалили от острова по имени Лолита. Фан Сыци было всего двенадцать или тринадцать, она все еще сидела посреди острова на дереве, и волны облизывали ее. Он не трогает девочек из богатых семей, бог его знает, какие неприятности учинят ему богатеи. Но девочка, похожая на фарфоровую куколку, ни за что не разобьется, если только ее специально не уронят. Было бы, конечно, здорово закрутить с ней. Это не то же самое, что помочь ученице сдать экзамен по первым желаниям, такие отношения поистине меняют жизнь. Это не то же самое, что покупать девочку. Одна школьница впервые увидела член и засмеялась над его уродством, но и завыла по-собачьи оттого, что ей предстоит вместить его жестокость; верхняя половина ее лица плакала, а нижняя смеялась, лицо приобрело трагикомическое выражение. А он так усердно раздвигал ее колени, что не успел заметить на трусиках маленький бантик в виде бабочки, присевшей чуть ниже пупка. Правда. И все из-за этого смеха сквозь слезы. Чего просить? А если не получится, тогда что? Книжная полка Фан Сыци казалась летописью острова Лолиты, с которого она хотела сбежать, но была отброшена волнами обратно на пляж.

Остров Лолиты — таинственный остров, куда он безрезультатно пытался пробраться. Страна молока и меда, молоко — ее грудь, а мед — нектары ее тела. Навестить ее, пока она еще на острове, и проникнуть в ее влагалище двумя пальцами, указательным и средним, слегка раздвинув их. Прижать ее к сочинениям нобелевских лауреатов, чтобы книги содрогнулись.

1. Так, например, критик и переводчик Михаил Визель писал о «Моей темной Ванессе»: «Сравнение с «Лолитой» не только неизбежно, но и прямо проговаривается — но Ванесса, строго говоря, не нимфетка. Впервые придя в дом к своему совратителю, хорошо кушавшая с рождения здоровая американская 15-летка мимоходом встает на весы, и те показывают 145 фунтов, то есть 65 кг — вес сформировавшейся взрослой девушки. И, соответственно, Джейка Стрейна нельзя в строгом смысле назвать педофилом: его тянет к молоденьким, но не к детям. И вообще, подчеркивает рассказчица, между ними не так уж мало общего: любовь к литературе, незаурядность, одиночество и неумение вписаться в «коллектив». Только вот с годами рождения им не повезло» [Визель 2021].[↩]
2. К этому списку можно также добавить не переведенные пока на русский язык «Putney» (2018) Софки Зиновьев, «Being Lolita» (2020) Элисон Вуд и «The Familia Grande: A Memoir» (2021) Камиллы Кушнер.[↩]