Критика: задачи и заботы

Публикуя статью Ю. Суровцева, редакция продолжает обсуждение актуальных проблем современной критики, начатое участниками анкеты «Боевые задачи критики» (N 3, 4, 5) и развитое в статьях А. Хайлова и В. Борщукова (N 7).

Время летит стремительно, оно так насыщено событиями, что подчас вчерашнее представляется уже давним. В памяти общества остается, однако, важнейшее…

Уже несколько месяцев отделяет нас от XXIV съезда партии, первые впечатления, складывавшиеся в ходе его работы, крепнут и углубляются.

Прежде всего – чувство грандиозности развернутой на партийном форуме общей панорамы жизни страны и мира, общей картины труда советского народа, труда космически обширного и беспредельно многообразного. И еще одно из самых сильных впечатлений, оставшихся с нами и после съезда: ощущение того, что грандиозное кипение творческих сил нашей родины, замечательные гуманистические перспективы новой пятилетки и – шире – нового этапа советской истории, размах и четкость конкретных планов партии и государства – что все это существует, происходит, будет происходить не где-то помимо каждого из нас лично, а рядом с тобою, и на твоем участке тоже, что оно обращено ко всем нам, а стало быть, и к тебе, вбирает и тебя в свой могучий, динамичный поток. «Возвышающее чувство соучастия» – так передал это ощущение сразу же после Отчетного доклада ЦК делегат съезда кинорежиссер Сергей Герасимов. Это ощущение движет нами и сегодня.

Да, мы снова и снова будем возвращаться к материалам XXIV съезда, все глубже и основательнее постигать богатейшее их содержание. Эти материалы – целая школа воспитания; политического, идеологического, в широком смысле слова духовного.

А еще, да позволено будет сказать, – и профессионального.

Трудно назвать какое-либо конкретное дело, какую-либо профессию, какой-либо тип профессиональной деятельности, о котором не было бы сказано на съезде. Сказано аналитично и вдохновляюще. С уважением к труду людей. И требовательно – так, чтобы завтра мы работали лучше, чем сегодня.

И о нас, критиках, было сказано на партийном съезде. Партия определила современные пути, критерии, ориентиры, масштабы и нашей профессиональной работы…

1

В Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду отмечено: «Несомненно, успехи советской литературы и искусства были бы еще значительнее, а недостатки изживались бы быстрее, если бы наша литературно-художественная критика более активно проводила линию партии, выступала с большей принципиальностью, соединяя взыскательность с тактом, с бережным отношением к творцам художественных ценностей».

Это слова высокой требовательности, это серьезный упрек. Его весомость очевидна уже из того, с какой трибуны он прозвучал. Нет, речь идет не о том, что критика вообще не причастна к «несомненному росту идейно-политической зрелости нашей творческой интеллигенции», к тому, что, как тоже отмечено в Отчетном докладе, «в истекшее пятилетие наши литература, театр, кино, телевидение, изобразительное искусство, музыка дали советским людям много нового, интересного, талантливого». Неверно было бы отрицать, что во всем этом есть, так сказать, капля и нашего меда, положительный вклад критиков, литературоведов, искусствоведов. Необходимость большей принципиальности в нашей работе – это значит, что удовлетвориться тем, что сделано, нельзя: реальные условия сегодняшней духовной жизни общества протестуют против такой самоудовлетворенности.

Место литературно-художественной критики в общественной жизни – вот первый вопрос, над которым мы должны подумать, исходя из того, что дал нам всем съезд.

Партия видит в советской литературно-художественной критике проводника своей линии. Это высокое доверие. И высота его обязывает.

Линия партии в области литературы и искусства основана на признании большой и все возрастающей роли художественного творчества в обществе; она устремлена к тому, «чтобы направлять развитие всех видов художественного творчества на участие в великом общенародном деле коммунистического строительства».

Конечно, проведение этой линии в творчестве является внутренним стимулом деятельности и поэта, и романиста, и драматурга, и живописца – короче, всех, кто созидает наше искусство социалистического реализма. Но соотнося успехи и недостатки нынешнего нашего искусства с деятельностью литературно-художественной критики, XXIV съезд КПСС подчеркнул нашу, критиков, особую ответственность за то, как мы участвуем и как должны участвовать в многогранной духовной работе, приближающей коммунизм.

Разумеется, литературная критика есть часть литературы, один из ее «цехов». По самой природе своей критика есть анализ художественной практики. Но специфика критической работы состоит не только в том, что мы, критики, судим – тогда как художники творят. Я хочу признать несовершенным и недостаточным образ критики как литературного «цеха»; я отважусь утверждать, что критика есть одновременно и часть литературы, и не ее часть.

Природа критики как общественного явления сложна. По отношению к публике, к «потребителям» искусства, шире – к обществу критика выступает как представитель интересов искусства художественно-эстетической культуры; с другой стороны, по отношению к тем, кто создает искусство, критика выступает выразительницей интересов и запросов общества – многообразных интересов и запросов, охватывающих и сферу политики, и сферу этики, и, конечно, эстетическую сферу.

Соответственно и аудитория критики как бы двойственна. Это и практики, созидатели искусства, и его потребители, публика. Нет большой беды, если какая-либо данная статья адресована художникам, а другая данная – широкой публике; беда будет в том случае, если произойдет разрыв между аудиториями, если критик будет говорить одно писателю и совсем другое – публике. Иными словами, если он, критик, забудет о диалектически-едином назначении своего труда.

Конечно, вряд ли кому из нас придет сегодня в голову утверждать право на элитарность критики, на ее невнимание к задачам идейно-эстетического воспитания публики, или, напротив, отрицать ее, критики, задачу быть не только ценителем искусства, но и воспитателем тех, кто его создает. И все же… И все же вдумаемся, например, в такое утверждение: «…Критика ведет диалог не с писателем – критика ведет диалог с обществом» ¹. Это противопоставление, между прочим, содержится в статье, пафос которой в том, чтобы убедить критиков не замыкаться в «литературном ряду», не быть только исследователями «имманентных законов художества» или комментаторами психологических «состояний» тех или иных литературных персонажей. «… Мы оказываемся, – справедливо пишет автор статьи от лица критиков, – перед необходимостью не оставлять вне пристального изучения первопричины этих состояний, коренящихся в действительности» ². Справедливо! Но ведь, изучив эти «первопричины», стоит «растолковать» их, наверное, и«обществу», и писателю?

Важно видеть в критике «самостоятельный институт, играющий в художественной культуре общества роль звена обратной связи, обеспечивающей ей возможность саморегулирования» ³, но правильно понять функцию этого «звена обратной связи» можно только тогда, на мой взгляд, когда мы учтем двуединую природу критики как общественного явления. Орган «самосознания» искусства, его голос в общественной жизни, литературно-художественная критика есть одновременно орган общественного сознания, голос общества в искусстве.

У нас идет речь о литературно-художественной критике, действующей в развитом социалистическом обществе. Это обстоятельство имеет принципиальное, качественно-содержательное значение для проблем «социологии критики».

На Западе нет недостатка в построении различных (из различных социологически-философских предпосылок проистекающих) схем, коими пытаются выразить «типологию форм взаимодействия художника, критики и публики». Эту типологию чаще всего строят, однако, в отвлечении от реальных типов общества. Так, в свое время Хью Д. Данкан насчитал пять «форм взаимодействия». В двух первых, там, где искусство замкнуто «в небольших интимных группах» или является монополией какой-либо группы, стоящей у власти, критик оказывается вообще необязательным «компонентом», фигурой вполне, так сказать, сбоку припека. Если же критик вступает в прочные связи, то эти связи оказываются ведущими его или к художнику (третий тип взаимодействия: писатель – пророк, критик – друг писателя и хранитель профессионально-художественных традиций), или к публике (четвертый тип: критик – работник газеты, журнала и пр.). Хью Д. Данкан допускает и «пятый тип отношений»: прочную связь всех трех «компонентов» схемы. Но это возможно, по его мнению, лишь в одном случае: «…Художник, критик и публика принимают на себя взаимную ответственность друг за друга, будучи убеждены в том, что искусство должно иметь автономную функцию в обществе»; все они, таким образом, обязаны исходить из бихевиористски толкуемого положения о художнике как «творце форм, функция которых – помочь нам сознательно исследовать.., что могут означать определенные действия» ⁴.

Итак, критика – это или друг искусства, или слуга публики, или… все сходятся на автономности искусства, его выделенности из общества.

В такого рода дилеммах отразились некоторые реальные стороны той общественной жизни, где господствуют отношения социальных антагонизмов, но отразились они в свою очередь иллюзорно, в виде абстрактно-опустошенных схем, оставляющих в стороне социальную определенность содержания понятий «художник», «критик», «публика». Предположить отсутствие разрыва между ними можно – согласно подобным концепциям – за счет признания.., разрыва между искусством «вообще» и обществом «вообще».

Социализм есть общество, которое сознательно, целеустремленно, исторически последовательно добивается того, чтобы «искусство могло приблизиться к народу и народ к искусству» ⁵; история социалистического общества есть – в этой плоскости разговора – история возрастающей роли литературы и искусства в духовной жизни социалистического общества. «Советский народ, – как подчеркивается в резолюции XXIV съезда КПСС по Отчетному докладу ЦК, – заинтересован в создании таких произведений, в которых бы правдиво отображалась действительность, с большой художественной силой утверждались идеи коммунизма».

Коммунистическая партия, взявшая на себя ответственность за народное строительство коммунизма, за научный анализ путей к нему, и организацию движения общества по этим путям, руководит (не может, не имеет права не руководить) и процессом развития художественной культуры. Партия вправе (и обязана) руководить этим процессом непосредственно, уделяя, как сказано в Отчетном докладе ЦК тов. Л. И. Брежневым, «большое внимание идейному содержанию нашей литературы и нашего искусства», стремясь и умея «увлечь художника благородной задачей служения народу, сделать его убежденным и активным участником преобразования общества на коммунистических началах», прилагая огромные усилия для «политического воспитания масс и повышения культурного уровня народа», ибо «великое дело – строительство коммунизма невозможно двигать вперед без всестороннего развития самого человека». Партия вправе видеть – и тут мы возвращаемся к теме статьи – проводника этой, благотворной и для искусства, и для народа линии в литературно-художественной критике – в критике, сделавшей своим внутренним убеждением марксистско-ленинскую идеологию, марксистско-ленинские эстетические принципы, ощущающей суть своей профессиональной работы в общественных условиях развитого социализма как работы партийной, как части партийно-коммунистического воспитания народа, и в том числе – деятелей искусства.

Что нужно от критики для того, чтобы эта суть се работы была не одним только требованием, не одним только пожеланием, а живым делом, практическим осуществлением?

Многое… И может быть, прежде всего наша критика должна быть научной, если она хочет выполнить свою важную роль в обществе (а она хочет ее выполнять!).

По материалам анкеты «Боевые задачи критики» (см. «Вопросы литературы», 1971, N 3, 4, 5) лейтмотивом проходит это требование научной основательности. Я мог бы с чувством полного своего согласия цитировать абзацы и целые страницы размышлений явного большинства из тридцати восьми своих товарищей по профессии – участников анкеты. Ограничусь одной цитатой, которая, на мой взгляд, хорошо передает господствующее сегодня настроение в критике, настроение и стремление ее: «Критика искусства – это прежде всего наука. Но для того, чтобы добиться успеха в ней, нужно владеть искусством критики. Трудным искусством, которое становится все трудней» ⁶

Сказано и ярко, и верно. А добавить следует, пожалуй, вот что…

Споры о том, является ли критика искусством или наукой, – давние споры. Я думаю, что здесь можно не касаться их истории, тех социально-классовых причин, по которым в тот или другой период истории культуры, в том или ином историко-культурном направлении перевес получала то одна, то другая концепция. Оставим здесь такие причины в стороне (однако отнюдь не забывая о них!). Учтем обстоятельство другого рода – реальное многообразие индивидуальностей критиков. Одних из них более, других менее сильно привлекает научное (литературоведческое, искусствоведческое) «прочтение» художественных произведений. Мы хорошо понимаем, что без индивидуальности, без личностного своеобразия нет критика. Но коль скоро речь идет о критике как общественном явлении, как о самостоятельно существующем и действующем социально-культурном институте, недомолвки и непроясненности в ответе на поставленный вопрос неуместны.

Имея предметом своей аналитической деятельности художественные произведения, созданные усилиями других людей, художников (произведения, взятые для анализа в отдельности, в совокупности, взаимосвязанности, движении и т. д. и т. д.), критик, очевидно, должен обладать некоторыми специфическими качествами, которые дают ему право «вершить суд» над ними. И художник и критик субъективны в своей работе. Смешным педантством было бы превращать каждого критика в некоего безличного оракула. Но субъективность художника и критика различна по природе. В известном приближении можно выразить эту разницу так: «за» художника (и о нем именно как о художнике) говорят художественные образы, им созданные, им «придуманные»; критик не создает собственно художественных обобщений (или создает их лишь в переносном смысле), он говорит от себя сам, как публицист, говорит, анализируя образы, созданные художником. Степень же точности, убедительности его анализа более всего зависит от степени научной основательности.

Если в социологическом плане критик по отношению к искусству (художнику) выступает в качестве представителя общества (общественного сознания, и в широком и в специально эстетическом смысле), в качестве выразителя его запросов и требований, то в плане гносеологическом критика отличает от художника именно то, что по природе своего профессионального труда и в процессе своего труда он, критик, представляет (должен представлять и выражать) научный подход к предмету.

Он не становится от этого только «человеком науки»: социологом искусства, эстетиком, искусствоведом, психологом – специалистом в области анализа художественной деятельности и т. п. Он продолжает быть критиком, то есть индивидуальностью, более всего склонной (когда она занимается собственно критикой, разумеется) к публицистическому выражению общественно-эстетического сознания. Он, критик, остается и, так сказать, мастером «сопереживания» произведений искусства, острее других, «обычных» читателей и зрителей воспринимая искусство именно как искусство. Без этого дара нет критика. Вне публицистического пафоса нет критики. Но без научности есть только плохая, непрофессиональная, имитирующая (и дискредитирующая) нашу профессию критическая деятельность.

Итак, литературно-художественная критика есть – одновременно – и специфическая «часть» мира литературы и искусства, поскольку она именно этим миром занимается как своим непосредственным предметом; и специфическая «часть» науки о художественной культуре, вернее, целой серии наук, в мире которых она ищет наиболее существенные методы своей аналитической работы; и особая «часть» общественного сознания (на идеологическом его уровне прежде всего, но и не без воздействия уровня социально-психологического), – в запросах, проблемах, интересах общества критика черпает свой пафос, свою идейную, публицистическую устремленность.

На эту комплексную природу критической деятельности указывали, эту природу предугадывали и демонстрировали многие великие представители домарксистской критики и эстетики (в том числе, конечно, многие художники, когда они выступали как критики и эстетики). Марксизм-ленинизм раскрыл эту природу последовательно и разносторонне. На критику, которая хочет быть марксистско-ленинской, вполне распространяется требование об единстве (необходимости единства) идеологической ясности, то есть осознанно-классовой, партийной точки зрения, и научной объективности, добросовестности, непредвзятости.

2

Когда-то А. В. Луначарский резко и прямо ставил вопросы: «…Действительно ли нужен критик в качестве помощника для понимания художника?.. Действительно ли нужен критик в качестве учителя самого художника?»»Тут возможны негодующие крики о том, что никто не дал критику право считать себя стоящим выше писателя и т. п. Такие возражения, при правильной постановке вопроса, должны полностью отпасть».

Правильная постановка этого вопроса – вопроса об общественном месте критики в рабочем строю нашего общества – включает в себя очень важный для нас, критиков, вывод. Это вывод о том, что наш, советский критик «должен быть чрезвычайно стойким марксистом, человеком исключительного вкуса и человеком больших знаний. Скажут, что таких критиков мы не имеем или имеем их мало. В первом случае будут неправы, во втором будут ближе к истине. Но отсюда можно сделать ведь тоже только один вывод: надо учиться. В доброй воле и таланте в нашей великой стране нехватки не будет, но учиться надо много и твердо». Надо понять, «какие исключительные требования ставит наше время по отношению к критику-марксисту… надо помнить, что придется подниматься по очень высокой и крутой лестнице для того, чтобы дойти до первой площадки, дающей начинающему критику-марксисту право признать себя хотя бы подмастерьем» ⁷.

Эти слова сказаны давно, сорок с лишним лет назад. Мы приводим их сегодня вовсе не с той «тайной» целью, чтобы намекнуть, будто в ситуации «критик – художник» ничего с тех пор не изменилось. Виток спирали развития (общества, искусства, самой литературно-художественной критики) сегодня совсем иной, чем на рубеже 20 – 30-х годов. Вряд ли стоит распространяться о том, что и читатель у нас сейчас другой, и структура литературного процесса другая и что даже «подмастерьем»- критиком быть сегодня – означает быть на другом уровне знаний, профессионального умения и пр., нежели десятилетия назад. Но призыв к критике – учиться и учиться, чтобы получить право судить и учить, уметь быть «стойким марксистом», чтобы в современных условиях стоять в авангарде эстетического движения, – этот призыв полностью остается в силе.

Остается в силе и щепетильный (в плоскости субъективных, или, как теперь часто говорят, личностных, взаимоотношений критика и писателя) вопрос «о том, «действительно ли нужен критик в качестве учителя самого художника».

Готовясь к этой статье, я перечитал анкеты журнала «Вопросы литературы», где о критике, ее задачах, формах и т. д. высказывались писатели.

1. Г. Белая, О современной критике. Споры и размышления, «Звезда», 1970, N 11, стр. 217.[↩]
2. Г. Белая, О современной критике, «Звезда», 1970, N 11, стр. 213 («Имманентные законы художества» – выражение критика И. Вишневской, см. «Вопросы литературы», 1968, N 11, стр. 15).[↩]
3. М. Каган, К постановке вопроса о применимости точных методов в науках об искусстве, сб. «Точные методы в исследованиях культуры и искусства (Материалы к симпозиуму)», ч. 1, М. 1971, стр. 36.[↩]
4. См.; Хью Д. Данкан, Социология искусства, литературы и музыки: Социальные контексты символического опыта, в кн.: Говард Беккер и Алвин Босков, Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении, Изд. иностранной литературы, М. 1961, стр. 554 – 556, 556, 557.[↩]
5. «В. И. Ленин о литературе и искусстве», «Художественная литература», М. 1967, стр. 664.[↩]
6. В. Перцов, О трудностях анализа, «Вопросы литературы», 1971, N 4, стр. 55.[↩]
7. А. В. Луначарский, Статьи о литературе, Гослитиздат, М. 1957, стр. 122, 114, 116.[↩]