Корифей трех славянских литератур

Л. Воробьев, Любен Каравелов. Мировоззрение и творчество, Гослитиздат, М. 1963, 279 стр.

Статей и книг об основоположнике критического реализма в Болгарии, мыслителе и видном деятеле национально-освободительного движения Каравелове вышло на его родине немало. Но Л. Воробьеву удалось сказать навое слово. Его книга – первое всестороннее исследование идеологии и творчества Каравелова, осуществленное на широком историческом фоне. Оно опирается на большой и разнообразный фактический материал.

Л. Воробьев тщательно проанализировал все дошедшее до нас печатное и рукописное наследие болгарского писателя. Впервые читатель знакомится с содержанием анонимной брошюры «Кирилл и Мефодий – болгарские просветители» (1875) которая принадлежала перу Каравелова. Подняты интересные материалы из румынского приложения к газете «Свобода («Libertatea»), которые по-новому освещают отношение Каравелова к Парижской коммуне. Его статьи на страницах «Свободы» и «Независимости», детально проанализированные Л. Воробьевым, свидетельствуют о принципиальных расхождениях писателя со славянофилами и панславистами. Широкое использование архивных материалов позволило внести важные уточнения в биографию Каравелова и в сложившиеся представления о его идейно-художественной эволюции.

Много нового стало известно и о взаимоотношениях Л. Каравелова с его русским другом Иваном Прыжовым, который привлек его к участию в русских журналах и оказал большое влияние на формирование его взглядов. Именно под духовным влиянием Прыжова Каравелов собирался написать историю русского революционного движения, занялся изучением украинской демократической литературы и переводом сочинений Шевченко и Марко Вовчка на болгарский язык. Под влиянием Прыжова Каравелов стал разделять и некоторые положения писаревской утилитаристской эстетики.

Уже несколько лет в научной литературе идет спор: кем был Каравелов – революционером-демократом или национал-либералом? Л. Воробьев убедительно доказывает, что Каравелов в наиболее зрелый период своей политической деятельности был близок к революционному демократизму. Даже после 1875 года, когда писатель отошел от революционного движения, разочаровавшись в ближайших возможностях его развития, он не отступил полностью от былых революционно-демократических идеалов, не стал либералом, что доказывается и анализом его художественных произведений 1875 – 1879 годов.

В рецензируемой книге освещаются прежде всего идейно-политическая эволюция и художественное творчество Каравелова. (Его деятельность как мыслителя и историка рассматривается в другой работе Л. Воробьева – «Философские и социологические воззрения Любена Каравелова», Изд. МГУ, 1962.)

В обширной литературоведческой части монографии исследуется развитие реалистического метода писателя. Это был нелегкий и сложный путь преодоления схематизма – от первых произведений «Неда» (1861) и «Дончо» (1864) до «Трех картин из болгарской жизни» (1875 – 1876) и «Рассказов из болгарской жизни» (1878).

Каравелов был в Болгарии первым литературным критиком, который, в общем, стоял на материалистических позициях и боролся против теории «искусства для искусства». Литературно-критические работы Белинского и Чернышевского имели для писателя весьма глубокое, принципиальное значение. Защищая принципы реализма и народности в литературе, он считал неправильным ограничивать содержание искусства изображением только прекрасного. Безобразное и отвратительное, утверждал он, должно быть предметом художественного изображения, ибо гнев, который оно вызывает, мобилизует на борьбу против всего старого и отживающего. В то же время Каравелов был убежденным противником натурализма.

В работе Л. Воробьева решительно опровергнут ошибочный, но еще довольно распространенный взгляд, будто славянофильство оказало решающее влияние на Каравелова. В действительности же отношения между Каравеловым и славянофилами были подчас открыто враждебными. В этом и других исследованиях Л. Воробьева показаны глубокие связи передовой болгарской, румынской и сербской общественной мысли.

В книге имеются и недостатки. Так, не совсем прояснен вопрос о конспиративных революционных связях Каравелова во время его пребывания в России (с подпольными университетскими кружками в Москве, с народниками), не вполне разъясненными остались причины «отталкивания» Каравелова от теории утопического социализма, несколько противоречиво освещено его отношение к требованию «уравнительства».