Каприйсиие встречи (Ленин и Горький в 1908 – 1910 годах)

История взаимоотношений Ленина и Горького – не только важнейшая страница в творческой биографии самого писателя, но и этап в становлении литературы социалистического реализма. Уроки этих взаимоотношений неисчерпаемы по богатству заключенного в них содержания. Вот почему тема «Ленин и Горький» имеет для нас непреходящее, всегда современное значение.

Исторический опыт первой русской революции укрепил живые связи Горького с большевизмом. Богатейшая практика этих лет подтвердила, что большевистская партия есть единственная партия, последовательно выражающая в революции интересы самых широких народных масс.

На Лондонском съезде (1907) Горький имел возможность увидеть за работой весь цвет партии, наиболее выдающихся ее деятелей, среди которых самое глубокое впечатление на него произвел Ленин. Именно в Лондоне Ленин дал Горькому обещание «приехать на Капри после того, как будут закончены дела по съезду…» ¹.

По словам самого Горького, съезд его «ужасно хорошо начинил» ². К себе на Капри он уезжал из Лондона в приподнятом, праздничном настроении, получив хороший заряд бодрости от общения с рабочими и профессиональными революционерами, преисполненными решимости довести революцию до конца. Ближайшие события в России показали, однако, какие огромные исторические трудности стоят на этом пути. Поворот к реакции захватил все сферы общественной жизни, вызвав в рядах рабочего и демократического движения организационный и идейный разброд. Для партии наступили тяжелые времена. Необходимо было во что бы то ни стало сохранить боевую революционную организацию рабочего класса, отстоять философские, теоретические основы марксизма, определить политическую перспективу всего движения в условиях тяжкого идеологического кризиса.

Отношения Ленина и Горького в эпоху реакции 1908 – 1910 годов прошли через сложные испытания. Именно в эти годы между ними устанавливается особенно тесная личная связь и одновременно начинается острая полемика, затянувшаяся на несколько лет. В специальных работах о Ленине и Горьком уже было выяснено, какую важную роль сыграла дружеская ленинская критика в формировании философско-политических взглядов Горького и определении его общественной позиции этой поры³. Появление новых документов, многочисленных воспоминаний и материалов позволяет более детально представить содержание и характер каприйских встреч.

 

1

В начале января 1908 года Ленин приехал в Женеву для того, чтобы наладить на новом месте издание газеты «Пролетарий», которую пришлось перенести из Финляндии за границу. В письмах Горькому из Женевы Владимир Ильич несколько раз повторил свое обещание побывать на Капри.

«Удивительно соблазнительно, черт побери, забраться к Вам на Капри! Так Вы это хорошо расписали, что, ей-богу, соберусь непременно и жену постараюсь с собой вытащить. Только вот насчет срока еще не знаю: теперь нельзя не заняться «Пролетарием» и надо поставить его, наладить работу во что бы то ни стало. Это возьмет месяц-другой, minimum. А сделать это необходимо. К весне же закатимся пить белое каприйское вино и смотреть Неаполь и болтать с Вами» ⁴.

В самом начале февраля Ленин уже извещал Горького о близком завершении подготовительных работ по постановке «Пролетария». Практическая организация выпуска газеты на новом месте осуществлялась Лениным совместно с двумя соредакторами – А. Богдановым и И. Дубровинским (Иннокентием), также приехавшими для этой цели в Женеву.

«Все налажено, на днях выпускаем анонс. В сотрудники; ставим Вас, – писал Ленин Горькому. – Черкните пару слов, могли ли бы Вы дать что-либо для первых номеров (в духе ли заметок о мещанстве из «Новой Жизни» или отрывки из повести, которую пишете, и т. п.)» (т. 47, стр. 130).

Подготовка материалов и организационные хлопоты по газете отнимали массу сил и времени. Первые номера «Пролетария» создавались силами буквально двух-трех сотрудников, и в этих условиях Владимиру Ильичу вновь и вновь приходилось откладывать свое решение поехать на Капри.

С предполагавшимся приездом Ленина Горький в свою очередь связывал практическое решение важнейших литературно-издательских дел, задуманных им совместно с А. Богдановым, А. Луначарским, В. Базаровым и другими литераторами-большевиками, жившими в Италии на положении политических эмигрантов. Осуществление намеченной программы, по мысли Горького, должно было сыграть решающую роль в борьбе с реакцией и литературным распадом. На Богданова, как главного теоретика каприйской группы, Горький возлагал особенно большие надежды. Еще в конце 1906 года он писал И. Ладыжникову: «Знаете – это чрезвычайно крупная фигура, от него можно ждать оглушительных работ в области философии, я уверен в этом! Если ему удастся то, что он задумал, – он совершит в философской науке такую же революцию, как Маркс в политической экономии. Поверьте – тут нет преувеличения… Монизм еще не имел столь яркого и глубокого представителя, как Богданов. Он меня – просто с ума сводит!» (VII, 148).

Как известно, революции в философской науке Богданов не совершил. Прогнозы Горького на этот счет оказались не просто преувеличением, но жестоким заблуждением. Мысль Богданова – при всей одаренности его как литератора – все больше уклонялась от марксизма и материализма в сторону откровенно идеалистических философских концепций, развитых в свое время Махом и Авенариусом. По своему происхождению и своей сути эти концепции не несли в себе ничего революционного и социалистического, хотя Богданов всячески стремился придать им именно такой смысл. В восторженном суждении Горького несомненным было только одно – признание серьезного влияния богдановской философии на его собственные взгляды тех лет.

Одновременно Горький был увлечен идеями Луначарского, которые тот с присущим ему блеском развивал в своих литературно-публицистических работах. Познакомившись с ним во время поездки во Флоренцию, Горький писал оттуда К. Пятницкому: «Вижу много интересных людей, особенно же интересен для меня Луначарский. Это человек духовно богатый, и, несомненно, он способен сильно толкнуть вперед русскую революционную мысль» (IV, 212).

По приглашению Горького Луначарский в начале 1908 года переселился на Капри. Повседневное личное общение еще больше сблизило их. У Горького даже возник план совместной с Луначарским работы по истории русской литературы и фольклору, для чего на Капри была выписана целая библиотека. Большое впечатление на Горького произвела книга Луначарского «Религия и социализм», а также замысел другой работы, в которой, по словам Горького, должна пойти речь «о приближении большевизма к синдикализму, т. е. о возможности слияния социализма с анархосоциализмом» (IV, 210 – 211).

Если в богдановских работах Горького интересовали преимущественно социологические изыскания и выводы о коллективной психологии пролетариата и т. п., то в воззрениях Луначарского Горькому ближе всего была идея «религиозного атеизма», использования религиозности как нравственной предпосылки для утверждения социалистического миропонимания. Именно из этих элементов – вполне искусственного соединения остаточных религиозных воззрений с социализмом – возникло «богостроительство» – особое течение внутри большевистской партии, которому Горький в 1908 – 1911 годах отдал определенную дань и в своей публицистике, и в художественном творчестве.

Вслед за Луначарским Горький попытался превратить религию из противника социализма в союзника. Если мещанство утратило в душе своей бога и в религии неискренне, ибо не верует ни во что, то грядущий пролетариат, согласно теориям «богостроительства», должен возродить, построить бога в своей душе, превратив социализм в свою новую религию. Иначе говоря, коллективистское, социалистическое сознание должно держаться на такой же горячей вере в истинность своих принципов, на какой основывается религиозное сознание искренне верующего человека.

Попытка одеть социализм в религиозные одежды означала движение вспять к давно изжившим себя формам утопического и мелкобуржуазного социализма, охотно опиравшегося на авторитет религии. Ленин считал проповедь «богостроительства» недопустимой для марксиста и открыто заявлял, что большевизму не по дороге с подобной проповедью.

«Эта проповедь стала систематической именно за последние полтора года, – констатировал Ленин, – когда русской буржуазии в ее контрреволюционных целях понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер» (т. 19, стр. 90).

В повести «Исповедь» Горький наиболее явственным образом объединил проповедь «богостроительства» с идеей социализма. В начале февраля 1908 года он писал К. Пятницкому: «Заканчиваю повесть о хождении некоего человека по святым местам, о бытии его во обителех и о искании всюду господа бога, коего он благополучно и находит» (IV, 230).

Главный герой «Исповеди», от лица которого ведется повествование, – богоискатель Матвей – за время своих духовных скитаний разочаровывается во всех существующих формах официальной религии. Он уходит от одного духовного наставника к другому, бежит из одной монастырской обители в следующую и всюду видит ложь, обман, лицемерие и корысть. Однако развенчание и критика казенной церкви, духовенства, монастырских нравов, разнообразных проявлений юродства и отшельничества ведут героя «Исповеди» не к отрицанию религии как таковой, а к утверждению особой ее формы, признающей бога без церкви, без страха, без ложного устава. В речах странника Ионы «богостроительство» выражено в форме народного верования в доброго и истинного бога – «бога красоты и разума, справедливости и любви».

Однако и верование «веселого скомороха» Ионы не становится для героя «Исповеди» последним словом истины. Полухристианское-полуязыческое представление Ионы о «народном» боге дополняется новейшим учением, с которым Матвей сталкивается в кругу рабочих Исетского завода. Здесь, в среде рабочих, захваченных социалистической пропагандой, Матвей находит «своего» бога, до странности похожего на бога, провозглашенного незадолго до того А. Луначарским. Последние сомнения во всемогуществе этого бога у героя «Исповеди» отпадают после «чуда исцеления», которому он сам стал свидетелем в финале своих скитаний.

Уточняя замысел своей повести, Горький впоследствии писал: «Я – атеист. В «Исповеди» мне нужно было показать, какими путями человек может прийти от индивидуализма к коллективистическому пониманию мира… Герой «Исповеди» понимает под «богостроительством» устроение народного бытия в духе коллективистическом, в духе единения всех по пути к единой цели – освобождению человека от рабства внутреннего и внешнего» ⁵.

При самых лучших субъективных намерениях, которыми руководствовался Горький, создавая «Исповедь», идейная концепция этой повести осталась иллюзорной, вызванной порывами философского отчаяния, сомнениями в том, что народные массы вполне способны прийти к социализму помимо религии и вопреки ей. После жестокого поражения революции 1905 года проповедь «богостроительства» воспринималась как безнадежная ставка на близкое классовое «чудо». И с принципиальной и с тактической стороны эта проповедь была глубоко ошибочна, поскольку она лишь закрепляла наиболее глубокие предрассудки, державшие в подчинении народные массы, затемняя объективную неизбежность нового подъема революционного движения.

«Всякий человек, занимающийся строительством бога или даже только допускающий такое строительство, оплевывает себя худшим образом, занимаясь вместо «деяний»как раз самосозерцанием, самолюбованием, причем «созерцает»-то такой человек самые грязные, тупые, холопские черты или черточки своего «я», обожествляемые богостроительством» (т. 48, стр. 227), – писал Ленин Горькому, подводя итоги пятилетней полемики по поводу «богостроительства».

 

2

В 1908 году эта полемика только завязывалась. По ряду обстоятельств Горький на Капри очутился в самом центре разгоревшейся схватки. Позиция, занятая Горьким в философской полемике и внутрипартийной борьбе 1908 – 1910 годов, обернулась для него весьма драматичными переживаниями. Впрочем, не только для него одного. Разрыв между Лениным и Богдановым произошел после политического сближения между ними в годы «бури и натиска» первой русской революции.

«Года три шла перед этим с Богдановым и богдановцами работа рука об руку, – свидетельствует Н. К. Крупская, – не просто работа, а совместная борьба. Совместная борьба сближает так, как ничто. Ильич же имел еще ту особенность, что умел, как никто, увлекать людей своими идеями, заражать их своей страстностью, и в то же время он умел будить в них их лучшие стороны, брать от них то, чего не могли взять другие» ⁶

Идеологические расхождения между Лениным и группой Богданова отнюдь не сразу были осознаны Горьким в их истинной глубине и непримиримости. До поры до времени он по-прежнему видел лишь политических соратников (каковыми они и были в годы революции), не предполагая, сколь разными философскими путями Ленин и Богданов пойдут в новых, резко осложнившихся исторических обстоятельствах.

В начале января 1908 года Горький писал И. Ладыжникову: «Сюда, на Капри, приедет Луначарский, зовем Ильича и Богданова, думаю, что к весне все съедутся, было бы хорошо тогда заглянуть и Вам» (VII, 173).

Силами эмигрантов-большевиков, живших в Италии, Горький собирался основательно изменить направление работы издательства «Знание», выпустить целую серию новых литературных сборников, книг и брошюр, отвечающих на самые злободневные вопросы современной политики, философии и искусства. Особые надежды Горький возлагал на сборники нового типа, оснащенные философскими статьями и публицистикой. Вновь и вновь напоминая К. Пятницкому об этом замысле, он писал: «Жду ответа вашего на мое предложение ввести в сборники литературно-критические и философские статьи. Необходимо дать отпор гг. идеалистам, мистикам и всякой всячине, ютящейся в «Руc[cкой] мысли», «Живой жизни», «Факелах» и других щелях литературных. Что сии статьи безвредны в цензурном отношении – тому примеры: сборник «Очерки философии марксизма» не конфискуется и все другие – тож. А материал в них – превосходный» (IV, 230).

Программу литературно-критической и философской части сборников Горький изложил и Ленину, которого он тоже желал видеть в числе основных редакторов и сотрудников. Предложение Горького совпало с особенно напряженным моментом в редакции газеты «Пролетарий», испытывавшей серьезные затруднения из-за начавшихся разногласий между редакторами. Прилагая все силы для организации бесперебойного выпуска газеты, Ленин выдвинул перед Горьким встречный план: «Теперь – как воздействовать, какую именно «делать литературу»? Сборники или«Пролетарий»? Конечно, легче всего ответить: не или, а и – ответ будет безупречный, но малопрактичный» (т. 47, стр. 133).

Безусловно соглашаясь с Горьким насчет необходимости систематической борьбы с политическим упадочничеством, ренегатством, нытьем и пр., поддерживая в принципе идею выпуска легальных сборников, Ленин считал самой важной задачей момента образцовую постановку дела в политической партийной газете, выдержанно и сильно ведущей линию борьбы с распадом и унынием. Из трех тем, которые Горький намечал для сборников (философия, литературная критика и тактика момента), полторы темы – тактика момента и большая часть литературной критики – могли бы, по мысли Ленина, отойти в политическую газету, в «Пролетарий». Что же касается третьего сюжета – философии, – то Ленин прямо указал на свои расхождения с группой Богданова, Базарова и Луначарского, все более уклонявшихся от марксизма в сторону философского идеализма и религии.

В этих условиях не могло быть и речи об участии Ленина в редактировании задуманного философско-публицистического отдела сборников «Знания» и других изданий подобного типа.

«Я себя дам скорее четвертовать, чем соглашусь участвовать в органе или в коллегии, подобные вещи проповедующей» (т. 47, стр. 143), – писал Ленин по поводу коллективных «Очерков философии марксизма», столь высоко оцененных Горьким.

По переписке с Горьким Владимиру Ильичу становилось все более очевидным, что его поездка на Капри при сложившихся обстоятельствах будет иметь иной характер, чем предполагалось сначала. Горький же рассчитывал, что философский диспут в приятельской обстановке исчерпает разногласия и предупредит раскол.

«Или – съезд, или мы въедем в трясину новых раздвоений, недоразумений и т. д. Ильич-то уже, кажется, въехал!» ## «В. И. Ленин и А. М. Горький. Письма, воспоминания, документы», изд.

1. М. Ф. Андреева, Переписка. Воспоминания. Статьи. Документы, изд. 2-е, дополненное, «Искусство», М. 1963, стр. 100.[↩]
2. А. М. Горький, Письма к писателям и И. П. Ладыжникову, «Архив А. М. Горького», т. VII, Гослитиздат, М. 1959, стр. 160. Все последующие ссылки на издания Архива даются в тексте с указанием тома (римской цифрой) и страницы.[↩]
3. См.: В. Десницкий, В. И. Ленин и М. Горький, в кн.: «А. М. Горький. Очерки жизни и творчества», Гослитиздат, М. 1959; И. Груздев, Ленин и Горький (В Париже и на Капри), «Звезда», 1947, N 2; Б. Бялик, Ленин и Горький, в кн.: «О Горьком. Статьи», «Советский писатель», М. 1947;. Б. Мейлах, Эпизод с «Каприйской школой». «Из темы: Ленин и Горький», в кн.: «Вопросы литературы и эстетики». Сборник статей, «Советский писатель», Л. 1958.[↩]
4. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 47, Госполитиздат, М. 1964, стр. 123. Все последующие ссылки на это издание указываются в тексте.[↩]
5. М. Горький, Собр. соч. в 30-ти томах, т. 8, Гослитиздат, М. 1950, стр. 504. Все последующие ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома (арабской цифрой) и страницы.[↩]
6. Н. К. Крупская, Воспоминания о Ленине, Госполитиздат, М. 1957, стр. 156.[↩]