К моему роману «Лисы в винограднике». Перевод с немецкого Е. Гусевой

На русском языке публикуется впервые. В оригинале статья называется «К моему роману «Оружие для Америки» (так поначалу был озаглавлен роман, затем переименованный автором и ставший известным как «Лисы в винограднике», – см. русское издание, Гослитиздат, М. 1959).

Во время работы над этим своим двенадцатым романом я часто терял терпение и проклинал себя за то, что взялся за столь тяжкий труд. Но теперь, когда передо мной лежат напечатанными английская и немецкая редакции романа, я почти жалею, что работа закончена, ибо счастливых часов, которые я провел за ней, было гораздо больше, чем часов мучительных, горестных.

Первый набросок был сделан давно, еще двадцать лет назад. Прежде всего меня привлекли облик и судьба писателя Бомарше. Этот человек поставил американцам оружие, которое позволило им победить при Саратоге, и он же написал «Фигаро», комедию, которая послужила прологом к французской революции. Я чувствовал, что здесь многое связано. Положив в основу этот образ, можно было показать мировое влияние американской революции, показать, что это великое событие, выйдя за рамки западного полушария, действительно всколыхнуло весь мир.

Сам Бомарше был необычайно притягательной фигурой: человек блистательного ума, разбрасывающий тысячи – частью плодотворных, частью пустых – идей, высокоодаренный, исповедующий высокие идеалы; человек светский, жадный до славы и выгод, осененный необыкновенной удачей и постоянно обманутый; жаждущий привилегий дворянства и со страшным пылом сражающийся за третье сословие, за эксплуатируемых; всегда встречаемый восторгом и поношениями, сегодня – в тюрьме, завтра – обласканный в своем замке, приветствуемый на сцене; превосходный супруг и семьянин, вечно запутанный в сотне любовных связей; политик, деловой человек и писатель с мировым именем; при этом всегда ветреный, легкомысленный, замешанный в сомнительных делах, готовый на величайшие жертвы ради человечества и ради своих друзей и на любой обман и мошенничество в отношении себя самого. И прежде всего – выдающийся человек, дела которого нельзя вычеркнуть из истории американской и французской революций.

Но скоро стало ясно, что если я сосредоточу роман вокруг фигуры Бомарше, то смогу изобразить лишь малую часть того, что хотел показать. Я хотел показать взаимовлияние борьбы за независимость в Америке и прогрессивного развития Франции. Я хотел представить американскую революцию такой, какой она рисовалась в умах передовых европейцев того времени, я хотел дать историю Америки на фоне мировой истории. Для этого мало было показать старания Бомарше добыть оружие для повстанческой Америки и добиться союза с Францией; мало было также показать, какую важнейшую роль в американской войне сыграло оружие, поставленное Бомарше; мне нужно было вставить бесчисленное количество других французов и несколько американцев; мне необходимо было, чтобы действие развертывалось во множестве различных мест: повествование должно было непрестанно переноситься из Парижа и Версаля в Бостон и Филадельфию. И персонажи, которых я должен был для этой цели вывести, имели между собой, правда, тесную внутреннюю, но недостаточно тесную внешнюю связь. Короче говоря, мне не удалось создать ясной, увлекательной фабулы, которая охватывала бы все то, что мне хотелось изобразить. Для этого потребовался бы не один, а целый ряд романов. Я оставил свой замысел.

Позднее, изгнанный из Германии, я поселился во Франции. Возникло новое отношение к французской истории и особенно к тем французам, историю которых я изучал раньше в связи с замыслом о Бомарше. Это были интересные люди, и они приобретали новое лицо, когда их ставили в связь с американской революцией. Они оказывались очень непохожими на те свои портреты, которые дают обычные учебники истории. Вот Людовик XVI, вялый, доброжелательный, не лишенный чувства справедливости, человек, который был бы счастлив, будь он просто мелким помещиком, которого, однако, милость божья и немилостивая судьба сделали абсолютным монархом Франции. Величайшее несчастье этого толстого молодого человека заключается в том, что он занимает место, для которого не подходит, а именно – трон. Впрочем, у него хотя и медлительный, но ясный ум. Он – один зрячий среди слепцов, он знает, что, помогая Америке оружием, сам себе роет могилу; он абсолютный монарх и неизменно вынужден делать то, чего не хочет, и отказываться от того, что он хотел бы сделать. Я чувствовал симпатию к этому Людовику главным образом потому, что мне знаком его «двойник», живущий сегодня, – несчастный наследник очень, очень большого предприятия. Так же, впрочем, как моим другом был человек, походивший на Бомарше; он умер несколько лет назад, и ему повезло больше, чем историческому Бомарше, – он не дожил до печального финала.

Вокруг меня теснилась пестрая толпа исторических фигур, которые очень быстро из лиц, знакомых лишь по имени, превращались в живых людей.