К 90-летию со дня рождения Владимира Маяковского

Владимир Маяковский, чье 90-летие отмечается в эти дни, – один из родоначальников советской литературы, один из крупнейших поэтов XX века, все свое творчество целиком, «до самого последнего листка», посветивший Революции. Ее приход он предсказывал еще в 1915 году и сразу же после Октября признал себя «революцией мобилизованным и призванным».

В творениях Маяковского пафос преобразования мира выражается как в утверждении идеалов социализма, так и в неприятии, активном саркастическом отрицании всего буржуазного, мещанского, собственнически-стяжательского.

Маяковский – поэт-новатор, и это несомненно, как несомненно и то, что понятия новаторство и традиции неразъединимы, поскольку новаторство по сути своей является результатом развития традиций; в свою очередь и традиции, если они не продолжаются, не развиваются, не обогащаются, неизбежно превращаются в штамп, в стереотип, в омертвелый канон.

В русской классической литературе одной из древнейших, наиболее прочных и укорененных является традиция гражданственности: беззаветное служение интересам народа, служение идеалам добра и справедливости, стремление писателей отражать во всей полноте живую жизнь, глубокое убеждение в том, что художественное произведение может и должно становиться явлением общественной жизни.

Владимир Маяковский безоговорочно принимает эту тенденцию, развивает, максимализирует ее. Он отстаивает право поэта на «место в рабочем строю», говорит, что чувствует себя «заводом, вырабатывающим счастье».

Для Маяковского поэзия не только отклик, отзыв на явления действительности, но в первую очередь – клич, призыв к действию. Демократизм – также одна из основных традиций нашей литературы. Российская поэзия всегда стремилась говорить языком, доступным максимально широкому кругу читателей, оттого-то прозорливая оценка Пушкиным комедии Грибоедова – половина войдет в пословицы – оказалась приложима ко всей нашей поэзии, бессчетное количество строк и строф которой разошлось по присловьям, поговоркам и песням.

Маяковский и в этом смысле выступает продолжателем и обновителем традиции. Преднамеренно и целенаправленно демократизируя собственную поэтическую речь, он ориентируется на звучащую, «слышимую» поэзию, которая может дойти в до тех, кто «не разжевал даже азбуки соль», а таких в то время было чуть ли не половина населения страны.

В свою очередь установка на звучащее слово порождает новые, лишь на слух воспринимаемые рифмы, новую ритмику, близкую к многоголосой, разностильной мелодике разговорных интонаций.

«…Революция, – писал Маяковский, – выбросила на улицу корявый говор миллионов, жаргон окраин полился через центральные проспекты… Это – новая стихия языка. Как его сделать поэтическим?.. Как ввести разговорный язык в поэзию и как вывести поэзию из этих разговоров?» ¹

Ответ на эти вопросы – само творчество поэта во всем его жанровом многообразии: от эпических поэм до лирических стихотворений, от стихов для детей до сатирического плаката и театральной афиши. Стремление Маяковского к тесному контакту с многомиллионной аудиторией побуждает его к расширению форм бытования стиха. Он выводит поэзию на сцену и на эстраду, требует права на граммофонную пластинку и на киноэкран, соединяет поэзию с сатирической графикой, добивается того, чтобы стихи звучали по радио.

Публикуя ряд материалов, посвященных творчеству Маяковского, редакция организует их вокруг двух основных взаимосвязанных проблем:

развитие, трансформация и переосмысление традиций отечественной и мировой классики в творчестве Маяковского;

развитие традиций самого Маяковского в современной поэзии.

Этим же обусловлены и темы отдельных выступлений и статей, вошедших в номер:

Маяковский и современная советская поэзия, советская литература 20 – 30-х годов, русская поэтическая классика, европейская поэтическая классика, а также исследования особенностей поэтической речи Маяковского.

Необходимо добавить и следующее: при составлении номера редакция решила сосредоточить внимание на фактах необщеизвестных и неочевидных, на явлениях, еще недостаточно изученных.

Так, например, если говорить о современности, то не вызывает сомнения, что различные принципы поэзии и поэтики Маяковского нашли отражение в творчестве А. Вознесенского, И. Драча, Е. Евтушенко, Э. Межелайтиса, Р. Рождественского, Б. Слуцкого, О. Сулейменова и многих других мастеров, что неоднократно отмечалось критикой, подтверждено литературоведческим анализом, а зачастую и признаниями самих авторов.

Специальную анкету, подготовленную для данного номера, редакция адресовала как последователям великого поэта, так и тем, чья творческая манера заметно отличается от почерка Маяковского.

Кроме того, на вопросы этой анкеты мы попросили ответить и некоторых молодых, но уже успевших заявить о себе поэтов, потому что их суждения могут служить своеобразным прогнозом будущего отношения к традициям Маяковского в отечественной лирике. Та серьезность, с какой они отнеслись к предложению редакции, в та искренность, что звучит в большинстве их высказываний, свидетельствуют, на наш взгляд, что традиции эти по-прежнему чрезвычайно прочны, устойчивы и перспективны.

Если же говорить о мастерах старшего поколения, о ровесниках Маяковского или его младших современниках, то влияние «агитатора, горлана-главаря» или определенные параллели с его творчеством, вызванные сходством в понимании времени и свершений эпохи, обнаруживаются в произведениях Н. Асеева, М. Бажана, А. Венцловы, Г. Гуляма, С. Кирсанова, М. Луконина, Л. Мартынова, М. Миршакара, Р. Рзы, Я. Смелякова, М. Светлова, Е. Чаренца, С. Чиковани и других поэтов.

Менее изучено отношение к Маяковскому и его творчеству представителей принципиально иных литературных школ и направлений. Этому и посвящена публикуемая статья Ал. Михайлова «Маяковский, его время и современники», где автор анализирует высказывания А. Ахматовой, Б. Пастернака, А. Платонова, А. Фадеева, М. Цветаевой.

Традиции Пушкина, Лермонтова, Некрасова, реализующиеся в произведениях Маяковского, уже достаточно хорошо и полно прослежены нашей литературной наукой. Известна и связь сатирически-гротесковых образов «Клопа», «Бани», «Прозаседавшихся», «Труса», «Подлизы», «Сплетника», «Птички божией» с образами Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Минаева, Черного.

В статье Е. Сергеева «Маяковский и Фет» соединены имена не только разные, но и антагонистические: Маяковский как поэт вырастал в полемике с такими художественными идеями, которые исповедовал и творчески осуществлял Фет. Тем не менее критический эксперимент сопоставления столь далеких явлений помогает выявить еще одну грань соприкосновения поэзии Маяковского с русской классикой, в данном случае с «философской лирикой».

М. Петровский, обращаясь в своей статье к предмету, давно интересующему советское литературоведение, детально прослеживает эволюцию отношения Маяковского к поэтическому миру Генриха Гейне.

В работах Ю. Минералова «Мнимые неправильности» и Б. Гончарова «Поэзия революции и «самовитое слово» анализируются особенности лексики и синтаксиса, то есть те компоненты поэзии Маяковского, которые изучены еще недостаточно.

Представляется, однако, необходимым отметить, что в интересной своими наблюдениями работе Ю. Минералова ощущается неоправданное стремление отыскивать для всех индивидуальных особенностей поэтической речи Маяковского некие грамматические нормы.

Публикация О. Земляковой и Е. Погорельской «К истории выхода первого номера журнала «Леф» (протоколы заседаний редколлегии)» предоставляет в распоряжение литературоведов и критиков документальные свидетельства литературной полемики тех лет.

В наше время повышенный интерес ко всем аспектам творчества Маяковского более чем закономерен, поскольку стихи поэта не только по-прежнему живы, но и продолжают активно «делать жизнь», продолжают творить духовный мир современного человека, формировать его социальную нравственность.

«Звонкая сила поэта» приводит в движение «миллионов сердца» во всех горячих точках планеты.

Везде, где идет борьба за свободу и справедливость, за мир и разоружение, за идеалы социализма; и там, где уже уничтожены законы эксплуатации человека человеком, где люди «вышли строить и месть в сплошной лихорадке буден», где «коммуны дома прорастают» и где искореняют «дрянь»; и там, где трудящиеся восстают против власти монополий и национального гнета, – всюду, где возникает общественная потребность в поэзии действенной, призывной, социально активной, там творения Маяковского звучат с театральных сцен и киноэкранов, с эстрадных подмостков в исполнении прогрессивных певцов и с газетных полос, там его строки начертаны на плакатах и транспарантах, они цитируются в партийных документах и публицистических статьях, они раздаются на митингах, собраниях и диспутах.

Когда Владимира Маяковского называют одним из величайших и ярчайших поэтов XX века, то речь идет действительно обо всем веке, а не только о его первой трети, потому что творчество Маяковского – революционера поэзии и поэта революции – всегда было и продолжает оставаться остросовременным.

 

К 90-летию СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВЛАДИМИРА МАЯКОВСКОГО

 

НАША АНКЕТА

 

Готовя номер журнала, посвященный 90-летию со дня рождения Владимира Владимировича Маяковского, редакция обратилась к ряду советских поэтов с просьбой ответить на следующие вопросы:

1. Какими сторонами открывается творчество Маяковского нашему времени?
2. Какое место занимает поэзия Маяковского в Вашей творческой судьбе?

Ниже публикуются присланные ответы.

 

Ираклий АБАШИДЗЕ

1. На долгом пути своего творчества, переводя его произведения, я не раз приобщался к поэтическому миру Владимира Маяковского. (Среди других произведений, естественно, я, как грузинский поэт, не мог пройти мимо стихотворения «Владикавказ – Тифлис», полного озорного бунтарства любящего сына против хрестоматийной неизменности ветхих нравов, истории и даже пейзажа родной земли.) А вот совсем недавно, на склоне лет, в канун юбилейных дней, я вновь обратился к нему, я перевел «Разговор с фининспектором о поэзии» и меня охватило знакомое радостное чувство причастности поэзии к великим делам эпохи, которым дышит все творчество Маяковского. Предваряя этими фактами свой ответ на ваш первый вопрос – «Какими сторонами открывается творчество Маяковского нашему времени?», – я считаю, что как-то подготовил его, подвел под него конкретную почву. А ответ этот для поэтов во всем мире один: творчество Маяковского оказалось неподвластно времени. В наши дни все также злободневно звучит:

Нет!

И сегодня

рифма поэта –

ласка,

и лозунг,

и штык,

и кнут.

Это что касается значения Маяковского, так сказать, для дел внутренних. На международной арене его позиции также незыблемы. Голос Маяковского все мощнее раздается в нынешнем революционном мире. Грузинский поэт революции Галактион Табидзе, чье духовное, поэтическое родство с Маяковским бесспорно, в заключительной главе своей поэмы «Эпоха» писал: «Спрашивают, когда же кончится ваша поэма? Отвечаю: «Эпоха» окончится в день свершения всемирной революции, я отпрыск ее, единокровный».

Шаги Маяковского не умолкнут, пока продолжается победоносное шествие к добру и свету на Земле.

2. Я неоднократно говорил и писал об этом. На нас, поэтов, духовно примыкавших к его когорте, уходящих корнями в 20 – 30-е годы, Маяковский имел огромное влияние. Будучи совсем еще молодым человеком и новобранцем нашей советской поэзии, я в то время в какой-то мере ограниченно, поверхностно воспринял многое из его творчества; впрочем, этим грешили многие и у нас, и за рубежом. Последующие годы я встречал на иных путях творчества, но на поэтическом горизонте для меня всегда катилось огромное солнце Владимира Маяковского.

Для страны, для людей Земли, для поэзии Маяковский был и остается…

г.Тбилиси

 

Александр БОБРОВ

1. Весной этого года я побывал на родине Маяковского, в бывшем имеретинском селении Багдади. Приехав из теплой Москвы в заваленный небывалыми снегопадами город Маяковский, я глянул на многое контрастней, освежил свое восприятие творчества и личности поэта, что-то открыл заново (скажем, понял, какую роль в судьбе Володи сыграл его отец-лесничий, сильный, добрый, образованный человек, патриот России), но главное – первозданно понял под багдадскими небесами, насколько это живое и остросовременное явление нашей культуры – Маяковский.

Маяковский и Время. Каковы они во взаимопроникновении и сложном взаимодействии? Сложна и противоречива сама наша эпоха: вот хотя бы рост благосостояния и благополучия со всем добрым и негативным.

И здесь – угловатый, бескомпромиссный; наступательный поэт с его словами, «которые болят», будоражит, доказывает, что такие определяющие черты личности, как убежденность, гражданственность, честь и верность долгу, не должны девальвироваться, даже если человек не ввергнут в открытую борьбу, в катаклизмы. Да что! – многие сатирические отклики Маяковского на злобу дня звучат и для нас предостережением:

Революция окончилась.

Житье чини.

Ручейковою

журчи водицей.

И пошел

советский мещанин

успокаиваться

и обзаводиться.

Нет, набатно напоминает Маяковский, революция продолжается в мировом масштабе! И становится яснее, с другой стороны, насколько тревожно, трагично и определяюще наше время, когда впервые встал глобальный вопрос о жизни и смерти планеты, человечества, цивилизации, мира природы. Маяковский – певец коммунистических идеалов – страстно зовет к справедливости, к миру и счастью для человека труда и интернационализму. Одним словом, к будущему. Как это ни парадоксально, именно там, в горах Грузии, я понял, что поэт-новатор, урбанист до мозга костей, выросший в лесной глуши и ставший наперекор ей ярым сторонником прогресса, первым бы ударил, например, в набат во спасение природы, в защиту ценностей, не заменимых никаким производством материальных благ. Залог того – его обостренное чувство нового поворота и крена в пути. Он восклицал: «Если даже Казбек помешает – срыть!» Рядом, через хребет, ценой неимоверных усилий и затрат спасают ныне не меньший географический объект – озеро Севан. Он бы, уверен, первый понял, какова ныне цена подобных призывов. Косность и Маяковский – даже косность в восприятии самого Маяковского – несовместимы. В этом тоже его современность. Он зовет думать о главном, насущном, общезначимом.

2. Влияние Маяковского и возрастание его роли в судьбе, – как и у многих, наверное, – было поэтапным.

Сначала, как откровение, – тяга к трибунности, к прямому разговору с современником, к открытой декларативности при утверждении банальных, но впервые открывшихся тебе истин. В юности Маяковский, во многом опосредованно, не без помощи так называемой эстрадной поэзии, особенно стихов Е. Евтушенко, влиял интонационно, риторически. В общем, почти чисто поверхностно. Хотя, конечно, пафос его творчества действовал благотворно. Потом – влияние Мастера. Его завораживающий ритм, непревзойденная рифмовка, свободное владение материалом. А метафора! Как не поражаться рьяному ученику, подмастерью в литературе образами Маяковского, особенно раннего – «серьгами якорей», «флейтой водосточных труб», «мостовой… души», – да разве перечислишь? Это второй – формальный, цеховой, но очень важный – этап. Далее – краткий, но не менее плодотворный период некоторого охлаждения, отталкивания, органичного сопротивления, неприятия подчеркнуто формалистических приемов, вульгаризмов («Я эту красавицу взял и сказал»), разговоров запанибрата со всеми – от любимой до Пушкина, разящих характеристик («Есенин… балалаечник») и т. д. Думается, это вполне объяснимо и естественно: мучительно складывается собственное мироощущение, появляется невсеядное отношение даже к классическим образцам. Наконец, любой поэтический и вообще человеческий характер что-то отыскивает или, напротив, отвергает в духовном наследии бессознательно, как собака ищет для здоровья нужную именно ей, именно сегодня траву. И наконец, последний и, верю, бесконечный этап, когда вроде бы никакого конкретного влияния нет. А значит, есть самое полное и всеобъемлющее влияние гениального поэта, выдающейся, гордой и ранимой личности, вожака в борьбе за идеалы благородные, осуществимые и всечеловеческие. Когда подкрадывается безразличие и начинает разъедать скепсис – Маяковский заражает жаждой жизни, убежденностью, страстностью. Когда по слабости начинаешь изменять самому себе, лукавить, касаться всуе святых понятий – образ поэта является как укор. Но, главное, в любое время можно обратиться к его томам, вспомнить нужные как раз сегодня строки и испытать возвышающую радость общения с истинной поэзией. Весной под багдадскими небесами мы пели с хозяевами грузинские и русские песни, и не было тогда для выражения состояния души более точных строк, чем вот эти:

Не хочу

похвастать

мыслью новенькой,

но по-моему –

утверждаю без авторской спеси –

коммуна –

это место,

где исчезнут чиновники

и где будет

много

стихов и песен.

 

Рыгор БОРОДУЛИН

1. Как истинно великий поэт, Владимир Маяковский с каждым новым круглоюбилейным и неюбилейным летием становится все более необходимым следующим поколениям потребителей его огненного слова, которое поэзией величается. Время работает на Маяковского, как он когда-то работал на время, но работал не как поденщик, а как творец – на равных!

С тех пор когда впервые прозвучал голос нового поэта России, поэзия попеременно переживала и взлеты, и падения, делилась и на громкую, и на тихую, страдала убаюкивающе-знакомым ритмом, и извечно-нафталинными образами, и аритмией, и «безобразным безобразием». Но океанский гул организованной стихии Маяковского не заглушило безразмерное море рифмованной и белокровно-белостишной продукции. И даже шепот поэта революции эхом отдавался на всех материках. Человек нового мира, Маяковский, как никто другой, чувствовал себя созидателем, ответственным за будущее. Это Маяковский разрушил тесный мирок душно-салонной поэзии. В своем словотворчестве, в своем чувстве ритма, призванного выразить порыв эпохи, поэт опирался на народное чувствование слова, на народную слышимость ритма жизни.

Глобально-масштабный и до педантизма точный в деталях, Маяковский настолько самобытен, что слепое подражание ему выглядит беспомощно-смешным. Многие пробовали карабкаться по его стихотворной лесенке, но сразу же срывались и падали. Многие пробовали орать, кричать, но в результате слышался жалкий писк. Ведь никому еще не удалось повторить естественность звучания грома.

Метод рифмовки Маяковского, взятый из народной славянской поэзии, оказался и принципиально новым, и, что называется, с запасом на будущее, ибо поэт предвидел дальнейшую девальвацию рифмы, строфы и своим опытом указал новые дороги.

2. Даже школьные программы с их невозмутимыми возможностями отбить у всякого более-менее прилежного ученика любовь к рифмованному слову, не говоря уже о самой сущности поэзии, не замутили глубинного дна рискованно-откровенного слова Маяковского.

По Маяковскому всегда проверяется правильность позиции, гражданственность и активность.

У Маяковского можно и нужно учиться и мастерству, и принципиальности, и умению открывать новое в жизни.

В разное время переводил отдельные стихи Маяковского. Для книги, выходящей в издательстве «Мастацкая лiтаратура» к юбилею поэта, перевел цикл ранних стихов от «Нате!» до «Революция. Поэтохроника» на белорусский язык.

Всегда, соприкасаясь с творчеством Маяковского, чувствуешь себя и подавленно-пристыженным, и просветленно-уверенным. Поэзия Маяковского стимулирует, заставляет думать, видеть, искать, укреплять «диктатуру глаза».

г. Минск

 

Юлий ВАНАГ

1. Произведения гениального поэта огненных лет Октября актуальны и в наше время. Идеологическая борьба в мире продолжается с нарастающей силой, и творчество Маяковского является острейшим оружием в этой борьбе. Пример тому – поразительная популярность произведений Маяковского в последнее время во Франции.

Думается, что пламенное слово Маяковского и в будущем не померкнет ни в малейшей мере, даже после победы социализма и коммунизма на всей планете оно останется как ярчайшее отражение бурь эпохи.

Мы ведь не задумываемся над тем, какими сторонами нашему времени открывается творчество Пушкина, или Сервантеса, или Шекспира, оно все – наше и все – будущих поколений.

2. Влияние Владимира Маяковского на развитие революционной поэзии как во всем мире, так и в Латвии было неоспоримым. Это влияние заметно и в моих стихах того времени, когда латышские революционные литераторы каждым своим словом боролись за свержение эксплуататорского строя на своей родине, – особенно в произведениях 30-х годов.

г. Рига

 

Размик ДАВОЯН

Слово – ГИГАНТОПОЭЗИЯ – явилось само, как бы подытоживая долгие раздумья о литературных заслугах и гражданском облике Маяковского. Великим поэтам присуща вселенская масштабность охвата, даже когда речь идет о метафорах и образах внешне неприметных, потому что всеохватна их духовная структура. Однако поэзия Маяковского всеохватна в прямом – физическом, нравственном, структурном – смысле слова. Образ самого Маяковского вырастает до вселенских масштабов, и он, подобно сверхсказочному великану, играючи перебирает планеты и созвездия, зазывает в гости солнце и вполне в том же духе расстилает у ног любимой пустыню Сахару, уменьшившуюся до размеров щеки, пылающей от любви. Поэзия Маяковского, начиная с трепетнейших лирических строк и кончая вулканически бурными гражданскими и гражданственными стихами, – это нескончаемая цепь гигантских образов гигантской выразительности.

Мы воспринимаем Маяковского как человека-революцию, как революционный вихрь, воспринимаем в тех же вселенских масштабах. Он использует все возможности слова для создания реального духовного мира, который бы вместил поэтов многих и разных, и они действительно явились сегодня, и наиболее яркие из них по-прежнему русские поэты, прекрасные «пленники» Маяковского, Даже своими путевыми очерками и заметками влияет он на тех, кто берется за путевые очерки и заметки.

Для меня лично неизмеримо ценна беспредельная искренность поэзии Маяковского, которой буквально насыщены его стихи. Даже говоря о самых сокровенных вещах, он ничего и никого не приукрашивает. И если в пропагандистском экстазе ветшают в человеческих устах слова, он не может равнодушно пройти мимо, не может промолчать и при этом добавляет: «Дрянь пока что мало поредела. Дела много – только поспевай» – и много такого, для чего требуется и самоотверженность, и отвага.

Мне очень близок драматизм образа Маяковского (я принадлежу народу драматической судьбы, и никуда от этого не деться). Его огромный образ живет во мне, и можно представить, насколько ужасающа трагедия, когда сокрушается исполин.

г. Ереван

 

Николай ДМИТРИЕВ

В бурно меняющемся мире голос Маяковского звучит как голос нашего современника.

Чем же объяснить такую жизнеспособность его поэзии? С молодых лет, став страстным глашатаем революции, певцом самого справедливого строя в мире, Маяковский жил в предчувствии новых грандиозных классовых битв, которые должны охватить в конце концов всю планету. Как прихотливо ни меняется международная обстановка на планете, две главные противодействующие силы остаются: трудящиеся и эксплуататоры. Революция продолжается, и книги Маяковского во многом продолжают служить учебниками ее.

По-прежнему актуален опыт его борьбы с «внутренними врагами» – аполитичностью, бездуховностью, бюрократизмом, стяжательством. Маяковский умел выделять главные объекты для своей сатиры и главные объекты для своей любви. Отсюда – такая масштабность его творчества.

В современной поэзии живут традиции Маяковского, но не в той мере, в какой бы хотелось.

Один талантливый современный поэт, автор многих замечательных гражданственных стихотворений, поместил в очередной своей книге стихотворение, начинающееся такими строками: «Интеллигенция поет блатные песни. Поет она не песни Красной Пресни», а за несколько страниц до того утверждает следующее:

«Если ты не полудурок, то подобранный окурок замечательно хорош…» Это ли не полублатная речь? Это ее ли «корчащаяся», «безъязыкая» улица мечтает услышать как свое? Подобная «демократичность» не имеет ничего общего с демократичностью Маяковского.

Есть сейчас и поэты, клянущиеся ему в любви, но тщательно оберегающие свои творческие сферы от вторжения всяких социальных вопросов, политики, считая, что их дарование -другого рода. Это, конечно, ограниченность, которая родственна любой ограниченности. Большой поэт всегда откликается на самые больные вопросы времени, а не дрожит за свое амплуа.

Разве боялся Есенин, признанный уже певец полей, запачкаться в бакинской нефти?

Маяковский от души сказал в свое время товарищам-поэтам, да и нам, потомкам: «Все, что я сделал, все это ваше – рифмы, темы, дикция, бас!». Если воспринимать эти слова буквально, то подарок окажется не по силам. Передать поэтическую поступь самобытнейшего поэта и остаться в поэзии собой невозможно.

Дело, конечно, совсем не в рифмах и не в басе, а в умении встать вровень с эпохой, стараться писать о главном, не размениваясь на псевдолирическое нытье, на охи и вздохи.

Именно так я понимаю традицию Маяковского, стихи, поэмы и драмы которого, прочитанные еще в детстве, перечитываю вновь и вновь.

 

Олег ДМИТРИЕВ

Попытаюсь в своем размышлении объединить два вопроса.

Творчество Маяковского многообразно и многосторонне. Его диапазон – от интимной лирики до набатной гражданственности, от простоватого комизма лубка до очищающих высот трагедии – воистину потрясающ. Но, как каждый настоящий художник, – независимо от того, велик он или мал, несмотря на проникновения в глубины прошлого и дерзкие броски в будущее, – Маяковский был прежде всего певцом своего неповторимого времени: того небольшого в масштабах вечности числа дней и лет, которое вместила в свои рамки его жизнь.

А это время, сконцентрировавшее в себе так много огромных переломных, основополагающих событий, сейчас само стало историей. И конечно же, по прошествии полувека произведения и судьба поэта воспринимаются читателями иначе. То, что было для современников Маяковского их жизнью, их бытием, для новых поколений обернулось новой стороной. Стихотворения, поэмы, пьесы, очерки Маяковского стали историческими свидетельствами, формирующими яркое, единственно верное представление о Революции, о становлении первого в мире социалистического государства. Историзм творчества поэта-трибуна не просто еще одно свидетельство того, что великое Время рождает великую литературу. Читая и перечитывая Маяковского, мы не можем не сказать, что великое Время обрело новую жизнь в его произведениях, поскольку продолжается в наших днях и продолжится в «коммунистическом далеко» не только в объективной памяти исторических документов, но и в страстной интерпретации «агитатора, горлана-главаря».

Пусть в многотомном наследии поэта немало стихотворений сиюминутных, написанных на злобу дня, которые, не побоюсь сказать, будут далеки от восприятия сегодняшнего ценителя поэзии, находящегося в круге забот и треволнений нашего времени. Но все равно они остаются как часть уже далекой эпохи, как пример подлинного и безоговорочного служения поэта своей отчизне.

В этой связи я думаю, что современная поэзия в целом несколько поутратила стремление к живому, быстрому отклику на события, происходящие у нас в стране и в мире. А ведь поэты так же, как Владимир Владимирович, ежедневно открывают «с тихим шорохом глаза страниц», переносятся в горячие точки планеты посредством теле- и киноэкранов, сами много странствуют по свету. Хороша и похвальна ставка «на вечность», на желание высказаться не сразу, а все прикинув и взвесив. Но события в нашу эпоху с такой стремительностью сменяют друг друга, что невольным укором становятся те не самые замечательные строки Маяковского, которые «умирали, как рядовой», выполнив свое не слишком заметное, но столь необходимое предназначение!

Я сам далек от поэтики Маяковского, хотя в юности долго находился под влиянием его формальных приемов. С годами пришло иное понимание, иная любовь. Очень важно ценить и продолжать в своем творчестве не букву, а дух поэзии нашего замечательного предшественника. Этому учит пример Ярослава Смелякова, стихи которого, при всей внешней несхожести с творениями Маяковского, давали ему право считать себя продолжателем любимого поэта и в действительности являться таковым. Четкость, неразмытость понимания гражданской ответственности каждого писателя за свое слово, неотрешенность от жизни современников во всех ее проявлениях, активная творческая позиция – вот основное из завещанного Маяковским. И давайте, тревожась о некотором излишнем «олимпийском спокойствии» нашей современной поэзии, не забудем о том, что в лучших ее проявлениях традиции Маяковского ощутимы и сильны – даже у тех поэтов, которых за неброскую манеру письма некоторые критики зачислили в «тихие лирики».

И все же, мне думается, народу недостает в наши дни трибунности Маяковского, Но свято место пусто не бывает, и мы нередко читаем на страницах «Правды» мнения читателей – рабочих, крестьян, инженеров – о происходящем в мире. Значит, нужно и наше поэтическое слово. Подумаем об этом серьезно в дни юбилея Маяковского!

 

Карло КАЛАДЗЕ

С самого же начала своей творческой деятельности – в первых же своих стихах и выступлениях – Маяковский постоянно подчеркивал свое отличие от других писателей и поэтов – тех, которые «приняли революцию», которые «пришли в революцию». Он заявил во весь голос: «Моя революция»! Он был революционен по духу своему, по крови своей, революционен во всем – в жизни, в поэзии, в быту… Революция была для него родной стихией.

Маяковский был революционером в самом широком смысле этого слова. Вот почему не случайно, что именно он стал зачинателем новой, советской поэзии, стал поэтом нового типа – представителем масс, выразителем их идей, интересов, чаяний…

Были попытки переложить стихи Маяковского на музыку. По-моему, стихи Маяковского не для пения, они для ораторских выступлений – на площади, перед многотысячной аудиторией.

Эта особенность поэзии Маяковского ввела в заблуждение и его современников и потомков, которые в мощном голосе поэта почему-то слышали только оптимистические ноты. На самом же деле и личная жизнь Маяковского, и его творческая жизнь были глубоко драматичны и даже трагичны. Особенно хорошо это видно по его лирике…

Поэзия Маяковского как гражданина и поэта ярче всего выражена в его стихотворении о советском паспорте. Да, оно предельно декларативно, но ведь именно в этом его полное созвучие эпохе, в которой жил его автор.

Лично я с самого же начала своей творческой деятельности стоял на той же позиции. Для меня она – единственно приемлемая для поэта. Ведь только беспредельная любовь к родине, к родному народу делает наши произведения созвучными эпохе, то есть современными; именно она, эта любовь, в конечном счете позволяет нам чутко улавливать ритм жизни своего народа, ритм времени и в результате находить новые, нужные слова, новую форму…

Пожалуй, я первый среди советских поэтов посвятил Маяковскому стихи. Это было в 1926 году, когда он был в Тбилиси. Тогда я написал стихотворение «Разговор с Маяковским». Написал и прочел ему… Тогда я с ним и познакомился.

Я встречался с Маяковским и позже…

г.Тбилиси

 

Геннадий КАЛАШНИКОВ

1. Маяковский для меня – одно из наиболее полных воплощений поэзии, поэта, образец крупных, настоящих отношений со временем. Ответить на первый вопрос- все равно что ответить на вопрос, чего недостает нашей поэзии сейчас, что нужно ей от Маяковского сегодня.

Стихи Маяковского воспринимаются как документ, это уже как бы и не стихи в привычном понимании. Грань между поэтом и «лирическим героем» почти стерта. Слово – синоним дела, судьбы. Когда он говорит «за всех расплачусь, за всех расплачусь» – это не риторика, не декларация, не словесная находка. За этим почти физически ощущается абсолютная необходимость поступка, действия. Мне кажется, что сейчас поэты слишком многое передоверяют «лирическому герою», порой просто прячутся за него. Душевная чистота, подлинная нравственность позволяли Маяковскому выходить к людям без «лирического героя». Вот этой бесстрашной открытости, принципиальной незащищенности до сих пор не хватает поэзии. И здесь ей только расти и расти за Маяковским.

Уже одним этим поэзия Маяковского далеко впереди.

1. Владимир Маяковский, Полн. собр. соч. в 13-ти томах, т. 12, М., Гослитиздат, 1959, с. 84. Далее по всему номеру журнала ссылки на это издание даются в тексте: римской цифрой указан том, арабской – страница.[↩]