№6, 1977/Публикации. Воспоминания. Сообщения

Из переписки Евгения Шварца. Вступительная заметка, публикация и комментарии Евг. Биневича

Евгения Шварца с Леанидом Малюгиным и Александром Кроном свела война.

1 декабря 1941 года оголодавшего, истощенного Шварца чуть ли не силой вывезли из блокированного Ленинграда на Большую землю. Он выбрал Киров, потому что туда же была Эвакуирована его дочь Наташа. Общность беды и общность интересов быстро сблизила его с завлитом Большого драматического театра имени М; Горького Леонидом Малюгиным. Но после прорыва блокады, в феврале 43-го, театр вернулся в родной город. Сразу же с дороги Малюгин начинает писать Шварцу – 3 февраля из Галича, 7-го – из Заборья, 12-го – уже из Ленинграда. Так началась переписка.

Малюгин мечтал о постановке «Одной ночи» Шварца, предлагал студийцам для работы сцены из пьесы. О результатах сообщал автору.

В августе 44-го Шварцы вернулись в Ленинград. Надобность в переписке отпала.

Потом Малюгин переехал в Москву. Но телефон и частые поездки Шварца в столицу, а Малюгина в Ленинград также не способствовали переписке. Теперь они пишут друг другу только в тех случаях, когда не написать невозможно. Когда Малюгин посмотрел «Обыкновенное чудо» в Театре-студии киноактера, когда он получил первый однотомник друга или после просмотра «Дон Кихота»…

За время войны Ленинград стал родным городом и для А. Крона, служившего в то время на Балтийском флоте. В осажденном городе им была написана пьеса «Офицер флота». И после войны он часто и подолгу бывал в Ленинграде. В один из таких приездов познакомился с Евгением Шварцем. И сразу же отношения приняли дружеский характер. Потом, когда Евгений Львович приезжал по делам в Москву или Крон – в Ленинград, они непременно встречались. Однажды Шварц привез незаконченного «Медведя» и прочитал его Александру Александровичу, Об этой читке и упоминает Крон в письме, посвященном премьере «Обыкновенного чуда».

В последнем письме к Крону Шварц, в ответ на посылку пьесы «Второе дыхание», писал, что у него после пятимесячного пребывания в постели появилось второе дыхание. Но это, к сожалению, была лишь одна из его последних острот. Прошло чуть больше пяти месяцев – и Шварца не стало.

Переписка Шварца с Малюгиным и Кроном интересна прежде всего тем, что рассказывает о некоторых творческих замыслах и воплощениях Евгения Шварца. Непосредственный тон переписки раскрывает Шварца не только как литератора, но и человека.

Письма хранятся в архивах адресатов и ЦГАЛИ.

 

Л. А. МАЛЮГИН – Е. Л. ШВАРЦУ

Галич, 3 февраля [1943].

Дорогой Евгений Львович!

Сообщаю Вам, что мы медленно, но верно движемся к своему роковому и неизбежному концу.

Некоторые недавно еще близкие вещи звучат как воспоминание – картошка1, освещенные окна и т. п. И конечно, беседы с Вами, украшавшие жизнь.

Наша дорожная жизнь небогата приключениями. Никто особенно не напивается, никто особенно не хамит. Скука! Я так и знал, что без Бреславца2 жизнь будет унылой. Вчера, правда, несколько захмелевший Альтус3 сообщил мне, что он кому-то нахамил, но забыл и не знает, перед кем извиняться. Я сказал, что из-за этого стоит расстраиваться только в сильно пьяном виде.

Должен вам сказать, что Вятку мы вспоминаем мало, а если и вспоминаем, то не всегда добрыми словами. Вот город, который хочется поскорее забыть.

Чем ближе к Ленинграду, тем бодрее становится настроение. Вчера я заметил, как Жуков4 подвязывает к своей груди гранаты, – это он готовится броситься под вражеский танк в районе Синявино. Правда, за ночь он передумал и сегодня утром сказал мне, что не прочь от Буя повернуть налево. Удивительно непоследовательный художник!

Больше никаких новостей не имею.

Передавайте мой сердечный привет Екатерине Ивановне5. Если доведется есть картошку – вспоминайте меня. Если доведется пить водку, обратно вспоминайте меня. Вообще вспоминайте меня при каждом удобном случае. Вам-то все равно, а мне приятно <…>.

Ваш Леня.

 

Л. А. МАЛЮГИН – Е. Л. ШВАРЦУ

Ленинград, 16 февр. [1943].

Дорогие земляки! Наконец-то добрались руки до письма.

Слушайте все по порядку. Ехали мы недурно – только очень долго, прибыли в Ленинград 11 февраля. Запасы наши стали истощаться, и мы уже собирались бросить жребий – кого есть первым, По дороге получили возможность приобрести познавательный материал для постановки батальных сцен. Ладогу повидать так я не удалось. Достоинством нашего путешествия было то, что мы и наши декорации обошлись без перегрузки.

Ленинград встретил нас не очень гостеприимно, но в этом меньше всего виноваты ленинградцы. К месту расквартирования мы попали глубокой ночью – так что города по существу не видели. О городе писать Вам нет смысла – так как вы его знаете. Вы знаете – я даже его представлял примерно таким же, но все-таки видеть его очень больно. Он стал удивительно тихий, кажется даже, что и люди разговаривают вполголоса, и громкий смех кажется нелепостью. Но все же это очень волнительно ходить по ленинградским улицам, и приятно то, что город старается изо всех сил приобрести молодцеватый вид и старается облегчить жизнь своих жителей. Снег убирается почти молниеносно, тротуары посыпаны песком. В бане вам дают кусочек мыла и полотенце. Парикмахерские работают идеально. Хлеб можно получать в любой булочной, безо всякой очереди. Продукты выдаются аккуратно и в весьма высоких нормах. Существуют даже такие вещи, как продажа кипятку <…>. Вообще я полагаю, что в этом, прорвавшем блокаду, но еще осажденном городе мы сумеем поправиться.

Театр наш представляет собой нечто среднее между холодильником и фабрикой-кухней. Для того чтобы превратить этот холодный  дом в театр, потребуется еще много времени и сил. Открытие намечено на 6 марта, и если это осуществится, то это будет то самое чудо, которое иногда удается нашему патрону6. Наши разговоры о преждевременности, пожалуй, основательны. Но сейчас надо шагать вперед, ибо мосты позади сожжены. Положение у нас сложное и трудное. Работать очень трудно, а жаловаться нельзя, и далеко не все – коллеги, в частности, – относятся доброжелательно. Психологически это понятно. Единственным нашим оправданием может служить то, что мы приехали в тот момент, когда здесь еще не цветут розы. Они еще не цветут. И бывают дни, про которые даже самые испытанные ленинградцы говорят: сегодня серьезно. Вы это не рассказывайте иждивенцам, чтобы не расстраивались. <…> Только вчера собрался я проведать свое жилище, – понимаете, здесь это совсем не интересно7. Дом цел, чего не могу сказать о его соседе. Постучался в квартиру, никто не ответил, поискал управхоза и даже был доволен, что его не оказалось на месте.

Вчера был в Союзе. Пьесы Ваши8 еще не отвез, так как они в чемодане, а вещи мои валяются в театре в нераспакованном виде.

Письмо Ваше оставил для Кетлинской. Но она уже не секретарствует, а заправляет Лихарев. Представился ему. Он принял меня приветливо, заговорил сразу о карточке. Я ему рассказал о Вас и Ваших пьесах. Он сказал, что Вам надо возвращаться. Он сказал – Вы уехали правильно <…>, а некоторые неправильно <…>. Форсировать Ваш выезд сюда сейчас не буду. Но вообще обстоятельства могут измениться, и довольно быстро, и тогда я Вас сразу же выпишу. Думаю, что Вам забираться глубже нет никакого смысла. Поднатужьтесь и потерпите – теперь уже немного осталось…

Выходит «Костер», – там я не был, собственно, мне там и нечего делать… Был в «Ленинграде» – там Саянов и Леваневский. Обещал им написать. Был в «Звезде» – там Лесючевский и Мануйлов. Разговаривал с Мануйловым, – обещал им написать (что мне жалко, что ли, – обещать-то) и договорился в принципе о печатании Ваших пьес.

Сюда уже приезжали гастролеры – Флиер, Яхонтов, сбора не сделали, Завтра собираюсь сделать первую вылазку в театр – пойду смотреть «Сирано де Бержерака» к Пергаменту9. Бродянский10 уже не руководит агитвзводом.

У меня здесь оказались друзья-приятели, и это, конечно, скрашивает жизнь. Но все же чего-то не хватает. Видимо, разговорных сеансов с Евгением Львовичем. И пасьянсов с Екатериной Ивановной. Шутки в сторону, но без Вас худо. Я даже не подозревал, что так к Вам привязался. Вспоминайте меня, дорогие. И пишите.

Будьте здоровы!

Леня.

 

Е. Л. ШВАРЦ – Л. А. МАЛЮГИНУ

  1. 3. [1943].

Дорогой Леонид Антонович! Получил сразу два Ваших письма из Ленинграда от 12 и 16-го. И письма с дороги, и эти последние послания нас очень тронули, Нам показалось, что мы не так уж одиноки в нашем многолюдном общежитии. Не забывайте нас и дальше. Держите в курсе всех ленинградских дел. Умоляю!

Здесь все, как было. Очень хочется уехать. Весь февраль дули невероятные метели, Киров занесло снегом, деньги из Москвы не приходили, работа не клеилась. Сейчас стало полегче, 27 февраля Большинцов11 телеграфировал из Москвы, что деньги переведены еще 27 января. Я пошел на почту. Оказалось, что причитающаяся мне сумма лежит там с 1 февраля. Почему же меня не известили об этом? Почему целый месяц мы голодали почти, будучи людьми богатыми. Ответа я не получил. Но деньги выдали. И на этом спасибо. Они теперь тают. Это пока единственный признак весны у нас.

Поступил я завлитом в Кировский облдрамтеатр, который, очевидно в результате этого, делает полные сборы. Других причин я не могу найти. Работать там оказалось приятнее, чем я предполагал. Приехал новый худрук, Манский. Он много лет был худруком в Ярославле, потом ушел на войну, был ранен, демобилизован и направлен сюда. Он оказался человеком хорошим. Да и вся труппа – в общем, ничего себе.

Пока что я не жалею, что работаю у них. И когда артистка Снежная, поссорившись с кем-нибудь из иждивенцев, кричит в коридоре общежития: «Скончилось ваше царствие», – я не расстраиваюсь. Меня это не касается. Зарплаты мне положили шестьсот рублей.

Собираюсь съездить в Молотов, повидать людей, посмотреть на культурную жизнь. Я, как видите, завлит Вашей школы.

И все же – несмотря ни на что – я больше и больше склоняюсь к мысли о Ленинграде. Я не укладываюсь, но с нежностью поглядываю на чемоданы. Я ужасно боюсь, что когда можно будет ехать – сил-то вдруг не хватит. Впрочем, это мысли нервного происхождения.

Работа над «Голым королем» приостановилась12. Почему – не знаю. В общем, все идет понемножку.

  1. «Мы иногда устраивали в складчину пиры» (из письма Малюгина к публикатору от 1 июня 1967 года).[]
  2. В то время заведующий постановочной частью БДТ.[]
  3. Е. Г. Альтус – заслуженный артист РСФСР, актер БДТ, один из первых в этом театре исполнителей роли В. И, Ленина.[]
  4. А. М. Жуков – заслуженный артист республики, позже актер БДТ, перешедший в Театр комедии.[]
  5. Екатерина Ивановна – жена Шварца.[]
  6. Л. С. Рудник – заслуженный деятель искусств РСФСР, тогда художественный руководитель БДТ, сейчас художественный руководитель Театра-студии киноактера.[]
  7. »Живем пока в «Астории» (из письма Малюгина Шварцу от 12 февраля). []
  8. «Одна ночь» и «Далекий край».[]
  9. А. В. Пергамент – народный артист РСФСР, в те годы художественный руководитель Театра Балтфлота.[]
  10. Б. Л. Бродянский – критик и киносценарист.[]
  11. М. В. Большинцов – сценарист и режиссер, в то время – директор Сценарной студии при Комитете по кинематографии.[]
  12. Шварц, по-видимому, предлагал «Голого короля» Кировскому облдрамтеатру.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №6, 1977

Цитировать

Щварц, Е. Из переписки Евгения Шварца. Вступительная заметка, публикация и комментарии Евг. Биневича / Е. Щварц, Е. Биневич // Вопросы литературы. - 1977 - №6. - C. 217-232
Копировать