Из истории русской драматургии
А. Рубцов, Из истории русской драматургии конца XIX – начала XX века, Издательство Белорусского университета имени В. И. Ленина, Минск, 1960, 323 стр.
Развитие русской драматургии конца XIX – начала XX века, как и. всей литературы этой поры, было тесно связано с центральным политическим событием эпохи – революцией 1905 года. Драма, самой поэтической природой своей обращенная к общественным конфликтам оставила яркий след в художественном отражении разных этапов революции. Если высшей точкой драматургического искусства периода подготовки первой русской революции были пьесы Чехова, то наиболее полного художественного соответствия общественному настроению революционных лет достигла драматургия Горького.
А. Рубцов в своей книге оставляет в стороне эти наиболее доученные вершины драматургии конца XIX – начала XX века и обращается, так сказать, к ее склонам, к творчеству драматургов – современников Чехова и Горького. Из писателей, пьесы которых относятся в основном – к предреволюционным десятилетиям, А. Рубцов характеризует Вл. И. Немировича-Данченко, А. И. Сумбатова-Южина, Н. Г. Гарина-Михайловского. Специальные главы посвящены также Л; Н. Андрееву я А. С. Серафимовичу, первые драматургические произведения которых были созданы в разгар революции.
Наиболее удачна в книге глава о Леониде Андрееве. Она написана с пониманием сложности и противоречивости творчества этого писателя. А. Рубцов не пытается сглаживать угловатости яркого таланта Андреева, но я не поддается соблазну полного отрицания художника, идеологически во многом нам чуждого. Заставив читателя поверить в искренность революционного пафоса первой пьесы Андреева («К звездам», 1905), А. Рубцов в то же время обращает внимание на неясность ее философского содержания. Анализ богоборческой, полной неистребимой ненависти к буржуазному укладу жизни пьесы «Савва» также завершается характеристикой порочности философской позиции Андреева, пытавшегося художественное разрешение социальных конфликтов заменить пессимистическими рассуждениями и защитой анархического индивидуализма. Особенно остро выявляется идейная противоречивость драматургии Андреева в произведениях, написанных «в ночь после битвы», то есть в гиды реакции, наступившей после поражения революции 1905 года. Это в первую очередь пьеса «Жизнь человека», с ее вселенским масштабом изображения абстрактной человеческой личности, втиснутой в рамки жизни мещанской интеллигенции. В драме «Царь-Голод» сила сатирического изображения капиталистического мира подрывается «изнутри» пьесы реакционной идеей никчемности революционной борьбы. Под таким углом зрения, в тесной связи с идейными и художественными противоречиями драматурга, оцениваются в книге и пьесы, написанные Андреевым накануне империалистической войны и Октябрьской революции.
Но уже в этой главе проявляется основной недостаток книги А. Рубцова – узость историко-литературного горизонта. Правда, творческий дуть драматурга рассматривается здесь в связи с историей его принципиальных расхождений с Горшим. Однако в использовании автором пьес Горького для оценки произведений Андреева явно не хватает представления о самом Горьком как живом драматурге своей эпохи, которому также были свойственны поиски, раздумьями даже колебания. Ни повторяющиеся ссылки на увлечение Андреевым «достоевщиной», ни сожаление о влиянии на него «чахлых творений модернистов Запада» (например, Метерлияка) не могут рассматриваться как вполне научное объяснение историко-литературных корней драматургии Андреева. Что касается Достоевского, то сам же А. Рубцов на примере «Милых призраков» убеждается в том, что от Достоевского Андреев воспринял не только плохое…
Главы о Немировиче-Данченко и Сумбатове-Южине привлекают еримание уже тем, что посвящены драматургии двух выдающихся деятелей театра. Интерес демократической интеллигенции 90-х – начала 900-х годов к пьесам Немировича-Данченко и Сумбатова-Южина, незнакомым нынешнему зрителю, А. Рубцовым справедливо показан обоснованным и заслужённым. Но, к сожалению, в обеих главах некоторые серьезные обстоятельства остаются недосказанными автором.
В главе о Немировиче-Данченко А. Рубцов не видит принципиальной основы поражения драматурга в его последней пьесе «В мечтах» (1901). Как это ни странно, с рождением Художественного театра деятельность Немировича-Данченко как драматурга быстро иссякла. И дело не только в том, что режиссерская работа отвлекала его внимание. Еще до появления пьес Чехова Немировичу-Данченко, как известно, удалось нащупать возможности для максимального увеличения идейной нагрузки диалога – основы будущего чеховского подтекста. Но в годы, когда эстетика чеховской драмы вошла в жизнь Художественного театра, собственная попытка Немировича-Данченко писать по-чеховски – в пьесе «В мечтах» – привела к отходу от простоты и значительности, им же утверждаемой тогда в театре Чехова. Одной идейной слабостью пьесы, как делает А. Рубцов, это обстоятельство объяснить невозможно, – необходимо признать ту непреложную истину, что лучшими сторонами своего драматургического творчества Немирович-Данченко принадлежал к дочеховской поре русской драматургии (хотя это и была ее предчеховская пора). И если Немирович-Данченко был в области Драмы предшественником Чехова, то последователем Чехова ему стать не удалось.
Поэтому представляется – достойным особого внимания тот факт, что пьесы Немировича-Данченко, как и Сумбатова-Южина, прижились на сцене именно Малого театра, с его многолетними традициями – сценической характерности и бытовизма, высокого романтического пафоса, под знаком которого в значительной мере сначала сформировался актерский талант Южина, а затем родилась и драматургия Сумбатова. Между тем творчество обоих драматургов интересует А. Рубцова вне связи с эстетическими принципами Малого театра, а пьесы Сумбатова-Южина – и вне связи с характером его актерского дарования.
Глава о драматургии Гарина-Михайловского также была бы интереснее, если бы автор искал в «Орхидее» близости с прозой писателя. Герой этой пьесы, с его безвольной и почти опустошенной душой, более связан с героем известной тетралогии Гарина, чем с чеховскими героями. Влияние Чехова на Гарина представляется нам в этой главе преувеличенным.
Среди писателей конца XIX – начала XX века есть имя, которое до недавнего времени не вызывало специального интереса историков русской драматургии. Из шести пьес Серафимовича только одна – «Девушка за стеной» – шла в театре (и была снята с репертуара через месяц после первой постановки) и лишь две были напечатаны («Разбитый дом», первая пьеса писателя, и представляющая собой ее переделку «Девушка за стеной»). Собственно, только эти две пьесы, не отмеченные вниманием ни публики, ни критики, были известны исследователям творчества Серафимовича. А. Рубцов, дополнив введения об этих пьесах данными о других произведениях писателя, сохранившихся в его архиве ив основном лишь недавно опубликованных (инсценировки рассказов «На мельнице» и «Мишка-Упырь», пьеса-памфлет «Писатели, читатели и почитатели», фрагменты рукописи «Любовь студента»), выявил новую линию в творческом пути Серафимовича – драматургическую.
Тяга Серафимовича к театру успехом не увенчалась, а достижения его драматургического искусства условны. Но самая настойчивость в обращении к драматургии даже такого «насквозь» прозаического таланта, каким был Серафимович, весьма характерна для общего повышенного интереса к драматургии и театру в те годы.
Автор книги старается показать, что своими пьесами, как и остальными произведениями, Серафимович в годы первой русской революции и позже прочно стоял на позициях пролетариата, борющегося с буржуазией. Содержание пьес дает благодарный материал для такого вывода. Но не следует все же переоценивать действительного значения драматургии Серафимовича в годы ее создания (1906 – 1911). Он был скорее единомышленником, чем соратником Горького в этой области отчасти но цензурным причинам, отчасти » силу особенностей его творческого развития работа Серафимовича над пьесами была фактом скорее его писательской биографии, чем истории самой литературы.
Полезность книги А. Рубцова, посвященной одному из самых богатых, но малоизученных этапов развитая драматургии, не вызывает сомнений. Автор останавливается буквально на каждой пьесе Драматургов. Идейный смысл пьес вплетается в сеть общественно-политических вопросов эпохи, предшествующей революции 1905 года и следующей за ней. Пользуется А. Рубцов и другими материалами, углубляющими характеристику рассматриваемых пьес, – ранними вариантами, отзывами (критиков, театральными трактовками и т, д. Книга дает возможность почувствовать оригинальность драматурга не только в области содержания, но и в области формы – идет ли речь о Немировиче Данченко с характерной для него четкостью фабульного построения пьес, или о Сумбатове-Южине, предпочитавшем пьесы динамичные и полные страсти, или о Л. Андрееве – драматурге исключительного стилевого многообразия (вплоть до смешения разных стилей в одной пьесе).
И все-таки от книга, названной «Из истории русской драматургии», ждешь большего. Несмотря на значительное количество отдельных литературных реминисценций, ждешь более широкой историко-литературной основы; несмотря на единство внешнего построения глав, ждешь большего внутреннего единства, основанного на интересе к общим проблемам драматургии и театра.
Классификация драматургии конца XIX – начала XX века в предисловии к книге абстрактна и не совсем точна. Достаточно оказать, что из упрощенной схемы; критический реализм (Чехов и безымянные его собратья по обновлению театра), пролетарская литература (Горький и близкие к нему «знаньевны»), буржуазная литература (реакционные декаденты) – выпадает такое важное звено истории драматургии начала века, как деятельность Блока, разбуженная первой русской революцией (трилогия лирических драм).
Хотелось бы, чтобы в книгах на темы, подобные избранной А. Рубцовым, рядом с анализом индивидуальных путей писателей были очерчены общие контуры развития драматургии во всей закономерности и исторической оправданности. К этому обязывает специфика драматических жанров и их заметное место в литературе конца XIX – начала XX века.