Испытать различные подходы

Статья А. Соколова выгодно отличается от многих других статей, написанных на ту же тему: в ней о романтизме говорится «без романтизма», без теоретической темноты и словесных излишеств.

Может быть, действительно пора отказаться от поисков всеспасительных односложных формул романтизма и попытаться увидеть романтизм как исторически сложившуюся на рубеже XVIII – XIX веков систему творческих признаков. Как целое эта система невозродима, хотя элементы ее живут в последующих эпохах, в обстановке иных задач, иных споров.

Но как быть с уже добытыми истинами? После Горького принято делить романтизм на «пассивный» и «активный». Жуковский и Рылеев – это два романтизма. Но в каком смысле? А. Соколов предлагает понятия «течение» и «направление». Жуковский и Рылеев, по его мнению, принадлежат к разным течениям, а направление у них одно. В таком же смысле мы зачисляем по общему «ведомству романтизма» Шатобриана и Байрона. И все же остаются неясности. Сколько романтических методов: один или два? По логике А. Соколова, метод один, он основа направления. А затем говорится, что общие черты романтизма в течениях приобретают особенную «идеологическую окраску».

Что же кроется под этим словом «окраска»? Нерешенным в статье остается вопрос: метод – понятие идеологическое или «чисто» творческое, художественное (приемы, средства)? Аналогия с двумя культурами в каждой национальной культуре, думается, не все здесь решает. В. И. Ленин вкладывал в понятие «обеих» культур классовое содержание. Как, действительно, здесь избежать схоластического заколдованного круга и односторонностей вульгарной социологии и теории единого потока? Нам думается, надо уточнить идеологическую сущность метода, это, видимо, также целая система признаков, обнимающая и содержание, и форму произведений.

А. Соколов справедливо предлагает не распространять романтический метод на многие эпохи. Этот принцип творчества существовал в пределах определенного направления. Несостоятельны поиски романтизма у Еврипида, Петрарки и Расина. Здесь сарказм и ирония исследователя уместны.

А. Соколов полемизирует с Л. Тимофеевым, который еще недавно утверждал, что существуют «два основных, проходящих через всю историю литературы, художественных метода», – реализм и романтизм. Такое утверждение, действительно, следует признать ошибочным, хотя оно отличается от пресловутой теории реализма и антиреализма тем, что признает равные права за обоими методами. Однако А. Соколов не видит принципиальной разницы между ранней упрощенной трактовкой теории двух методов у Л. Тимофеева и теми новыми положениями, которые он выдвинул позднее. Между тем Л. Тимофеев предлагает различать понятия реалистического и романтического «типа творчества», проходящие через всю мировую литературу. Нам думается, есть разница между теорией двух методов и теорией двух типов творчества. Это не одно и то же. Первый тип творчества связан с «воспроизводящим началом в искусстве» (и он неудачно назван реалистическим), а второй с началом «пересоздающим» (который также неудачно назван романтическим). Здесь речь идет уже не о методах, а о чем-то более широком, что включает в себя все разнообразие методов, сложившихся конкретно-исторически. Это не игра словами, не все новый и новый камуфляж ошибочной теории «реализма и антиреализма». Если найти более удачные термины, сущность концепции Л. Тимофеева выступит яснее. У него такой мощный союзник, как Белинский.

Белинский, как известно, делил поэзию на два типа: на «реальную» и «идеальную». Его терминология точнее, она не сбивает. Мы узнаем, что сам романтизм лишь разновидность поэзии идеальной, у нее есть и другие многообразные формы.

Для краткости не будем приводить известное место из статьи Белинского «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835). Критик возвращался к своей концепции много раз в других своих статьях («Русская литература в 1843 году») и никогда не отказывался от нее¹. Да, поэт или пересоздает жизнь по собственному идеалу, или воспроизводит ее во всей ее наготе и истине. Наши литературоведы подробно исследовали учение о «реальной» поэзии в эстетике Белинского, а концепция «идеальной» поэзии оставалась в тени.

1. Исследователей вводил в заблуждение отрицательный отзыв о разграничении поэзии на «субъективную» и «объективную», заявленный в рецензии на роман Голдсмита «Векфилдский священник» («Современник», 1847, N 11), которая в течение ста лет ошибочно приписывалась Белинскому и входила в собрание его сочинений. Но эта рецензия, как установлено, принадлежит А. Д. Галахову и поэтому в советское Полное собрание сочинений Белинского, Изд. АН СССР, не вошла (см. т. XIII, стр. 266).[↩]