Хотим быть понятыми правильно

Публикация у нас главы из мемуарной книги Вениамина Александровича Каверина, скончавшегося прямо накануне выхода этого материала в свет, вызвала острые отклики, в том числе письма Т. Ивановой и А. Кочетова – с характерными упреками журналу. Подобные упреки нам, вероятно, еще придется услышать, оба письма дают повод для обсуждения в принципе вопроса о степени объективности мемуаров. В особенности тех, что касаются времени недавнего – недавно происходивших событий, недавно ушедших личностей. Иными словами, таких мемуаров, которые являются непосредственным продолжением едва утихшей, а то еще и не утихшей борьбы.

Глава о «Литературной Москве» не только была выбрана из книги и передана в редакцию самим Вениамином Александровичем, он даже еще успел получить и прочитать корректуру того номера, где воспоминания появились, но, увы, уже с траурной рамкой вокруг имени автора. Таким образом, в главе содержится то, что предназначалось для печати при жизни автора.

Мы получили материал от еще здравствовавшего старейшего нашего писателя, почти семьдесят лет отдавшего литературе. Самая пристрастность его мнений представляла интерес. Вениамин Каверин так думал о Всеволоде Иванове и Всеволоде Кочетове, и это факт, которому, весьма возможно, будут противопоставлены совершенно другие мнения, другие факты, и из многих мнений сложится картина нашей литературной обстановки определенного времени. Если напряженное противостояние взаимоисключающих взглядов смягчить, то реальная картина исказится.

Но нам могут сказать, что журнал не поместил другого мнения. Только потому, что у нас такового не было. А мы взяли себе за правило и будем его придерживаться: всякое суждение о литературе, о писателях, достойное общественного внимания, должно найти место на страницах «Вопросов литературы».

Нужны ли были комментарии с нашей стороны? Если бы материал являлся уже историческим, то, конечно, нужны, и мы дали бы комментарии с опорой на другие источники, другие мемуары, как это у нас и делается в каждой архивной публикации. Но в данном случае мы имели дело с тем, что едва успело и даже еще не успело стать историей, не обросло мемуарной и специально исследовательской литературой, не имеет библиографии.

О Вс. Кочетове мне, например, доводилось слышать мнения, противоположные каверинскому. «Жаль, что среди нас сейчас нет человека глубочайшей убежденности, писателя Всеволода Кочетова» – так еще при жизни Вс. Кочетова было сказано поэтом Сергеем Смирновым с трибуны писательского съезда, и, надо отметить, значительная часть зала встретила эти слова аплодисментами. И когда я читал главу из «Эпилога», то, представьте, узнал те же его свойства, только в другом освещении, иначе оцененные: что С.