Глубже в историю, ближе к современности

«Романтические традиции американской литературы XIX века и современность», М., «Наука», 1982, 352 с.

Сборник статей «Романтические традиции американской литературы XIX века и современность», выпущенный ИМЛИ, организован вокруг ключевых моментов, оказавшихся существенными и для литературного процесса наших дней. Открывающее книгу «Введение» Я. Засурского, в котором излагаются задачи авторского коллектива, само по себе представляет лапидарную «мини-историю» американского романтизма. Две первые статьи («Литература США XIX в.: основные тенденции развития» Т. Морозовой и «Американский романтизм: хронология, топография, метод» Ю. Ковалева) характеризуют явление в целом, в соотношении с другими фактами литературы прошлого и современной ему, с литературами Европы, устанавливают деление на периоды внутри романтизма. Романтизм оба автора рассматривают на широком фоне общественно-политической жизни Америки, как явление неоднозначное ни в синхронном, ни в диахроническом срезе. Т. Морозова, разграничивая периоды развития романтизма, справедливо полагает, что для американского романтизма деление на так называемый революционный и консервативный не представляется правомочным (жаль только, она не напоминает, что сомнения в плодотворности такого деления для европейского романтизма уже у нас неоднократно высказывались).

Продуктивно сопоставление романтизма с Просвещением – изучаемая модель американского варианта существенно отличается от европейской, ибо здесь явственнее проступает связь романтизма как течения антибуржуазного с демократическими основами, заложенными в Просвещении. Ю. Ковалев, безусловно, прав, утверждая, что изучение эстетической многосистемности романтизма и Просвещения – одна из первоочередных задач современной американистики. Аналогичное утверждение справедливо и относительно проблемы изучения романтического гуманизма в его соотношении с гуманизмом возрожденческим и гуманизмом критического реализма. Проблема эта только обозначена Ю. Ковалевым, но нити от нее тянутся к самым существенным явлениям XX века, к современной идеологической борьбе, борьбе за человека и человечность, за демократизм.

Интересна постановка вопроса о связи романтизма с общественным сознанием. Т. Морозова «отстаивает тезис о том, что романтизм возник как выражение национального сознания американцев, – тезис, широко принятый в американистике и не вызывающий сомнений. Спорным представляется утверждение, что ко времени возникновения американского романтизма в результате «победоносной Войны за независимость (1775 – 1783) приблизился к своему завершению длительный процесс формирования американской нации» (стр. 10). Думается, что борьба за создание национальной литературы, которая неразрывно связана с формированием и развитием американского романтизма, протекала параллельно со становлением национального единства и национального сознания, являясь одним из его существенных проявлений, ибо, будучи фактором общественного сознания, литература не фиксирует уже свершившееся, его конечный результат, но формируется вместе с ним, принимая тем самым весьма активное участие в процессе становления нации.

Ю. Ковалев подчеркивает нативизм как одну из существенных черт романтизма США. Конечно же, нативизм не укладывается в хронологические рамки романтизма – корни его уходят в глубь XVIII столетия, последние его «всплески» Ю. Ковалев связывает с творчеством Джека Лондона. Да и внутри романтизма тема нативизма претерпевает трансформацию – от освоения американских просторов, через описание и постижение огромного разнообразия жизненных укладов, к осмыслению такого феномена, как американец.

Естественно вписывается в книгу статья Г. Аникина, где предпринята попытка сопоставления американского романтизма с аналогичным явлением в «материнской» английской литературе. Опираясь в основном на переписку Карлейля и Эмерсона, двух романтиков, живших по разные стороны океана, Г. Аникин отмечает их сближения и расхождения в понимании чувства историзма, в решении проблемы личности, в постановке этических проблем, в отношении к природе, к творчеству, жанровое разнообразие их произведений, уделяет особое внимание проблемам формы романа.

Центральными в книге являются статьи о трех «китах» романтизма: Эмерсоне (Т. Морозова), Готорне (М. Коренева) и Мелвилле (А. Зверев). Каждая из этих статей не только очерк-портрет писателя, но и аналитическая работа, посвященная проблемам, наиболее важным и решающим (и наименее разработанным наукой) для американского романтизма, выпукло представленным именно в творчестве этих писателей и во многом определившим дальнейшее развитие американской литературы.

Проблема индивидуализма, анализируемая Т. Морозовой, принципиально важна, ибо она – суть, ядро понятия «американизм». «…Проблема индивидуализма, четко и ясно сформулированная Эмерсоном, представляет собой одну из центральных проблем американской жизни и одну из главных черт американского общественного сознания» (стр. 128). Т. Морозова исследует сущность эмерсоновского учения о личности, его исторические и социально-экономические корни в США и его место в системе взглядов американских романтиков. Признавая прогрессивность для своего времени индивидуализма как выделения демократической личности из системы феодальных связей, роста самосознания личности, Т. Морозова подчеркивает его демократический характер, одновременно отмечая неразрывную связь с буржуазным обществом. Справедливы ее слова о противоречивости доктрины Эмерсона, которая включает в себя «прекрасную гуманистическую веру в силы человека, его разум, волю, способности» (стр. 110) и одновременно отражает «закон капиталистической конкуренции с ее девизом «каждый за себя» (там же). Исследовательница поясняет свою мысль, обращаясь к наглядному сопоставлению: «Если мы вспомним, что горячими поклонниками Эмерсона были, с одной стороны, Толстой, а с другой – Ницше, нам станет ясно, какое острое, поистине взрывоопасное противоречие заключено в формуле «доверия к себе» (стр. 116 – 117). Добавим, что в полной мере «взрывоопасность» этого противоречия обнаружилась во второй половине XX века, когда движимое «американской мечтой», основанной на формуле «доверия к себе», американское общество стало все явственнее обнаруживать черты деградации.

Тот широкий контекст, в котором Т. Морозова рассматривает нравственный кодекс Эмерсона (а двойственность его не остается на уровне простого упоминания, сопоставление Толстой – Эмерсон, Эмерсон – Ницше развернуто довольно полно), помогает углубленному прочтению Эмерсона и способствует выявлению активного влияния его теории на дальнейшее развитие общественного сознания. Убедительно и объяснение нравственных аспектов философии Эмерсона комплексом общественно-политического развития США: и то время как для европейского крестьянства коллективистская психология еще сохраняла свое значение (либо в виде реального опыта на Востоке, либо в форме традиции на Западе), для американского фермерства ее роль сводилась к нулю, ибо жизнь здесь изначально строилась на личностной, индивидуальной основе. Отсюда – повышенная роль индивидуализма в американском обществе, хотя американский индивидуализм и носил, будучи «религией» мелкого фермерства, более демократический характер, нежели европейский. Это, справедливо констатирует Т. Морозова, способствовало тому, что в Америке «надолго сохранились иллюзии относительно возможностей буржуазной демократии» (стр. 136). Автор статьи показывает и отношение других писателей, современников и последователей Эмерсона, к одной из наиболее существенных в американской жизни проблем – проблеме индивидуализма.

Статья М. Кореневой «Романтическая поэтика Готорна» шире своего названия, ибо поэтика Готорна исследуется в ней как феномен эстетического преломления нравственно-философского содержания романтизма в его американском варианте. А это и есть один из важнейших его аспектов.

Прежде всего, М. Коренева восстанавливает историческую справедливость, доказывая ошибочность весьма распространенного взгляда на Готорна как на писателя, весьма далекого от проблем своего времени. Для этого она обращается к забытым свидетельствам его авторитетных современников (в частности, к статье Мелвилла), полемизирует с нынешними толкователями его творческого наследия. Автор статьи определяет те пути, по которым шел в своем творчестве Готорн, пытающийся осмыслить Америку середины века. Она отмечает сильное тяготение Готорна к описательности, хотя в его произведениях все-таки превалируют символика и аллегоричность, связанные с повествовательной традицией Просвещения. М. Коренева обращает внимание на неприятие Готорном не просто общества, но конкретного капиталистического общества эпохи его становления и укрепления. При этом Готорн считал такое общество неорганичным, нарушающим законы природы (что и сближает Готорна с Просвещением). Конфликт между человеком, его духовным миром и структурой общества, поклоняющегося богатству, по Готорну, – ведущий конфликт эпохи. Готорн переносит типичный романтический конфликт – конфликт героя с окружающей средой – на сферу сознания. Но для него это не бегство от действительности, но способ постижения ее, не правдоподобие, но правдивость в высшем, истинном понимании этого слова – та правдивость, рыцарем которой писатель и был всю свою сознательную жизнь и которую отстаивал в статьях, письмах, очерках.

В историю литературы США Готорн вошел как наиболее глубокий знаток пуританского сознания. М. Кореневой удалось показать, как проникновение в самую сущность пуританизма, определившего во многом духовный климат США на столетия, пронизало всю эстетическую систему писателя, стало ощутимым в его поэтике. И способом дистанцирования у писателя было не пространство, а время и. сложная система символики и метафорики, способствующая правдивости, воссозданию самой сути изображаемого. Большое место у Готорна отводится эмблеме, знаку, символу. Чрезвычайно интересны наблюдения автора статьи над поэтикой «Алой буквы». «В «Алой букве» – пишет М. Коренева, – он привел в движение самый механизм пуританского сознания. Для этого он воспользовался одной из наиболее специфических его черт – знаковостью и символикой, сделав их важнейшим компонентом художественной структуры романа… В романе складывается система, напоминающая сложнейшую систему отраженных зеркал, в которых предмет двоится, троится до бесконечности, с той лишь разницей, что каждый раз он возникает в новом символическом обличье. Разветвленная сеть эмблематических значений охватывает основное действие и круг главных персонажей романа, но далеко не ограничена ими… Столь адекватного воскрешения духа иной исторической эпохи посредством воссоздания самой системы ее мышления литература – и не только американская, но и европейская – еще не знала» (стр. 187 – 188).

Широкое сопоставление готорновской поэтики с европейским романтизмом позволяет М. Кореневой убедительно показать специфику американского писателя, отражающего в своих произведениях национальный самобытный характер и способ мышления. Особенно плодотворны сопоставления с Гюго, Вальтером Скоттом.

Органичным в данной статье представляется и широкое сравнение художественных методов Готорна и Джеймса, и не только потому, что Джеймс – автор первого монографического исследования о Готорне, но и потому, что это сравнение художественных проблем соотношения романтизма и реализма, актуальных и сегодня.

Статья А. Зверева «Герман Мелвилл и XX век», как видно из ее названия, непосредственно обращена к современности. Предмет исследования в ней – философская система Мелвилла, ее сущность, корни, ее соотносимость с романтизмом и последующими литературными методами – модернизмом и реализмом, с социально-политической картиной наших дней. Круг проблем, очерченных этой статьей, чрезвычайно широк. И хотя А. Зверев не первым в нашей науке обращается к ним, – приоритет здесь бесспорно принадлежит Ю. Ковалеву, о чем и пишет А. Зверев, – тем не менее, автор статьи находит свои интересные аспекты внутри этого круга проблем, и особенно – расширяя его «площадь» устремленностью в XX век, выделяя наименее исследованные и наиболее болезненные для буржуазного литературоведения темы – «Мелвилл и модернизм» и «Мелвилл и реализм». А. Зверев обстоятельно говорит о категории трагического и героического, о соотношении реальности и вымысла, о проблеме психологического отчуждения в романтизме, реализме и модернизме, о взаимоотношении человека и природы, конфликте личности и общества. Уже само перечисление затронутых в статье проблем доказывает серьезность и значительность проведенного А. Зверевым исследования.

Несколько иная по своей направленности статья А. Зверева «Эмили Дикинсон и проблемы позднего американского романтизма». Вообще надо отметить, что поэзии в рецензируемой книге повезло меньше, нежели прозе. Статьи о поэзии (а их всего в сборнике две: названная статья А. Зверева и статья О. Кириченко «Американская поэзия первой половины XIX века (от Брайента до По)») носят скорее информативный, нежели методологический характер. К сожалению, фактически совершенно выпали из поля зрения авторского коллектива многое определяющие в американской литературе XIX века личность и творчество Уолта Уитмена.

В заключающей книгу статье Т. Морозовой «Художественный мир Генри Джеймса» сделана попытка осветить моменты перехода от романтизма к реализму в творчестве этого сложного и мало у нас изученного писателя. Собственно, последнюю статью необходимо понимать как исследование конкретного самоценного переходного явления, а не как итоговую работу вообще о значении романтизма для развития американского реализма, ибо пафос всей книги – стремление представить романтизм не как таковой, но в его открытости в прошлое и будущее, как элемент в системе живого литературного процесса. И в этом в первую очередь ее значение.

г. Киев