Г. М. Р е б е л ь. Тургенев в русской культуре. М., СПб.: Нестор-История, 2018. 375с.

Из четырех главных классиков русской литературы второй половины XIX века Тургенев самый «заслоненный» остальными тремя — Толстым, Достоевским и Чеховым. Поэтому проверять и уточнять «местоположение» писателя в этом «групповом портрете» — задача важная и необходимая.

Книга Г. Ребель представляет собой серию очерков о Тургеневе (от литературоведческих до биографических), конечной целью которых является уточнение «точки схода» в перспективе исторического времени. Тургенев здесь фигура «ключевая, центральная» (с. 10) как в литературном плане (влиятельный художник и основоположник «романной меры», с. 7), так и в человеческом — друг, недруг, идейный соратник или противник, собеседник, оппонент, знаменитый и авторитетнейший современник…

Главная тема первой части — проблема идеологического романа у Тургенева и Достоевского. Вторая (более биографическая) — посвящена личным взаимоотношениям Тургенева, Достоевского и Толстого, а также влиянию Тургенева на Чехова.

Главы об особенностях романной формы Тургенева являются лучшими в книге. Автор, по сути споря с Бахтиным, говорит не о монологической заданности героев Тургенева, а об их разомкнутой объемности и неопределимости через идеологию. Это сближает Тургенева с Чеховым, для которого также идея всегда у́же ее носителя. В этой особенности поэтики Тургенева видится и различие с Гончаровым, с которым традиционно сопоставлялся Тургенев. Гончаров показывает тип и объясняет, «отчего он такой» (с. 112), а Тургенев являет «тайну лица» (с. 112).

Интересны рассуждения о различии романа и повести. По мнению Ребель, «Рудин» — это все же роман, а не «удлиненная повесть» (выражение самого Тургенева). Многомерность образа рассматривается как залог романного жанра. Романность сказывается в последней главе и в эпилоге, которые «выворачивают наизнанку первоначальную трактовку» (с. 98). Важное замечание: большая часть повестей Тургенева от первого лица (с. 91), а в романах — от третьего. Роману Тургенева присущи идеологическая направленность и полемичность, а «в повести не может быть сюжетно выраженного идеологического напряжения» (с. 100) — «»длить споры» невозможно в рамках малой формы, нужен нерегламентированный сюжетный простор» (с. 100). Развернутый диалогизм романа противостоит «центростремительной компактности» повести.

Ребель объединяет романы Тургенева и Достоевского «в одну типологическую нишу — идеологический роман» (с. 112), но говорит и о различиях — у первого «идеологический роман-как-жизнь» («самопроизвольно текущая жизнь», с. 138), а у второго — «идеологический роман-эксперимент» (с. 112), «однонаправленная воля экспериментатора и «ловца душ»» (с. 138). Сопоставляются в основном «Отцы и дети» и «Преступление и наказание».

Герой-идеолог оказывается всегда в центре повествования и у Тургенева, и у Достоевского, но спорным кажется суждение, что герои Достоевского «всецело заданы, предопределены своей идеей», а герои Тургенева «не исчерпываются ею» (с. 120).

Будто отвечая на встречный вопрос: