«Эрцинский лес» Леонида Мартынова: к генеалогии текста

I

Известное стихотворение, давшее название одноименному сборнику 1946 года, представляет несомненный интерес для историка литературы. Это счастливый повод поразмыслить не только о художественной самоценности текста, но и о том, в какой мере его публикация была гражданским поступком Мартынова. Воистину слова поэта суть дела поэта.

Начать с того, что стихотворение стало известно прежде всего омичам, не имело названия, а главное, появилось в сокращенном виде как первая часть триптиха «Глубокий тыл»¹. На фоне этнографических и военных, привязанных к текущему историческому моменту реалий голос лирического героя звучал странно, создавалось впечатление, что призывы, обращенные к современникам, лишь формально контаминируют со страной «Сибирь-Холодырь», и в частности с тыловым Омском, похожим на огромный снежный пустырь в окружении бесконечных заборов. Шла война, и никому не было дела до поэтических нюансов. В тематическом контексте всего патриотического цикла первая часть как бы выполняла функцию мажорной увертюры, не вызывая лишних вопросов.

Я не таил от вас

Месторожденья руд.

«Пусть ваш ласкают глаз

Рубин и изумруд,

И золотой топаз,

И матовый янтарь.

Все, что найдется тут, –

Для вас!»

Так пел я встарь.

Я звал вас много раз

Сюда, в Эрцинский лес,

Чьи корни до сердец,

Вершины до небес.

Я звал вас много раз

И на степной простор,

Где никогда не гас

Охотничий костер.

Я звал вас в пыльный рай

Необозримых стад

И в область птичьих стай,

И в заполярный сад.

Я звал вас в этот край

Делить все, чем богат!

Делить все, чем богат,

Я буду с вами рад!

Пейзаж «глубинки» военных лет во втором и третьем стихотворениях цикла не ограничивался приметами «морозного, косого, деревянного» Омска, но расширялся до громадных просторов всего Лукоморья:

Могучая Обь,

Золотой наш Иртыш,

Ангарские ясные воды!

И никто, конечно, не мог догадаться, что запев об Эрцинском лесе был наброском самостоятельной темы в творчестве поэта середины 40-х годов.

Ранней весной 1945-го в московском издательстве «Советский писатель» вышел сборник Мартынова «Лукоморье». На стр. 9 знакомый текст, но без какого-либо упоминания Эрцинского леса! Если первая строфа ё точности совпадала с началом из «Омской правды», то отсутствующий топос во второй существенно обессмысливал всю лирическую композицию. Выходило, что призыв лирического героя не сопровождался конкретным адресом: степной простор и охотничий костер легко найти в любой географической точке необъятного СССР.

Из следующей строфы оставалась лишь первая половина, та, в которой лирический герой зовет своих воображаемых собеседников «в пыльный рай необозримых стад», а строки

И в область птичьих стай,

И в заполярный сад –

исчезали после многоточия. Концовка стихотворения получалась скомканной. В какой именно край манил поэт, оставалось загадкой.

Спустя несколько месяцев «Литературная газета» (1945. 1 декабря) напечатала полную редакцию стихотворения под названием «Эрцинский лес». Эта публикация, за вычетом незначительных авторских корректив, легла в основу канонического, воспроизводимого во всех позднейших изданиях, текста.

В начале 1946 года в книжных магазинах Омска появился стихотворный сборник «Эрцинский лес», изданный Омгизом. Автор предусмотрительно объяснял читателям название, для многих экзотическое и непонятное## Омский журналист М. Бударин писал об «интригующем заголовке» новой книги Мартынова: Бударин М. На ложном пути // Сибирские огни. 1947. N 2. С.

1. Омская правда. 1945. 4 марта.[↩]