Два рассказа. Вступительная заметка и публикация Р. Соколовского

Эти два рассказа (правильнее, пожалуй, было бы назвать их не рассказами, а фельетонами) принадлежат к числу малоизвестных, забытых произведений писательницы.
Первый был напечатан в небольшой книжке библиотеки «Нового Сатирикона» в 1914 году. Заканчивался он словами: «И приидут ничевоки».
Это шутливое, фантастическое пророчество, представьте себе, сбылось.
Через семь лет, когда Тэффи уже жила в Париже, в Москве вышла книжка: «Ничевоки. Собачий ящик или труды творческого бюро ничевоков». Открывалась она «Декретом о ничевоках в поэзии». Не сбылось только одно пророчество Тэффи. Выдуманные ею «ничевоки», согласно провозглашенным ими принципам, не должны были ничего сочинять, а тем более печатать, – чтобы полностью оправдать свое название. Что касается реальных «ничевоков», появившихся на литературной арене семь лет спустя, то они все-таки сочинять что-то пытались – хотя бы вот декреты…
Второй рассказ – «Почвенный язык» (его тоже с полным основанием можно назвать фельетоном) – был напечатан в сборнике «Ничего подобного», увидевшем свет в’1915 году. Сюжет его в какой-то мере предвосхитил коллизию более позднего рассказа Л. Аверченко «Трагедия русского писателя». Там тоже извозчик и писатель-эмигрант, потерявший свои корни. И тоже оба – каждый по-своему – начинают коверкать родную речь.

НИЧЕВОКИ
Догорает солнце футуристов.
Интерес к ним погас до удивительности скоро.
Докатился до цирковой галерки и погас.
Еще недавно рассказывали мне, как один важный сановник, просматривая не понравившийся ему доклад, кричал на подвластных ему чиновников:
– Это что же, футуристы придумывали? Крученых сочинял? Теперь для сановников это уже vieux jeu. Ни один уважающий новые течения сановник не позволит себе обмолвиться таким вышедшим из моды словом, как «футурист», как ни одна уважающая себя щеголиха не наденет прошлогоднего цвета шляпу.
– Пусть дотрепывает прислуга.
Клоун Дуров назвал черного поросенка футуристом, и галерка громко заржала. Ложа и кресла молчали.
Раз дошло до «них», – значит, ушло от «нас». Прежде говорили, захлебываясь:
– Представьте себе, у них нечто вроде татуировки! Они носят желтые кофты и цветок за ухом, и галстук в петличке!
Теперь говорят спокойно, просто и скучно:
– Были, конечно, эти, с размалеванными рожами, И как им не надоест!
«Новый Сатирикон» прямо умоляет в почтовом ящике, чтобы ему не присылали больше ничего о футуристах. Уж очень надоели,
И все это так скоро!
«Так скоро, Боже мой!» – как поют теперь в романсе Чайковского.
Всего второй год существования.
«Не расцвел и отцвел в утре пасмурных дней».
Спектакли футуристов мне нравились, и что они кончились, – мне искренно жаль.
Ну, где мы теперь увидим, чтобы вышел господин в кофте на сцену и начал ругаться?
В старинных водевилях существовало обращение артистов к публике, когда они с куплетцами или в прозаической форме просили почтеннейшую публику не судить их строго и похлопать им немножко, потому что они старались от души.
Теперь вместо «почтеннейшей публики» говорят:
– Эй вы, дурачье! Плюю на вас. Тьфу!
– От дурака слышим! – весело гудит в ответ публика.
– Плевать нам на вас! – звонко раздается реплика со сцепы.
– Идите в сумасшедший дом! Эй, ты! Желтая кофта! Пошел скорей в сумасшедший дом!
– Сам иди! – отвечает артист.
И так свершается то, о чем так мечтали ревнители драматического искусства лет пять-шесть назад:
– Соборное действо.
– Уничтожение рампы.
Зрители говорят вместе с актерами. Общение самое тесное. Рампа уничтожена порхающим через нее туда и обратно соленым огурцом.
– Бездарности!