Чума… как много в этом звуке

Pro et contra

ЧУМА… КАК МНОГО В ЭТОМ ЗВУКЕ

Роман Алексея Иванова «Комьюнити» вызвал бурную, неоднозначную и даже возмущенную реакцию литературной критики. Между тем представляется, что это пример произведения, само содержание которого одновременно и предвосхищает, и объясняет появление таких откликов. Роман, в котором объективно сформулированы принципы, убедительно изложены причины и точно показаны механизмы становления критического дискурса, выразительные образчики которого можно лицезреть на страницах «Огонька», «Итогов», «Частного корреспондента», «Новой газеты», «Московских новостей»… И поскольку этот текст вообще вряд ли нуждается в апологии, рассмотрим его проблематику, образность и сюжетостроение прежде всего как самостоятельные объекты анализа и лишь затем — как предметы полемики с воображаемыми оппонентами.

Изгнание реальности

Одна из главных повествовательных особенностей романа — неразличимость подлинного и вымышленного, тождество объективного и субъективного, слияние реального и виртуального. Но это не мистификация действительности, а мистерия современности. Мистерия, совершаемая на наших глазах (оффлайн) и на экранах наших мониторов (онлайн) в информационном обществе потребления, которое собственно и есть главный персонаж «Комьюнити», а прочие «действующие лица» выполняют функции сюжетных двигателей и рупоров авторских идей.

Информация нынче становится такой же необходимой составляющей потребительской корзины, как хлеб или молоко. В романе этот тезис предъявлен возможностями смоделированного автором интернет-портала «ДиКСи» (DisCourSession) — «телекома третьей генерации», «орудия информационного потребления мира», который форматирует информацию в соответствии с индивидуальными запросами и предпочтениями пользователя. Действующий морфологический интернет-поиск (по форме слова) сменяется семантическим (по смыслу запроса). Homo телеком обеспечивает клиентов полным комплексом информационных услуг: поисковой суперсистемой («ДиКСи-поиск»), индивидуальным шопинг-каталогом («ДиКСи-маркет»), персональной лентой новостей («ДиКСи-ньюс»), личной интернет-газетой («ДиКСи-дайджест»), собственным радио («Радио ДиКСи»), социальной сетью («ДиКСи-нет») и персональным телеканалом («ДиКСи-TV»). Эти семь чудес возвещают грядущее наступление «информационного коммунизма» под лозунгом: «Информационная картина по вашему вкусу. Мир как гуляш».

«ДиКСи» не допускает к пользователю нежелательную информацию, незапрошенные сведения. Так декларированная свобода выбора оборачивается информационным изоляционизмом и ущербностью картины мира; так из общества информационного потребления незаметно «изгоняется реальный мир» — и возникает «зона свободы от реальности». В этом выморочном пространстве вспыхивает чума, активированная хакерским взломом информационной защиты протоколов «ДиКСи». Прорвавшись из толщи веков в современность сквозь ячейки глобальной Сети, древнейшая смертельная болезнь мутировала из биологической в ментальную: зараженных преследуют навязчивые идеи, иррациональные страхи, кошмарные видения. «Чума нас кушает, как первое, второе и десерт». На первое она решает отведать членов посвященного ей интернет-сообщества, созданного по тайному распоряжению Александра Гермеса, одного из основателей «ДиКСи» и по совместительству… Короля-Чумы.

«Сеть сама по себе аннулирует понятия «вне ее» и «внутри нее»» — эта ключевая идея «Комьюнити» развивает тезис Джарона Ланира, разработчика интернета и автора термина «виртуальная реальность». Устраняется полярность понятий, нивелируются противоположности, снимаются оппозиции — и устанавливаются всеобщая неразличимость, тотальное тождество. В одинаковых условиях и на равных правах сосуществуют явь и навь, люди и демоны, эмпирическое и эзотерическое. На этом основана вся сюжетная коллизия романа, объясняющая жизненные реалии через интернет-феномены и построенная на оригинальных авторских придумках, соединяющих древние легенды и новейшие технологии, архаику и постмодерн, архетипы и логотипы. Надпись на могильном кресте — интернет-ссылка для активации смертоносной компьютерной программы. Древнее магическое заклинание — защитный пароль к протоколам «ДиКСи». А сам создатель этого ресурса — повелитель страшной болезни. Трансформация чумы из биологической в ментальную и технологическую оказывается логически закономерной, мотивированной самим форматом действительности.

Эффект неразличимости достигается постоянной сменой повествовательных регистров и изобразительных планов. Яркий пример — сцена в кафе, где герои ведут непосредственный, «живой» диалог, параллельно обмениваясь СМС. При этом оба канала передачи информации оказываются абсолютно равноправными, а вся интрига заключается в дешифровке и интерпретации.

Человек не сознает себя рабом информационной цивилизации, не подозревает, что «под скорлупой благополучия укрывались демоны разрушения». Возникает парадоксальный эффект восприятия: отпевание в храме айтишника и соседство авангардиста и рэпера на старом чумном кладбище в начале повествования удивляют даже больше, чем в финале романа люди со «сменными» лицами в московском метро или мчащийся по шоссе «Форд» с незримым демоном за рулем. А безумная старуха на «девятке», чумные блохи в автомобиле, явление демона на клубном концерте, шествие клюворылых докторов по ночному кладбищу в центре столицы? Все это происходит «на самом деле» (в пространстве романа) или только мнится главному герою (существует в его восприятии)? Произведение с прозрачными, гибкими и подвижными рамками реального и ирреального по определению не дает ответа на подобный вопрос. Композиция романа — своеобразная лента Мёбиуса: топологически неориентируемая поверхность беспрепятственного и незаметного взаимоперехода подлинного в вымышленное, реального в виртуальное, «онлайна» в «оффлайн».

Двойственность мерцает и в завершающей сцене, оставляя тревожную неясность: это финал (нарративный итог, полное завершение происходящего) или же это антракт (смена декораций для продолжения действия)? Истинный, логически мотивированный финал — вовсе не гибель или спасение медиаменеджера «ДиКСи» Глеба Тяженко, а возникновение нового чумного сообщества. Концовка романа не знаменует и трагедию героя — это лишь сюжетная ссылка на возможную трагедию, такая же, как все прочие интернет-ссылки на сюжеты чумы в созданном Глебом комьюнити.

Та же неопределенность — в паре «человек / машина». Киборгизация упрощает восприятие и нивелирует разницу между органикой и механикой. «После миллениума нет человека, есть сумма ресурсов и технологий», — заявляет Гермес. Сисадмин Крохин воспринимает женщину «как компьютерную игрушку, где все технологии заработают, когда найдешь способ активировать». Глеб, читая посты в комьюнити, ловит себя на мысли, «что не воспринимает собеседников как людей». И, напротив, «к айфону относятся как к младенцу: если закричал — бросай все и немедленно отзывайся».

Само мышление тоже уподобляется технологии. «Человек — это его айфон», — отчеканивает Гермес и затем неоднократно вспоминает Глеб. Гаджеты претендуют на замещение человека, определяя его поведение и образ жизни. Нам все сложнее проходить описанный в «Комьюнити» тест Тьюринга1. В пространстве «изгнанной реальности» есть лишь иллюзия жизни, создаваемая информационным шумом. Здесь некого жалеть, некого звать и не о ком плакать. Здесь не рождаются и даже не умирают, потому что в цифровом формате смерть лишается онтологичности и означает «не конец человеческой жизни, а просто определенный этап в действии программы». Смену бытийного регистра, переход на другую сторону ленты Мебиуса. Демон в облике сидящего на цепи покойного создателя «ДиКСи», страшно улыбаясь, сообщает ошарашенному Глебу: «Не бойся, я умер — это я мертвый вот такой»…

Фантастика в «Комьюнити» — не жанр, а прием, позволяющий смоделировать пространство, в котором уже нет «онлайна» и «оффлайна». Подлинное и симулированное одинаково достоверно. Само повествование даже не фантастично, а фантасмагорично. Исходное значение этого слова (световые картины, получаемые при помощи оптических устройств) позволяет определить сюжет романа как фантасмагорию, смоделированную проекцией древнейших культурных практик в область новейших электронных технологий.

Media интермедия

Само комьюнити мыслится в романе не как частное сообщество блогеров, а как все современное общество; нынешний социум как он есть, во всех его мощи и немощи, многообразии и безобразии. Показана не локальная драма одной интернет-группы, а глобальная трагедия современности, пораженной саморазрушением. Отчетливо просматривается и наглядно иллюстрируется теснейшая взаимосвязь информационных процессов с экономическими: медиа органично сочетаются с потребительством. Идеал современного поколения — три «обновленных» К: «комьюнити, кредит, креатив».

Мировоззрение и взаимоотношения героев наглядно отражают одну из основных особенностей информационного consumer society — торжество формы над содержанием, эффекта над смыслом. Глеб воспринимает людей как ходячие бренды, «считывая» внешность как штрихкоды с товарных упаковок. Аналогично сконструирован его собственный портрет: «клубный пиджак Ketroy цвета «арабика», синяя водолазка Armani, темные джинсы Martin Custom, ботинки Tommy Hilfiger». Однако это не пресловутый продакт-плейсмент, с маниакальным упорством инкриминируемый Иванову псевдоэкспертами, но обнажение хода мысли героя и его восприятия действительности. Подобный прием воплощен, например, в «Терминаторе» (зритель видит мир изнутри робота, глазами мыслящей машины).

Другая выводимая из романа тенденция современности — самовыражение как главная потребность человека. В отличие от самореализации, «самовыражение так эгоистично, что ему нет дела до причины, нужен только повод». Самый популярный его формат — креатив, подменяющий подлинное творчество. На этом сыграл Король-Чума Гермес: зная базовый принцип поведения блогера («прикол — креатив»), он сперва водрузил на чужое надгробие фальшивый крест с надписью ABRACADABRA, тем самым соблазнив Глеба сфотографировать необычную могилу, а затем подучил сисадмина Крохина сделать «фотожабу» (коллаж), где могила демона оказалась бы открытой, а слово на кресте — написанным наоборот, то есть восстановленным. Демон сдвигает могильную плиту и выходит в мир… В ту же ловушку самовыражения попадаются участники созданного Глебом комьюнити. За соревнование в поисках экзотических историй о чуме их ждет жестокая расплата: чумные образы и сюжеты встраиваются в сознание, как программное обеспечение — в персональный компьютер. Ужасные видения становятся частью ментального «софта».

Еще одна выводимая из романа черта современности — отсутствие проблематизации бытия. Человек перестает воспринимать мир как вопрос, а свою жизнь как поиск ответа. Беспроблемность — следствие все той же тотальной неопределенности: не разграничиваются значимое и неважное, перепутаны первичное и вторичное. В какой-то момент внешне благополучный Глеб понимает: «Жизнь — подделка. Надел пальто, сел в машину, а ехать некуда». Беспроблемность делает весь мир глобальной подделкой — и в итоге для человека информационного consumer society остается лишь один по-настоящему волнующий вопрос: как сохранить свои потребительские позиции? Онтология вытесняется этологией: значимым становится лишь социальное действие, а не личностное осмысление всего происходящего.